Роман Афанасьев
                       Чувства на продажу
  Откуда-то изнутри рвались слова. Выдирались с мясом из сердца,
выплескивались наружу и, словно мертвые птицы, падали к ногам. Мои чувства
превратились в пламя слов и жгли меня, жгли. Я не помнил слов. Я не слышал
слов. Я видел только ее глаза, ее печальные глаза. И я не видел отклика в
них. Ни огонька. Только печаль. Я говорил что-то важное, что-то ласковое.
Но я видел ее глаза, в которых затаилась жалость. Я не мог остановиться.
Так бывает, - ты видишь, что несешься к пропасти, но не можешь
остановиться. Ты видишь край и пустоту за ним, но не можешь остановиться,
продолжаешь шагать вперед, понимая, что через секунду окажешься внизу,
разбитый вдребезги. Но я говорил, - я шагал вперед, холодея от ужаса, и
видел, что она тоже не слышит этих слов, а видит только мои глаза. И она
тоже шагала к краю, тоже понимая, что иначе нельзя.
  Слова кончились. Я разом выдохнул последнюю фразу и застыл, балансируя
на краю пропасти, ожидая приговора. Ее глаза.... Я увидел боль в ее глазах
- отражение своей боли. Ей было жаль, очень жаль. Ее губы дрогнули,
собираясь сказать мне об этом. И ветер засвистел в моих ушах, обрыв
остался где-то высоко, а черная бездна распахнула свою пасть.....
                            * * *
  - Стоп! Запись!
  Голос прозвучал в моих ушах, как трубы апокалипсиса, рванув нервы ржавой
пилой.
  - Запись, стоп! Все в порядке! Снимите с него шлем!
  Жадно глотая сухой воздух, я осознал, что сижу в кресле, и ничего не вижу.
  "Неужели я ослеп?" - мелькнула молнией шальная мысль, но тут же память
рывком вернулась ко мне. Я позволил стащить с себя тяжелый шлем и
неохотно разлепил глаза.
  - Эй, Генрих, с тобой все в порядке?
  Я вяло шевельнул рукой в ответ и перевел взгляд на спрашивающего. Высокий,
тощий, белобрысый парень в цветастом пиджаке. Лет двадцать на вид,
улыбающиеся голубые глаза. Мой агент. Агент по продаже чувств, как он
называл себя. Ричард Клео. Ричи.
  - О, старик, вижу, что порядок! - Ричи потрепал меня по плечу.
  Недовольно хмыкнув, я заворочался в кресле, пытаясь встать. Тут же на
меня навалились привычные звуки студии записи. Я услышал, как
переругиваются звукооператор и режиссер, как нервно кашляет техник.
Вставая, я неловко повернулся, и кресло, похожее больше на зубоврачебное
ложе, противно скрипнуло. Маленькая подвальная комната, опутанная
проводами вдоль и поперек. Стены и потолок выкрашены в белый цвет, чтобы
казалось, что здесь всегда светло. Провода от кресла тянутся к стеклянной
стене. За ней стоит режиссерский пульт и записывающая аппаратура. Запись.
  Ричи подхватил меня под локоть и помог дотащиться до стеклянной стены. Я
прислонился к ней спиной, игнорируя возмущенный крик режиссера, и помотал
головой.
  - Порядок, - хрипло сказал я - Ричи, как там?
  - Старик, десять единиц чувствительности по шкале Рейнолдса. Десять из
десяти! Это купят! Более того, я знаю, куда это пойдет! В парижском
отделении Голливуда сейчас снимают мелодраму. Я уже договорился о твоих
пробах!
  Я с сомнением покачал головой и, отлепившись от стены, двинулся в
направлении выхода. Очень хотелось курить.
  - Да что я говорю, - продолжал Ричи - никаких проб! Старик, они оторвут эту
пленку вместе с моими руками! О, как мне жалко мои руки!
  Ричи зашелся мелким смешком и хлопнул меня по плечу.
  - Я вспоминаю великого Лоуренса! Твои сцены ничуть не хуже. Ты записывал
эту сцену уже десять раз, и каждый раз ты привносил что-то новое! Какой
надрыв! Попробуй еще раз, обязательно.
