Алексей Андреев
СТРАХ
----------------------------------------------------------------------------
Сб. НФ-35 - Москва, Знание, 1991, 240 с.
ISSN 0132-6783
OCR and spellcheck by Andy Kay, 23 December 2001
----------------------------------------------------------------------------
Его боялись все. При одном его имени люди вздрагивали, бледнели,
переходили на едва слышимый шепот и начинали испуганно крутить головой. Если
дул ветер, то все начинали вслушиваться, пытаясь распознать, не несет ли он
свист и дыхание чудовища. Когда появлялись тучи, люди пригибали головы и
исподлобья тревожно всматривались, не скрывается ли за одной из них
неведомый зверь. И каждый раз, когда наступали сумерки, все окна закрывались
тяжелыми досками, двери вгрызались зубастыми запорами в стены, гасился свет,
и испуганные тени сидели, покорно прижимаясь друг к другу. Они ждали.
И если в ночи раздавался тихий свист сменяющийся истошным криком, то все
вздрагивали и... облегченно вздыхали, отводя друг от друга глаза
А утром они насторожено косились из окон, дожидаясь, когда мимо провезут
наглухо заколоченный гроб, скрывающий внутри скрюченное тело. Говорили, что
рассудок человека не в состоянии вынести вида жертвы чудовища, поэтому
обряжать, класть ее в гроб и заколачивать крышку полагалось слепцам и
слабоумным, которые этим кормились и были довольны настолько, насколько
позволял им собственный страх. Лишь после этого родственники быстро
прощались с сырыми, шершавыми досками и, опасливо взявшись за края, поспешно
уносили гроб на кладбище. Все похороны в селении давно были малолюдными,
быстрыми и однообразными
Иногда свист раздавался днем, и тогда все бросали работу, стараясь
спрятаться, укрыться от страшного ока. Они кидались в дома, распластывались
на земле, залезали в пещеры, пытаясь стать меньше, незаметнее слиться с
окружающими предметами, пропасть на их фоне. И души их были полны ужаса, а
тела корчились в неподвижных, мучительных судорогах
Имя его произносилось редко, почти никогда, но мысли о нем отражались в
согнутых спинах, испуганно бегающих глазах, отпечатывались на настороженных
лицах. Мысли эти были мерилом всего, что происходило. Что бы люди ни видели,
что бы они ни чувствовали, что бы ни ощущали, первой всегда была мысль о
том, а не может ли это предвещать появление чудовища. Многие пытались это
появление как-то предсказать, найти какие-то приметы, но все было тщетно.
Оно появлялось внезапно, находило свою жертву и так же внезапно пропадало,
оставляя после себя изувеченный судорогами труп. Только по свисту было
догадаться о его приближении, но тогда спасаться было поздно. Да и
невоз. Никакие двери, пещеры, стены, запоры от чудовища спасти не могли
и все это знали. Все знали и о том, что единственным человеком, способным
заранее почувствовать приближение чудовища, была его жертва. Словно какая-то
нить протягивалась между ними, невидимая и нерасторжимая. Словно было нечто,
какая-то несмываемая печать, которая появлялась на жертве незадолго до
конца, какой-то запах или свет, не ощутимые для всех, кроме нее и чудовища.
Никто не знал, откуда эта уверенность появилась, потому что жертвы никогда
об этом не говорили, наоборот, они изо всех сил старались вести себя, как ни
в чем не бывало, до конца не веря в свои предчувствия, еще надеясь, что
пронесет, что все это просто почудилось со страху. Но руки их уже бросали
работу, глаза наполнялись болью, а ноги сами несли к дому в бессмысленной
надежде спрятаться, спастись. Только самые близкие что-то чувствовали, но
страх был сильнее их, и они не могли ничем помочь. Они выскакивали из дома и
бежали к соседям, на ходу лихорадочно придумывая какое-нибудь неотложное
дело. И, ежеминутно ожидая свиста и страшного крика, сидели там, поддерживая
пустой разговор. И когда крик раздавался, они так же, как и все остальные,
сначала облегченно вздыхали и лишь потом начинали стенать.
Так они и жили. Жили давно, почти с тех самых пор, как их далекие предки,
спасаясь от преследований, после страшной, тяжелой дороги через горы,
перевалы, предательские осыпи и ущелья, снежные бури и неистовые, все
смывающие в пропасть дожди; теряя людей, нехитрый скарб и животных, умирая
от лишений и болезней, вышли наконец в эту тихую долину. Сначала они не
поверили своим глазам, привыкшим к голым скалам и вдруг увидевшим зеленые
деревья, траву, прозрачные ручьи и озера с причудливыми, разноцветными
рыбами, непуганых зверей и низко летающих птиц. Им показалось, что это
очередной мираж, с которыми они уже столько сталкивались. И только потрогав
руками жирную, сочную землю напившись из ручья воды и погладив ласковый ворс
травы, они поверили. Поверили в то, что молитвы их услышаны, и вот она -
награда за стойкую веру. Вот она - их земля, их новая родина, которую ни с
кем не придется делить. Они поверили в возсть земного счастья и взялись
за работу. Начали строить пахать, сеять, собирать урожай, охотиться, в
общем, делать все то, по чему успели истосковаться за свой долгий,
неприкаянный путь. Все страшное было позади, а впереди мнилась долгая
счастливая жизнь. Но вместо этого пришла смерть, неожиданная и страшная.