  Я резко развернулся и надвинулся на Ричарда, нос к носу
-Заткнись, - тихо сказал я, четко выговаривая каждую букву, - сегодня я
потерял себя в одиннадцатый раз. Остался там. А Лоуренс, между прочим,
сдох в двадцать восемь лет, в клинике для душевнобольных.
  Улыбка сползла с узких губ Ричарда. Но он не обиделся и не огорчился. Он
знал, как мне тяжело после каждого сеанса.
  - Ну что ты, старик, - тихо сказал он - давай домой, отдохни. У нас все еще
впереди!
  Я отвернулся и зашагал по длинному коридору без дверей. Половина ламп
в нем не горела, и я шагал из белой полосы в черную.
  - Генрих! - донеслось мне вслед, - я уже договорился об одном хэппи-энде в
студии "Орион"! Послезавтра съемки последней серии мыльной оперы "Любовь
на побережье". Завтра тебя будет записывать в студии сам Дирт! Вот и
расслабишься! Прогонишь свое самое лучшее воспоминание.
  - Извини, Ричи, - бросил я через плечо - я не хотел тебя обидеть.
  - Все в порядке, старик! Я знаю, как тебе тяжело после сеанса!
  Я даже спиной почувствовал, как мой агент по продажам расплылся в улыбке.
  - Что сегодня с качеством? - спросил я, нащупывая в кармане пачку сигарет.
  - Полный порядок, -заверил меня Ричард, - сегодня Ламберт был на высоте! И
аппаратура не подвела!
  Я резко моргнул и замедлил шаг - передо мной еще стоял черный провал
пропасти. Ах, нет. Это дверь. Где-то за спиной Ричард нудил о каких-то
гигагерцах и шкале Фройда. Но мне было все равно. Сейчас я хотел как 
скорее попасть домой. И я шагнул в черный провал, который на самом деле
был дверью.
                            * * *
  Взяв ключ у консьержа, я поднялся по лестнице на третий этаж. Старый дом в
старом квартале Парижа. Здесь все осталось таким, как и полвека назад. Дом
в хорошем состоянии, и квартиры в нем стоят довольно дорого. Но я мог себе
это позволить. Теперь.
  Вставив брусочек ключа в прорезь, я набрал код. Дверь послушно
распахнулась, пропуская хозяина внутрь дома.
  Вот я и пришел. После каждого сеанса у меня паршивое настроение. Ричи
подбросил меня на своем электрокаре прямо до дверей дома. На прощанье он
крикнул, чтобы я был готов записать завтра с утра эпизод для детского
фильма. Эпизод, черт возьми.
  Я бросил ключи на столик в прихожей и направился в гостиную. Там я
распахнул дверцу старого деревянного бюро, что стояло около широкого окна.
Здесь располагался мой бар. Обозрев баррикаду из пустых и полупустых
бутылок, я захлопнул дверцу и направился на кухню. К холодильнику. На
улице стояла жара, и мне хотелось пить. Ледяное пиво - вот что мне нужно.
Добыв из "ледяного шкафа" несколько бутылок "Гиннеса", я вернулся в
гостиную и завалился на диван, закинув ноги на журнальный столик. Закурил,
открыл первую бутылку пива. Все в порядке. Я дома.
  Пиво приятным холодным ручейком скользнуло к желудку, приятно охладив
надсаженное горло - по дороге я наорал на Ричи. Но он, как всегда, не
обиделся. Ведь я сенсетив.
  Сенситив. Моя профессия в том, чтобы выворачивать наизнанку душу перед
зрителями, обнажать свои чувства и записывать их на пленку. Делать
мнемо-запись. А работа Ричи - продавать все это. После появления
объемного телевидения с запахом и эффектами присутствия появился и еще
один эффект - сопереживания. Волновая техника передавала в мозг зрителя
переживания актера-сенсетива с помощью усовершенствованного шлема для
трехмерного просмотра. И зритель мог почувствовать, что происходит в душе
главного героя фильма. Или второстепенного. Для этого существовали
специальные режиссеры. Режиссеры чувств. Они были одновременно и
операторами, и звукорежиссерами, и многими другими. Появились и актеры,
которые продавали свои чувства, потому что они более ярко переживали, чем
те, чьи тела мелькают на экране. Их и стали называть сенсетивами.