Пришла и поселилась.
А начала она с того, чье имя произносилось с любовью и уважением, кто
воплотил в себе все лучшее, что было у них, - с вождя племени. Потом было
много смертей, но о них напоминал только страх и одинаковые холмики земли на
краю селения. Об этой же смерти помнили все, потому что она была первой и
самой невосполнимой. Чудовище знало, что оно делало. Заманив в западню и
убив вождя, оно лишило их воли, лишило смелости. Некому было подняться и
повести их за собой. Неважно куда - в бегство или в бой. Главное - повести.
Главное - встать впереди и указывать путь. Но вождь умер, и никто не смог
занять его место. И они смирились...
Каждый день они ждали смерти, и ожидание это было много хуже, чем сама
смерть. Потому что в нем не было жизни. В нем не было ничего, кроме терпения
и покорности. Кроме тоски, обреченности и страха. Черными волнами страх
сочился из каждого дома, затопляя улицы и выплескиваясь в долину. Липкими,
холодными лапами он сутулил спины взрослых и калечил детей. Даже самые
маленькие были молчаливы, необщительны и почти никогда не смеялись. Они еще
толком не умели бояться, зато родители боялись их. Прилетая к малышам,
чудовище почему-то их не убивало, но то, что оно с ними делало, было
страшнее смерти. Оно оставляло в живых телесную оболочку, наполняя ее чем-то
чужим - непостижимым и ужасным. После встречи с чудовищем дети становились
слишком оживленными, слишком веселыми и любопытными. Они словно все время
пытались в себе что-то скрыть. Скрыть свое подозрительное любопытство, свой
быстрый рост и не по годам просыпающийся ум. Скрыть какую-то огромную, злую
силу, которая ни на секунду их не покидала, делая свою черную работу, смысл
которой не был никому понятен, но присутствие ее ощущали все. Даже родители
этих детей не могли уже с ними жить и сбегали из собственного дома. Жизнь
становилась невыносимой, и в конце концов кто-нибудь не выдерживал...
Поэтому когда нарастающий свист оповещал о приближении чудовища, все
сжимались, прятались и начинали прислушиваться, не раздастся ли крик. И если
крика не было, то ужас их становился еще сильнее, потому что означать это
могло только одно - в селении вновь появился оборотень. И только когда свист
сменялся криком, страх их на время отступал, прятался. А на следующий день
он возвращался, и все начиналось вновь.
Так длилось долго. Сколько именно - не помнил никто. И наверное,
продолжалось бы вечно, если бы однажды со стороны гор не пришел человек. Он
появился оттуда же, откуда, по преданиям, когда-то спустились их предки.
Пришел неожиданно, по-хозяйски, будто все здесь давно принадлежало ему. Вид
его был странен и пугающ. Может быть, все депо было в лице, словно
высеченном неумелым каменотесом? Или в глазах - холодных и непреклонных? Или
в одежде - грубой и незнакомой, пропахшей звериным потом и запахом чужих
мест? А может, все дело было в железной палке, с которой он не расставался,
и которая изрыгала пламя, гром и могла убить? Неизвестно. Но силу его
почувствовали все, и никто не осмелился подойти к нему близко, когда он
внезапно появился в селении. Неторопливо, с грацией дикого зверя он ходил по
дворам, заглядывал в дома, принюхивался к готовящейся пище, смотрел с
вожделением на женщин и оценивающе на мужчин. Он ходил везде, и никто не мог
его остановить, потому что все слышали гром и видели пламя, вылетевшее из
его палки и убившее сурана парившего высоко в небе. Язык его был непонятен,
а жесты резки и повелительны. Он занял пустующий дом на краю селения и
заставил приносить себе пищу. Было видно, что он пока не собирается никуда
уходить. И тогда они решились. Они попытались ему объяснить...
* * *
...Я устал. Устал ждать. Секунды, минуты, часы, недели, месяцы, годы...
Сколько их прошло и сколько еще осталось. Однообразных, одинаковых. С вечной
тоской и вечной надеждой... Нет, вру! Нет никакой надежды. В этом-то все и
дело. С надеждой было бы проще. А так... Пусто. Каждый день одно и то же
Утро... Какое здесь красивое утро! Как оно всем нравилось! По утрам строили
планы. Мечтали... Нет, мечтали по вечерам. А утром были планы. Прекрасные
планы. Планы-сюрпризы, планы-подарки. Планы, где было возвращение... Нет, не
могу! Больно. Проклятая память! Вместо того чтобы забыть об этом, засунуть
куда-нибудь в дальний угол, она все время выпячивает. Как бур-то издевается.