Появились звезды. Их не узнавали в лицо на улицах, нет. Просто покупали
оцифрованные чувства отдельно от видео. Взять того же Лоуренса. Пять лет
назад его эпизод из фильма "Серенада" потряс мир. В этой сцене главный
герой просит руки своей возлюбленной в летнем лесу. Сразу после грозы.
Непередаваемые ощущения. Разумеется, это было одно из реальных
воспоминаний Лоуренса, а не его фантазия. Все так изящно, тонко. Нет,
конечно, это понравилось большинству, но "Любовную лирику" потребляют
отнюдь не все. Стоит вспомнить другой фильм, с Рикардо, где смертельно
раненый солдат водружает флаг на захваченную крепость. Это конечно
фантазия, Рикардо никогда не служил в армии. И тем более не был смертельно
ранен. Но как все было сделано! Это мастерство высшей пробы.
  Я глотнул пива и заерзал на диване, устраиваясь поудобней. В бок
впился "Вампир" - прибор для записи эмоций. Небольшой такой приборчик
висит на поясе, пара поводков крепиться к коже. Он записывает все мои
чувства, превращая их в электронный код. Это - одно из главных условий
контракта. Всегда носить с собой включенного "вампира". Я настолько к нему
привык, что уже забываю про этот аппарат. Запись с "вампира", конечно, не
может использоваться при съемке - не тот уровень качества. Эту запись,
если получится хорошее воспоминание, "прослушивают" перед очередным
сеансом. Чтобы воскресить в памяти ощущения, которые затем лягут на
"чистовой" трек. Также эти записи могли помочь психологу, что обычно
наблюдает за сенсетивом.
  Бутылка опустела и я потянулся за следующей. Еще немножко пива.
Сенсетивы. Первые звезды. Ведь это недавно началось - лет десять назад.
Тогда я был еще обычным парнишкой, что засматривался фантастикой и
влюблялся в главных героинь, не отличая актеров от сенсетивов. Потом,
конечно, стало все понятно. Я был сильно разочарован. И даже перестал
смотреть фильмы. Я отрастил длинные волосы и ходил на вечеринки со старым
плоским кино, называя новомодные ощущения "искусственной жизнью".
  Все было замечательно. Но .... Со временем появилось одно "но".
Сенсетивы "горели" на работе. Их нервная система разлеталась в клочья
после каждой записи и внутренний мир рассыпался гроздью хрустальных брызг.
Они сходили с ума, стрелялись, спивались, умирали от передозировки в
поисках новых ощущений. Лоуренс - двадцать восемь лет. Рикардо --
тридцать. Софи - двадцать пять. Вивальди - двадцать шесть. Нет, конечно,
многие еще живы. Более того, они продолжают работу. Но это те, что не
выкладывались полностью, а сдерживали свои чувства. Их многие называют
"посредственностью", но это не так. Это просто осторожные люди, теперь я
знаю это. Сам я попал в это "шоу" совершенно случайно. Случайная
знакомая по имени Роза, случайная встреча. Ее отчим - режиссер чувств в
одной из микроскопических фирм звукозаписи, что пишут эпизоды для
второстепенных персонажей из ужасных картин. Это дешево. Три человека -
вот и вся фирма. Из интереса я записал у них трехминутное воспоминание.
Воспоминание о том, как я в первый раз попробовал коньяк. Отчиму Розы это
понравилось. Я записал у него пару сцен, он познакомил меня с неким
"агентом". Потом я записывался еще для рекламы каких-то фирм, но реклама
не пошла. Хотя этим никто не хотел заниматься, мне было интересно. Я уже
забыл Розу, фирма ее отчима закрылась, но я заводил новые знакомства,
записывался, получал какие-то деньги. А полгода назад я встретил Ричи. Он
искал меня. У него, по-видимому, был кое-какой опыт работы с сенсетивами,
потому что он мгновенно все понял. И предложил свои услуги. Как агент.