Неужели ей так легче?..
М-да, глупо. Думаю о собственной памяти как о живом существе. Скоро я так
все свои органы наделю самостоятельностью и начну с ними общаться. Наверное,
это тоже защита. Неосознаваемая, но действенная. Впрочем, нет. Не очень. Ей
не дает развернуться он. Разум. Странно, и чего мы в него так уперлись?
Развитие разума, поиски разума. "Разум - предмет гордости всякого разумного"
Интересно, я это где-то вычитал или придумал сам? Не помню. Вот так всегда.
О чем надо - не помню, а что не надо - все время лезет в голову. Да и знаю
ли я, что мне надо? То есть знаю, конечно. Но этого не вспомнишь. Это либо
есть, либо нет. У меня нет. И не предвидится. Просто не будет. Будут только
горы, пещера, долина и разум. Тот самый разум, который мы так долго искали и
которому, оказывается еще так далеко до разумности, И все! Весь куцый мирок
последнего синтянина на этой роскошной планете. А планета действительно
чудесная. Ласковая, тихая и с характером. Мечта, а не планета. Как мы ей
обрадовались. Восторгались. Потом увидели в первый раз людей, и было что-то
невообразимое. Ликование, это мягко сказано. Впервые за столько лет удалось
обнаружить носителей разума. Еще робкого, еще пробивающегося сквозь
звериное, но разума. Мысли. Той самой мысли, которую мы так устали носить в
одиночестве... В одиночестве. Смешно. И тогда мы чувствовали себя в
одиночестве, и теперь я в одиночестве. Одно и то же слово, а какая большая
разница. Теперь все наши бесконечные разговоры об одиночестве кажутся
кощунством. Ведь нас же было много! И нас ждала Синта! А сейчас... Ни
друзей, ни Синты. Раньше мне еще удавалось отыскать ее на здешнем небе, а
сейчас я и этого не могу. Забыл... Навсегда... Слово-то какое противное.
Словно вышел, дверь за собой закрыл, и все. Больше никогда не откроешь. А за
дверью этой осталось все - работа, семья, друзья, родина... Все! И сам ты
там тоже остался, потому как без всего этого, что ты можешь из себя
представлять? Так, физическое тело. Организм, нуждающийся во сне, тепле и
пище... Какая все-таки злая шутка - это бессмертие. Как оно нелепо выглядит
здесь - на этом пятачке, ограниченном непроходимыми горами. Непереходимыми и
неперелетаемыми. По крайней мере, на оставшемся у меня глетчере, которого
тоже скоро не будет, потому что энергии в нем с каждым полетом все меньше и
меньше. И что тогда у меня останется? Пищевой синтезатор, излучатель,
лечебник и все...
Если бы было знать все наперед. Как бы я тогда хотел полететь
вместе со всеми. И вместе со всеми размазаться по поверхности этой планеты.
Мгновенная боль, которую даже не успеешь почувствовать, и конец...
Надо было сразу... Ведь была же мысль. Направить излучатель и нажать
кнопку. Только сначала отсоединить биопредохранитель. Совсем просто. Но не
смог. Не сумел. Просто не посмел переступить через основной закон Синты -
уважения к жизни. Неважно чьей - своей, чужой. Не я ее давал, не мне ею и
распоряжаться. Когда это говорят с детства, постепенно привыкаешь, и
соблюдение становится таким же безусловным, как и дыхание. И нарушить уже не
удается. Как бы ни хотелось... А теперь поздно. Теперь я не имею права.
Теперь от меня зависят еще и чужие жизни. Чужие, боящиеся меня жизни,
которым я помогаю и которым мне еще ни разу не удалось помочь...
А как я им в первый момент обрадовался. Уже распрощавшись с надеждой
увидеть кого-нибудь, кроме диких зверей, вдруг однажды увидел их. Как они
умудрились перебраться через горы - до сих пор не пойму. Мне это так и не
удалось. Хотя, наверное, я не очень-то и старался. А они старались. И
смогли. Слабые, беспомощные, изможденные - спустились с гор и заняли долину.
Это был такой подарок судьбы, что я сначала не поверил. Пришел к ним ночью и
ходил, ходил, прислушиваясь к тяжелому дыханию спящих, к кашлю, хрипам,
доносящимся из их надорванных легких, к запахам давно немытых тел... Больше
я уже ни разу не смог этого повторить, боясь, что кто-нибудь проснется и
испугается. Теперь-то я понимаю, что все делал не так. Наверное, надо было
появиться перед ними сразу. Может, тогда бы все пошло по-другому. Конечно,
сначала бы они испугались, но потом, думаю, примирились и привыкли. Но я
тогда так боялся их спугнуть, боялся, что они снимутся и уйдут обратно. Да
уже и это было большим счастьем - видеть их, наблюдать за их жизнью,
радоваться их маленьким победам и огорчаться неудачам. И думать, как
сделать, чтобы я им стал необходим. Чтобы они мне поверили...