Надо признать, что на тот момент его расценки показались мне
грабительскими, о чем я ему и поведал. Но он лишь задорно, по-мальчишески,
усмехнулся в ответ и сказал, что мои гонорары возрастут настолько, что все
будет в порядке. И я поверил ему. Потому что мне больше ничего не
оставалось. Самому находить себе "пропитание" становилось все труднее.
Сенсетивам вообще трудно находить с кем-то общий язык, а тем более с
режиссерами. И те, и другие -- крайне нервные особи, которые с трудом
переваривают друг друга. Но и жить друг без друга не могут. Поэтому я
пошел за Ричи. К тому же он гарантировал мне безопасность, - что было
совсем не лишнее. Едва тебе удавалось перехватить выгодный контракт или
получить пару заказов, как к тебе в баре подсаживались пара крепких
молодцов и предлагала тебя защитить от вымогателей. То есть от самих себя.
Ричи же, по-видимому, мог с ними договориться "по-хорошему". А быть
может, регулярно платил какому-то крупному "деляге", чтобы его не трогали
мелкие прохвосты. Слава богу, теперь меня эти вопросы не касались. Это
вопросы к Ричи.
  Пиво кончилось. Чертыхнувшись, я потянулся за бутылкой. Очень полезная
штука - пиво. Это ведь такой маленький огнетушитель, даже с пеной. Если у
вас внутри горит огонь, который больно жжется и который необходимо
потушить - протяни руку за бутылочкой пива. Божественный напиток. Как по
вкусу, так и по действию. Он гасит костер, что пылает в душе, хотя бы на
время. Глоток, другой, и все приходит в норму. Все становится хорошо,
пусть и ненадолго. Вот и еще одно пиво на сегодня - еще один огнетушитель.
  Когда я получил первые настоящие деньги с помощью Ричи и понял, что у
меня на носу новая запись, я страшно обрадовался. Будущее казалось мне
светлым и безоблачным. Я снял эту квартиру и исполнил детскую мечту -
купил себе белоснежный костюм. В нем я отправился в ближайший бар и
надрался до потери памяти, разумеется, уделав костюм. В общем, все было
замечательно. Записывали меня минимум раз в неделю, тонким ручейком
прибывали деньги. Но что-то все равно не давало мне покоя. Человеку всегда
мало. Нет, оплата меня устраивала. Я понимал, что на данный момент никто
не заплатит больших денег, ведь их не платят за просто так, да? Их платят
за имя. За марку. Мне захотелось сделаться маркой. Приобрести свое имя.
Встать на одну ступеньку с Лоуренсом. И не из-за гонораров, нет. Просто
чувство честолюбия у меня побеждает жажду денег. Вот так. Я хотел быть
звездой. Но не мог ей быть. И отчетливо понимал это. Нет у меня такого
таланта, который нужен для звезды. Нет, и все. Более того, я очень
разбрасывался. Кто-то специализируется только на воспоминаниях, кто-то -
на фантазиях. Я хватал понемногу и оттуда, и отсюда. Уверенный такой
середнячок. И подтверждал старую истину - все многофункциональное хуже
специального. К тому же у меня никогда не выходили радостные моменты.