Мечты, мечты... Тогда я много мечтал. Уже почти разучившись это делать,
вдруг снова почувствовал в себе столько сил, что, казалось, мог все. Мечтал
о том, как буду жить с ними вместе, помогать, лечить от болезней, учить и
постепенно передавать им все свои знания, знания планеты Синты. Это было бы
лучшим памятником погибшим. Это могло бы хоть как-то оправдать, нет, не
оправдать, а сделать менее нелепой их смерть... А главное, это наполнило бы
смыслом мое существование здесь! Но все получилось иначе. Пока я мечтал и
придумывал различные планы, пока я надеялся, решался и отступал, уговаривая
себя не торопиться, прошло несколько лет. Доя них, живущих совсем чуть-чуть,
даже достаточно много лет. А для меня они пролетели незаметно. Ведь я жил
вместе с ними. Пусть невидимый, пусть пока еще никому не знакомый, но уже не
один. Я видел, как они строили свои дома, ходили на охоту, разводили
животных и сажали растения. Я видел, как рождались их дети, и вместе со
всеми радовался их здоровью. Я даже выучил их язык, что было совсем не
сложно. Я их всех знал по именам и мог узнавать в лицо. Я радовался их
трудолюбию и гордости, я видел, как с них постепенно спадает шелуха
забитости и страха, как веселеют их лица, как распрямляются спины и
наполняются счастьем глаза...
А потом все кончилось. Их посетила смерть. И коснулась она самого
смелого, самого лучшего из них. Того, кто провел через горы и поселил здесь.
Всякая смерть нелепа, но иногда она принимает такие обличья, что кажется
нелепее стократ. Эта смерть приняла обличье падающего дерева. Старого,
сухого дерева, стоявшего много лет и упавшего именно тогда, когда он
проходил рядом. Когда его вытащили, он был еще жив. И мог бы жить долго,
если бы я успел. Но я не успел. Когда я прилетел и приземлился рядом,
распугав всех, уже было поздно. Было поздно, когда я еще только подлетал, и
я знал это, но не прилететь не мог. И не потому, что надеялся, хотя и это
тоже было, а потому, что всякая боль требует действий, как бы бесплодны они
ни были. Она требует помощи. И не оказать эту помощь - самое страшное
преступление по законам Синты. Преступление, которое я никогда не смогу
совершить, хотя и знаю, что моя помощь никому не нужна. Даже наоборот. Этой
помощи все боятся, а меня ненавидят. С тех самых пор. Теперь они думают, что
их убиваю я, а не старость, раны и болезни. Теперь здесь все пропиталось
ненавистью. Я ее чувствую везде, в каждом камне, дереве, в каждом человеке.
Ненависть и страх, страх и ненависть...
Ну почему на этой планете все так устроено! Почему добро здесь
оборачивается злом? Добро начинает убивать! Какое-то безумие, творимое с
моей помощью и при моем участии! Разве это мало - потерять друзей, дом,
потерять все? Неужели этого мало? Зачем надо еще поместить сюда, в этот
огороженный скалами склеп, наполненный сгорбленными подобиями разумных,
наполовину убитых собственным страхом и убивающим ради него других?! А они
убивают. Я это знаю. Они убили всех вылеченных мною детей, потому что
боялись их, еще толком не познавших страх, боялись их странности, боялись
того, что они остались живы после встречи со мной. Эти дети нарушали их
чудовищную картину мира, где все перевернуто, все поменялось местами, все
обезображено невежеством. Они убивали их только за то, что их не убил я! Они
переносили на них свой страх передо мной и, не в силах уничтожить меня,
уничтожали их, уничтожали то, что я для них сделал. Уничтожали мои руки,
которые я пытался к ним протянуть...
Иногда мне кажется, что я их тоже начинаю ненавидеть. За их забитость,
покорность. За их страх... И бояться. Ведь это же так просто - поверить в
лучшее, а не в худшее. Понять простое, вместо того чтобы громоздить
сложности - одну ужаснее другой. А они не могут. Они все переворачивают так,
чтобы им же было хуже. Отказываются от счастья ради несчастья, от ума ради
глупости, от жизни ради смерти. Зачем им это надо?! И неужели они все такие?
Неужели и там, за горами, и на других материках они все поступают так же?
Ведь это страшно! Именно это страшнее всего - шарахаться от всего доброго
только ради того, чтобы сохранить свой взгляд на мир как скопище зла... Нет,
наверное, я не прав. Несправедлив. Просто это случайность. Страшная, нелепая
случайность. Я же помню их довольными и счастливыми. И не их вина в том, что
это кончилось. И не моя. Вот только чья же тогда?..