Почему-то всегда страшно клонило в тоску и печаль. Я не мог вспомнить ни
одного счастливого момента из своей жизни. Казалось, меня всегда
преследовали печали и горести. Этакий мрачный, депрессивный тип. Я
понимал, что это не так, просто острее всего я переживал именно такие
моменты. Именно они запоминались больше всего. А радость была просто
расплывчатым светлым пятном. Вот я и копошился в своей нише, не пытаясь
играть на чужом поле. И это сводило с ума. В буквальном смысле. Одно дело
переживать искрящееся чувство радости каждый день, вспоминая все самое
лучшее, другое дело постоянно грустить. А может, уже и сошел с ума. Просто
у меня пока нет еще денег на профессионального психотерапевта, который
занимался бы только мной. Который наблюдал бы день и ночь за мной, знал
все мои записи. Но это тоже не было главным поводом для беспокойства. Хуже
всего было то, что Ричи начинал понимать ситуацию. Он неоднократно просил
меня сделать кое-какие записи для разных фильмов или для сопровождения
музыки. Те самые "радостные" моменты высоко ценились на рынке. Говорят,
они даже продлевают жизнь, и некоторые богатенькие старички делают
специальные заказы звездам мнемозаписей. Чтобы каждый день прокручивать
"радостные" записи вместо зарядки. Мне приходилось отказывать Ричи, мы
даже с ним поругались пару раз. Потом мне все же пришлось сделать подобную
запись. Это было так по-детски неубедительно, сыро, что Ричи даже на время
отстал от меня. Хотя ругались мы по-крупному: он тыкал мне в лицо контракт
и довольно громко орал о конкуренции и моем таланте. Боюсь, что скоро он
окончательно поймет ситуацию и бросит меня к чертям. Я сам знаю парочку
ребят, которые хотели бы познакомиться с Ричардом. Причем эти ребята, чего
скрывать, талантливее меня. Вот тогда-то у меня и будут проблемы. Ведь я
не умею ничего делать. В буквальном смысле. У меня нет образования, я
никогда не занимался физическим трудом. И подозреваю, что не смогу - я
слишком избалован. И меня не изменить. Есть, конечно, сильные люди,
которые могут сломать хребет своей судьбе и развернуть ее на сто
восемьдесят градусов, но, боюсь, я не из этой породы. Слабак и плакса. Вот
кто я. На остатки денег я просто сопьюсь и правительство отправит меня на
общественно полезные работы, где я скоро загнусь.
  Я жадно припал к бутылке, со шкворчанием высосав из нее остатки пива.
Вот так. Что-то у меня сегодня мрачное настроение. Снова приходят в голову
дурацкие мысли. Надо о работе думать, а не дурью маяться. Ричи опять
просил посмотреть пару новых эпизодов. Я коснулся пальцами нагрудного
кармана. Там лежал маленький диск для мнеморекордера. Чужие чувства, -
быть может, они подстегнут мои собственные. Но не сейчас. Сейчас мне
хочется спать. Вытянуться на диване, не раздеваясь, и закрыть глаза.....
                            * * *
  Дерево слегка покачивалось. Я вскарабкался к самой вершине, осторожно
переступая по гибким тонким ветвям. Сердце тревожно замирало, - кто еще из
знакомых мальчишек решится залезть на самое высокое дерево в парке? Да еще
когда в любой момент может появиться смотритель парка. Я покрепче
ухватился за ветку. Кроссовки скользили по влажной коре и приходилось
постоянно переступать на месте. , конечно, сесть и поболтать ногами,
но это не серьезно. Надо подняться к самой верхушке и привязать там черный
платок - такое условие нашего спора. Шмыгнув носом, я ухватился за верхнюю
ветку и подтянулся, елозя подошвами по мокрому стволу. Если честно, то
было страшно. В животе сидел какой-то ледяной зверек, который постоянно
царапался и пытался выскочить. И руки немного дрожали. Но я предпочитал
думать, что это от волнения. Так всегда говорит мама, когда у нее дрожат
руки и когда отец кричит на нее, чтобы она больше не пила. Веточка
хрустнула под моей рукой и я сразу забыл про маму. Потому что вдруг понял,
что сейчас будет. Правой рукой я держался за тоненькую веточку, левой
пытался дотянуться до ствола, а под ногами почему-то ничего не было. В
этот момент веточка снова хрустнула и подалась вниз. Я шумно выдохнул и
заболтал ногами, пытаясь левой рукой ухватиться за крепкие сучья. Но
вдруг мне стало легко, и я полетел. Вниз. Я видел, как удаляется от меня
верхушка с молодыми ярко-зелеными ветвями, и сердце вдруг перестало
биться. Все замерло на секунду: так бывает, когда летаешь во сне. Спиной я
вдруг почувствовал землю, - нет, я еще не упал, просто моя спина уже как
бы представила, что я упал, и напряглась в ожидании страшной боли. Сладкое
чувство страха молнией проскочило вдоль позвоночника, завораживая меня. На
секунду мне показалось, что это сон. "Мама", - прошептал я, и в ту же
секунду мир снова рванулся с места, мимо меня промелькнула зеленая крона.