Нет, не могу. Каждый день думать об одном и том же, зная, что выхода нет.
Заранее знать, что ничего придумать невоз, и все равно думать, думать,
думать... Неужели это никогда не кончится? У них же есть луки и копья. Так
что им мешает на меня напасть? Сопротивляться я бы не стал.
Вот, опять. Опять кто-то у них заболел. Как мне иногда хочется
расколотить этот лечебник. И зачем я когда-то настроил его на людей? Если бы
я знал, к чему это приведет...
Надо лететь. Может, тем мы и отличаемся от животных, что не умеем сидеть
сложа руки, если кому-то другому плохо. Даже если заранее известно, что
ничем помочь нельзя. Что будет еще хуже... Но чем же тогда отличаются от
животных они? Нехорошо! Нехорошо так думать... И зачем только нас приучили
не проходить мимо чужой боли! Как тогда все было бы проще. Но... нельзя. Не
умею. И как научиться - не знаю. Да и ли этому научиться? Нет, в это
только превратиться. И стать настоящим чудовищем. А я не чудовище.
Пока не чудовище. И единственное, что еще в моих силах, - не становиться им.
Оставаться хотя бы мнимым. Хотя им от этого и не легче... Да, жалкая роль,
но остальные уже разобраны. Остается быть последовательным
хоть в этой...
* * *
Ну что же ты медлишь? Ну, выходи! Сколько ждать!? Спокойно, Филл,
спокойно. Неужели ты трусишь? А? Ты, сваливший Бешеного Ли? Подстреливший в
чистом поле братьев Гуспов? Нет, ты пошутил. Только ты мог так пошутить.
Если бы так пошутил кто-нибудь другой, он бы давно уже валялся с пробитой
башкой. А так ты знаешь, что сам в себя палить не будешь. Вот и пошутил...
Хотя есть чего испугаться. Теперь я понимаю этих туземцев. Сначала думал,
что врут, что все им почудилось; ну есть какой-нибудь зверь, но сколько я их
уже уложил из своей пушки. Не сосчитать. И ни одного промаха. А пуля - она
любого зверя остановит. Главное, вовремя ее послать. И поточнее. А остальное
ерунда. В крайнем случае, добавить вторую. Так что все нормально. Все
путем. Пусть только выйдет из этого... черт его знает, что это такое.
Никогда не видел. Не мудрено, что они так дрейфят... Ну ничего. Тем лучше.
Больше будут меня уважать... Конечно, и так бы уважали. Куда им. Одни луки,
да и те поднять боятся. Но теперь они будут уважать еще больше. Так бы их
пришлось пугануть. А я этого не люблю. Стрелять без дела при моей-то
квалификации и припасах... Несерьезно. А так я еще и благодетелем стану. Да
что там благодетелем - они молиться на меня будут... Ха! Бог Филл! Умора.
Сказать бы ребятам - не поверили. А ведь так оно и будет. Они этого урода
так боятся, что на руках меня носить станут, если я их от него избавлю. Они
меня всю жизнь кормить и поить будут. И баб давать, какую захочу. А бабы
здесь ничего. Заморенные какие-то, но ничего. Хотя заморенные у них здесь
все. Мужики тоже. Ходят, как пришибленные, и под нос себе говорят на
какой-то тарабарщине. Многих туземцев видел, но с такими еще не встречался,
На здешних они совсем не похожи. Хотя мне-то один хрен. Язык я их учить все
равно не буду, еще чего - мозги ломать, пусть сами меня понимать учатся... И
вообще, на все, что у них тут было, мне плевать, у них теперь новая жизнь
начнется - для меня. Только бы вот эту образину шлепнуть, и все. И спокойная
старость у меня в кармане. Да такая, что никому и не снилась. Любое мое
желание выполнять будут. И пискнуть не посмеют. Бояться будут. Уважать.
Любить...
Нет, не зря я сюда пробирался. Ох не зря. Правда, другого выхода у меня
просто не было. Чертов шериф всех в округе на ноги поднял. А за что
спрашивается? Я ведь того малохольного предупреждал - заткни глотку и уйди с
дороги. А он не послушался. Сам виноват. Такие вещи надо понимать с первого
слова. Если, конечно, жизнь дорога. А коли не научился - дело твое. Вот он
свою порцию и получил. И потом он тоже за пушку схватился. Все видели. А что
я раньше выхватил - так на то и опыт. Про это кое-где им многое могли бы
рассказать. Только афишировать это особого резона у меня не было. Хотя
теперь наверняка знают. За мной объявления по пятам шли. Но на несколько
дней я мог рассчитывать. Отсидеться, передохнуть. Так нет же, молокосос этот
подвернулся. Сначала с оружием научился бы обращаться, а потом уж вякал. Так
что шериф погорячился. Тогда все честно было. Я со спины не бью. А уж когда
бью, то калек не оставляю. И мало ли какие он там обещания давал. "Ни одного
убийства, ни одного убийства..." Да где такое было? Где он такое видел?
Чтобы в наших краях да ни одного убийства? Чушь собачья! Так нет, устроил
травлю по всей округе. Со всех сторон обкладывал. Ну и получил свое. Нашел с
кем связываться. Он что же, думал, я ему сдаваться буду? Мне веревка на шее
ни к чему...
Ну а после шерифа мне все пути были отрезаны. Везде ждали. Только горы и
оставались. Если бы не погоня, я бы сюда хрен сунулся. Смертельный номер. До
сих пор, как вспомню, жуть берет. Как я вообще там не гробанулся, непонятно.
На чистом везении вылез. Немудрено, что у них до меня никого не было. И не
будет. Уж об этом я позабочусь. Пещерку ту, через которую чудом выбрался,
завалю как следует. Мне здесь компаньоны ни к чему...
Дьявол! Все это хорошо, но вот что дальше делать? Долго оно ждать,
интересно, собирается? Может, это яйцо и есть само чудовища? Или как там они
его называют?.. Да нет, непохожа. Что-то там внутри двигается. Шевелится
что-то. Хоть бы знать, как оно выглядит. Эти, похоже, сами его никогда не
видели. Как прилетало, так они сразу и прятались...
Может пальнуть по яйцу? Проверить на крепость?.. Нет, рано, Спугну.
Нельзя в таких делах торопиться. Вредно. Здоровье пострадать может. Яйцо,
судя по всему, крепенькое. Небось что-то вроде брони. Или доспехов. Были
такие, говорят, в древности. У рыцарей каких-то. Клаф что-то рассказывал. Он
разные книжки читать любил, вот потом и заливал. Интересно. Хотя и вранье,
конечно... Но палить мы подождем. Оно небось сидит сейчас там внутри и
думает, как бы меня слопать. А заодно и того доходягу, что сзади орет, на
нервы действует. Чувствует он этого дракона, что ли? Хрен поймешь.
А не трусит ли оно? Ха! Привыкло, что все по щелям прячутся, а тут вышел
кто-то и стоит. Вот и испугалось. А? Похоже...
Ничего, жрать захочет - вылезет. Я терпеливый, подожду. Ради такого куша
подождать . Не гордый. Надо было, конечно, засаду устроить, но кто ж
знал, что все это правда. Думал, врут. На охоту хотел идти - искать его.
Проверить. А оно само пожаловало. Да так неожиданно, что и опомниться не
успел. Старею. В самый раз на покой...
А эти... Трясутся сейчас, недомерки. Как они еще решились мне про это
чудище рассказать? Тьфу, показать. Тарабарщину их хрен поймешь. А знаками,
ничего, догадался. Правда, такого не ожидал. Но это мелочи, с этим мы
сладим. Пуле, ей все равно - что медведь, что человек, что бизон, что другой
кто-нибудь. Она в любом дырку делает. С моей помощью, конечно. А уж я ей
помогу. У меня рука не дрогнет. Раньше еще могла, уж очень все это
неожиданно вышло, а теперь нет. Теперь я ко всему готов. Что бы там ни
вылезло, главное, курок вовремя спустить. Нажать пальчиком, и все. Не глядя.
Рассматривать будем потом. Ради интереса. И для пользы. На трофеи смотреть -
дело полезное. Это я давно усвоил. Надо только, чтобы он был. А уж там на
него и посмотреть . Чтобы потом легче было. Опыт - великое дело. Кто
знает, может, эта нечисть и не одна? Может, их целое семейство?..
Это я хорошо подумал. Вовремя. А то уставился на это яйцо, а вокруг не
смотрю. Азы забываю. От дома отошел... Ну ничего. Это мы сейчас.
Осторожненько... аккуратно... вот так... Вроде бы ничего и не происходит.
Вроде бы я на месте стою. А на самом деле... А, черт! Мне еще упасть не
хватало. Был бы на его месте любой сосунок с пукалкой, давно бы меня
подстрелил. И правильно сделал. Это ж надо, не посмотреть, что за спиной.
Тыл себе не прикрыть. Хорош, нечего сказать. А теперь давай, топай на ощупь
и моли бога, чтобы сзади никакой ямы не было... Так... так... Ф-ф-ууу.
Кажись, пронесло. Вот она стеночка родная, вот долгожданная. Холодненькая,
крепенькая... Другое дело. Теперь мне хоть папу родного покажи, я сначала на
курок нажму, в уж потом думать буду, как он здесь очутился и на кой черт из
могилы вылез. Теперь со мной шутить нельзя. Теперь меня бояться надо. И
слушаться! Слышишь, ты, слушаться! А не сидеть в своем яйце, терпение мое
испытывать. Давай, вылезай. Быстрее вылезешь, быстрее кончим. Раз - и
готово. Я ведь человек не злой. Калек не оставляю. И когда кричат, не люблю.