Я раскрыл рот, чтобы закричать, задыхаясь от страха, но сильный удар...
   
  - Стоп! Записано! Снимите с него шлем!
  Яркий свет ударил по глазам. Я замычал от боли в висках и опустил веки.
  - Эй, старик, ты жив? - раздалось прямо над ухом.
  - Жив, жив, - промычал я, не разжимая зубов. Отстегнув с запястий браслеты
датчиков, я поднял руки и помассировал виски. Проклятье! Почему у меня
всегда болит голова после сеанса?!
  Меня похлопали по плечу и отстегнули ремни. Разлепив глаза, я увидел
задорное лицо Ричи.
  - Отлично старик! - сказал он. - Все в порядке! А как упирался-то!
  - Ненавижу детей, - прошипел я, аккуратно вставая. В глазах потемнело.
  - Ха, - улыбнулся Ричи, - так обычно говорят сами дети! Те, которые
постарше.
  - Угу, - отозвался я и направился к выходу. За прозрачной стеной
суетились два оператора. Режиссер задумчиво сидел за пультом, смотря на
экран перед собой. На суету он не реагировал. У него было такое странное
лицо - мягкое... Наверняка вспомнил свое детство. Он поднял руку и
коснулся затылка. Точно. Наверняка он упал в детстве с дерева и крепко
стукнулся головой. Иначе никогда бы не стал режиссером мнемозаписей.
  - Генрих, - Ричи взял меня под руку, - пойдем поговорим. Я знаю, что сейчас
не время, но это очень важно. Тут прекрасный бар, прямо в студии, - для
своих. Пойдем, посидим, выпьем пива, а?
  - Ричи, - простонал я, отнимая руку.
  - Старик, я все понимаю, просто надо поговорить. Это важно!
  - Ну, пойдем, - обреченно согласился я, - пиво за твой счет!
  - Идет! - радостно улыбнулся Ричи.
  И мы побрели по коридору. Это была другая студия - не та, на которой я
записывался в прошлый раз. Это было европейское отделение Диснея. И студия
тоже была диснеевская. Я даже не знал, пойдет ли моя запись в кино или в
анимацию. Представив, что моим героем будет мультяшка, я сморщился.
Конечно, у такой студии должна быть своя забегаловка. Столовая. Где-то
рядом с выходом. Ричи внезапно остановился и потянул меня вправо. Он
распахнул дверь и мы очутились в комнате, где располагалась столовая. Все
чисто, аккуратно - чем-то похоже на Мак-Дональдс. Вдоль стен стоят
персонажи диснеевских мультфильмов. Я плюхнулся за ближайший свободный
столик, а Ричи ринулся к стойке. Народу было мало. В основном одиночки,
торопливо глотающие кофе - сейчас самый разгар рабочего дня. Лишь у самой
стойки сидели два бородача, которые яростно орали друг на друга,
размахивая руками. Наверняка режиссеры. Не поделили какой-то сюжет. Я
попытался прочитать по губам, но не получилось - они слишком быстро
говорили.
  - Вот твое пиво, - сказал Ричи, подходя к столику.
  Он поставил передо мной бутылку Миллера. Ишь ты! Интересно, какой
сегодня праздник? Я быстрым движением свинтил пробку и приник к горлышку.
  Ричи опустился в пластиковое кресло напротив меня.
  - Красуешься, - ухмыльнулся он, наливая свое пиво в высокий бокал, -
побрился бы!
  - Ричи, что ты хотел? - устало, спросил я, - у меня болит голова и я
предпочел бы отправиться домой.
  - Слушай, - оживился Ричи, - а почему ты не пьешь водку? Говорят, это
актерам помогает.
  Опешив, я чуть не подавился пивом. Ричи никогда раньше не заговаривал
об этом.
  - Не знаю. Но вообще-то от водки я становлюсь агрессивным. Крепкие напитки
возбуждают. А от пива становится так спокойно. Оно для меня как
успокоительное.
  - Ага, - сказал Ричи и аккуратно глотнул из бокала, - а ты знаешь, что это
путь к безразличию? К твоей профессиональной смерти? В конце концов, тебе
будет ОЧЕНЬ спокойно и твои записи потеряют яркость.
  - Ричи, - пораженно сказал я, - ты что, читаешь мне мораль?
  - Да нет, старик, расслабься, - улыбнулся мой агент - это я так, к слову.
Но разговор будет именно о твоей профессии.
  - Ну-ну, - я откинулся на пластиковую спинку, держа бутылку в руке.
  - Сколько ты со мной работаешь, полгода? - лицо Ричи стало серьезным. Таким
я его еще не видел. - Ты всем доволен?
  - Да, я всем доволен.
  - Контракт у нас на год. Как думаешь, мы продлим его?
  - Ну, еще рановато об этом говорить, - уклончиво сказал я, пытаясь понять,
чего хочет мой агент, - но я бы не прочь. Я же говорю, что всем доволен.
  - А я не всем, - серьезно сказал Ричи.
  Я промолчал.
  - Тебе пора понять, что мнемозаписи -- не искусство, а ремесло, - сказал
мой агент, отставив стакан, - и что с художествами пора кончать. Если я
приношу тебе заказ, его надо выполнять. Твой дар - средство получения
денег. И для тебя, и для меня.
  Я молчал. Ричи еще никогда не говорил со мной в таком тоне. Обычно он
просил сделать какой то эпизод, а я говорил ему "да" или "нет".
  - У меня есть еще несколько клиентов твоего класса, - продолжил Ричи, - но
ты потенциально самый талантливый. Неужели тебе доставляет удовольствие
перебиваться эпизодами? Что ты ломаешься, как девица, когда я приношу
очередной запрос? Ты должен работать, ну, боле широко, что ли. Тебе надо
расширять диапазон своих ролей. Почему тебя всегда тянет в тоску и грусть?
К боли и печали?
  - Потому что у меня это лучше всего выходит, - спокойно сказал я.
  Следовало этого ожидать. Ричи, конечно, неплохой парень. Но он никогда
бы не пробился к деньгам, если бы у него не было хватки. И на самом деле
он не "парень". Не "паренек", не "чувак" и не "братишка". Он агент. Агент
по продажам. И наверняка трясет своих клиентов, как груши.
  - Потому что ты не хочешь постараться и сделать наконец что-то серьезное.
Если я достану тебе полную роль в каком-нибудь фильме, допустим, главную -
ты справишься?
  - Не знаю, - нехотя протянул я.
  - Подумай об этом. У меня на примете есть пара ролей. В этом месяце я жду
от тебя два - три эпизода, в которых не будет тоски. Потом посмотрим.
  Ричи одним глотком опустошил бокал и поднялся из-за стола.
  - Подумай над этим, - серьезно сказал он, - посмотри чужие ленты, сходи в
бордель, набей кому-нибудь морду. Покури травки. Изменись.
  Агент по продаже чувств поставил пустой бокал на стол и посмотрел на
меня. Я уныло кинул в ответ. Я словно увидел Ричи в первый раз. Сейчас он
был совсем другим. Смешливый подросток исчез, на его месте появился
бизнесмен. Холодный и расчетливый. Я даже засомневался, сколько ему лет.
Мне всегда казалось, что Ричи младше меня. Но сейчас я в этом не был
уверен. Лицо Ричарда побледнело и заострилось. Голубые глаза стали
ледяными - холодными и прозрачными. Резко выступили скулы, а короткая
стрижка наводила на мысли о военных. Я вдруг отчетливо увидел, как в руке
Ричи появляется пистолет. Его рот сжимается в тонкую полоску, он наводит
пистолет на чей-то затылок и с каменным лицом спускает курок.
  - Генрих?
  Я вздрогнул. Агент стоял напротив меня, внимательно всматриваясь в мое
лицо.