Как этот, за спиной. Хоть бы ему кто пасть заткнул. На нервы действует. А ты
все равно никуда не денешься. Я тебе точно говорю - никуда. Мешаешь ты мне
очень. Вдвоём мы здесь с тобой не уживемся. Может, ты был бы и не прочь, но
я не могу. Не люблю делиться. И жизни спокойной хочу. Устал, что поделаешь.
А с тобой спокойной жизни не получится. Так что извини, придется
подвинуться. Покомандовал и хватит. Теперь я буду. Теперь здесь совсем
другая жизнь начнется. По-моему. Так, как я хочу. И ты тогда лишним
получаешься, Совсем лишним, И лучше уж ты выходи. Я ведь тебя все равно
достану. Ты уж поверь мне. Это тебе любой скажет, кто меня знает. Я от
своего отступать не привык. И правильно ты меня боишься, правильно. А то,
что боишься, это я знаю. Чувствую. Я всегда чувствую, когда меня боятся. У
меня на это нюх... Потому что если тебя бояться начали, считай полдела
сделано. Считай выиграл. Проверено. А ты уже начал, иначе бы давно вылез. А
шанс у тебя был. Когда ты появился, ты был сильнее. Я ведь не ожидал. И
испугался. Не то чтобы уж очень сильно, но было. И если бы ты сразу вылез,
неизвестно, как бы все обернулось. Но ты не вылез. Видать, тоже струхнул. А
теперь поздно. Теперь я сверху. И как ни крути, деваться тебе некуда. Так
что вылезай. Приехали... А-аа, зашевелился. Ну смелей, смелей...
* * *
Что это? Ничего не понимаю. Кто-то стоит перед домом... Странно. Обычно
они прячутся, а этот... Живой человек. Незнакомый. Я всех в лицо помню, но
его... Нет, не видел. Может, нездешний? Но этого не может быть...
Так. Надо приблизиться. Только осторожно, чтобы не спугнуть. Немного
поднять глетчер и медленно, медленно...
Все, дальше уже опасно. Заметит. Теперь рассмотреть его получше...
Нет, все-таки он нездешний. Одежда, лицо - все другое. И поведение! Смотрит
на меня и не двигается. Не убегает, не прячется. Неужели... Не верю. Но
откуда он мог еще появиться? Не в спячке же он был столько лет? И потом его
вид... Неужели правда? Нет, невоз. Они еще не готовы. Они же еще
пугаются всего, что им непонятно... Хотя пугаются-то как раз здешние. Других
я просто никогда не видел. А этот - другой. Так, может, там, за горами, уже
не боятся? Или боятся, но меньше? Ведь он же стоит. Не прячется. Направил на
меня какую-то палку и стоит. Невероятно...
А что это за палка? Блестит. Похоже на металл. Но откуда у них металл?
Нет, надо проверить...
Железо. Точно железо. И неплохого качества. Для них неплохого. Интересно,
что это такое? И зачем он ее на меня направил? Странно, но я почему-то
чувствую в ней угрозу. Хотя ему она явно помогает. Похоже, с нею он себя
чувствует уверенней. Неужели именно поэтому она кажется мне угрожающей? Нет,
что-то в ней такое есть... Не могу разглядеть. Далековато. А ближе нельзя...
Стоп! Совсем память отшибло. У глетчера же есть... Вот он. Так...
увеличение... Нет, это слишком... Тьфу, сбилось. Руки дрожат. Вот... Уже
лучше...
Та-а-а-к. Быстро они. Жаль, что я не могу перелететь через эти горы.
Жаль. Значит, у них уже есть заводы, промышленность. И они делают оружие.
Пусть пока примитивное, но это уже не лук и стрелы. Это сильнее. Так сильно,
что есть о чем подумать. Например, о том, что же мне делать дальше? Ведь
теперь понятно, зачем он стоит. Просто он хочет меня убить... Стоп, а почему
сразу убить? Может, он просто от страха наставил на меня эту железку? И
теперь сам не знает, куда ему деваться? Нет, непохоже. Тогда бы он ушел.
Выбрал момент и ушел. А он ждет. Ждет, когда я выйду. Ждет, чтобы стрелять.
Я слишком давно их знаю, чтобы не научиться хоть как-то прогнозировать их
поступки. А общего у них много. Хотя бы то, что они дети одной планеты. Он
просто немного поувереннее. Он тоже боится непонятного, но уже научился
подавлять свой страх оружием... Какой нелепый путь...
Ладно. Попробуем разобраться спокойно. Значит, он хочет меня убить. Убить
меня, практически бессмертного, знающего так много, что ему и не снилось, из
этого еле обработанного куска железа, начиненного горючими материалами?!
Смешно. Но самое смешное то, что у него это может получиться. Корпус
глетчера выдерживает многое, но стоит только вылезти... Все моя проклятая
самонадеянность! Ведь сказано же, всегда в глетчере должен находиться
автономный скафандр. Во всех правилах записано. Так нет... Придется за ним
лететь, Выйти просто так было бы самоубийством. Даже защитное поле я уже не
могу поставить. Энергии нет для этого давно и безнадежно. Так что надо
лететь... Но время... Могу не успеть... Что же получается? Улетаю - больной
умирает, остаюсь - он тоже умирает, но вместе с ним еще и я? Хорошенькая
ситуация. В духе всей моей жизни на этой планете... А может, подогнать
глетчер к самому дому? Нет, не пройдет. Да и незнакомец этот стоит у стены.
Пока я раздумывал, он даром время не терял. Похоже, ему и в голову не
приходит, что нападать на него никто не собирается. Что же делать? Что? А
может, попробовать с ним договориться? Объяснить. Может, поймет, что я не
хочу делать ничего плохого? Я же просто не могу сделать ничего плохого! У
меня даже оружия нет!..
* * *
Боишься. Теперь я точно знаю, что ты меня боишься. Значит, все. Считай
готов. И нечего мне на туземной тарабарщине лепетать. Меня этим не проймешь.
Не на того напал. Это ты местных можешь пугать. А меня теперь не испугаешь.
И не разжалобишь. Может, ты парень и ничего, в конце концов у каждого свои
вкусы, но только тесно нам вдвоем будет. Не договоримся мы. Это ты сейчас
такой смирный - ручки из яйца своего тянешь и что-то лопочешь по-местному. А
потом неизвестно как обернется. Когда позади меня окажешься. А вечно тебя
перед глазами держать неинтересно. Да и не наш ты какой-то. Вон руки тянешь
- вроде и человеческие да не совсем. И цвет зеленый. На кой ты мне здесь
такой нужен. Всех баб перепортишь. Так что плевал я на твои знаки. Давай-ка
лучше вылезай. Быстрее кончим. Давай, давай, надоело... Только голову покажи
или что там у тебя есть. А уж дальше я разберусь...
* * *
...Нет, не понимает. Или не хочет понять? Прицелился и ждет. Неужели они
все такие? Или мне просто но повезло. Мне ведь с самого начала не везло на
этой планете. Словно я ей чем-то не понравился. Гораздо больше повезло всем
остальным, взорвавшимся вместе со звездолетом. Кощунственно, но факт...
А ведь ничего решать ты не хочешь. Ждешь, когда это сделает кто-нибудь
другой? Тянешь время? Неужели ты боишься? Ты же в состоянии его спасти! Надо
только войти в дом...
А как? Ведь он же меня убьет. Убьет! И я все равно никого не спасу!
Только погибну сам... Слышишь, ты! Опомнись, куда ты лезешь? Вспомни, до сих
пор тебе так и не удалось никому помочь. А сколько раз пытался? Все равно
они умирали. Или их убивали. Хотя никто тебе не мешал и не угрожал железными
палками. Они же умирали от одного страха. Умирали тогда, когда уже были
практически здоровы. Им оставалось только встать и жить. А они умирали.
Вспомни. И этот умрет. Не от одного, так от другого. Не от болезни, так от
страха. Умрет, если ты выйдешь, умрет, если улетишь. Так какой же смысл?
Что, спрашивается, изменит твой дурацкий героизм? Ни-че-го! Абсолютно. Не
спасет, не поможет... А ведь скоро сюда придут другие. Те, которые смогут
понять. Которые не испугаются. Они уже есть, только очень далеко. И скоро
придут. Должны прийти... А ведь это надежда. То, чего тебе так не хватало.
Чего ты был так долго лишен. В конце концов, что для тебя значат
какие-нибудь лет сто или двести. Да нет, раньше! Они очень быстро
развиваются... И тогда ты будешь не один. Действительно не один. Ты будешь
нужен! Тогда...
Ох, как он кричит. Даже здесь слышно... Как все глупо получается...
Времени совсем мало... Надо решать... Но ведь он же все равно умрет!!! Я же
ничем не смогу ему помочь!!!
Нет, не могу. Не могу я его так бросить. Жить с этим будет невоз.
Вечно слышать этот крик. Вечно слышать голоса друзей и родных, повторяющие
одно и то же: "Ты бросил умирающего? Ты не помог ему, спасая свою жизнь?". И
нельзя будет ничем оправдаться. Потеря каждой жизни необратима. И оправдать
ее нельзя. Ничем! Это может слишком далеко завести. Тогда я потеряю право
чему-либо их учить. Я не смогу им помогать. Да и жить тоже. Так что решать,
собственно, и нечего. Не проходит здесь математика. И логика тоже... Нелепо.
Как все нелепо... Именно сейчас, когда появилась надежда, когда я смогу
снова начать жить...
Все, хватит! Надо выходить... Может, еще обойдется? Он же увидит, что я
без оружия. Может, поймет...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 26.12.2001 14:29