  - Извини Ричард. Мне немного не по себе. Я все понял и обязательно подумаю
над твоими словами, - автоматом выдал я, глядя в его ледяные глаза.
  Ричард расплылся в улыбке. Он снова превратился в смешливого паренька.
  - Отлично старик! - сказал он и коротко засмеялся. - Ну, тогда до завтра!
  Он хлопнул меня по плечу и направился к выходу.
  - Ричи, - окликнул я его.
  Он обернулся.
  - Ричи, у тебя есть пистолет?
  Его улыбка дрогнула и исчезла. На меня снова смотрел холодный делец. Его
ледяной взгляд кольнул меня, словно иголкой. Рот сжался в тонкую полоску и
вытолкнул наружу слова:
  - Есть. Новая модель "магнума". А что?
  - Ничего, - отозвался я, внутренне содрогаясь, - извини, Ричи, все в
порядке, до завтра!
  И я шутливо отсалютовал бутылкой с пивом. Ричи ухмыльнулся и,
развернувшись, вышел из бара. Я же подумал, что ни за какие деньги не
повернусь спиной к своему агенту, если в его руке будет пистолет. Пусть
даже пластмассовый.
                            * * *
  Вечер я решил провести в баре. В конце концов, Ричи прав. Пора уже
бросить все эти дурацкие размышления о смысле жизни. Надо просто жить.
Зарабатывать деньги, в конце концов. Придя к такому решению, я клятвенно
пообещал себе, что буду записывать все, что попросит Ричи, или хотя бы
попытаюсь это делать.
  Я вышел из дома, когда летнее солнце уже садилось. Но было еще светло.
Привычно поправил своего "Вампира". Пусть записывает, может, потом
пригодится. Порадую своего агента.
  На улицах было довольно много народа. Люди куда-то шли, улыбались,
хмурились. Жизнь текла. Позвякивая мелочью в кармане, я привычно
направился к остановке городского транспорта. Ну не обзавелся я еще
машиной. Хотя деньги есть. Просто не надо. Хмыкнув, я достал сигареты из
кармана. В пачке оставалась одна штука. Вот черт, забыл купить. Ну и
ладно, куплю в баре. Дымя сигаретой, я подошел к остановке. Около
огромного зонтика стояло всего три человека, по-видимому, знакомых друг с
другом. Они тихо беседовали о чем-то не обращая на меня внимания. Я окинул
взглядом улицу. По асфальту катил непрерывный поток машин. Электричество
хорошая штука! Раньше было хуже. Я еще застал то время, когда железные
коробки на колесах жутко дымили.
  Мимо меня промелькнул "седан" новой модели. Нежно-салатовый. Нет,
все-таки надо купить машину, завести подругу - блондинку под два метра
ростом, и наслаждаться жизнью. Вот только не утрачу ли я тогда свою
ценность? Ведь главное в моей профессии - именно чувствовать. Переживать.
Терзаться. Только тогда ты представляешь ценность для компаний. А, гори
оно все огнем!
  Я забрался в городской кар и уселся около окна. Через три остановки я
вылез и нырнул в небольшой переулок. В этом баре я был всего несколько
раз, но дорогу помнил хорошо. Это своеобразный бар. Там собираются в
основном сенсетивы. Правда, здесь не услышишь дружеской беседы и
разговоров о работе. В основном мы просто молча пьем пиво, глазея друг на
друга. Иногда сюда забредают и обычные компании, привлеченные тишиной.
Тогда всем становится легче. И одновременно тяжелее. Мы видим, что есть
нормальная жизнь. В которой не сходят с ума около тридцати.
  Я толкнул двери из темного стекла с надписью "Созвездье", и внутри
звякнул колокольчик. Мне очень нравилась эта идея - с колокольчиком. У
него был такой нежный и приятный звук! Я улыбнулся и, спустившись по
лестнице, зашел в зал. Полумрак, тишина, клубы табачного дыма плавают
вокруг столов. Кажется, это последний бар в городе, где  курить в
зале. В остальных либо запрещено вообще, либо есть отдельное помещение. Но
тут - .
  Я подошел к стойке и поздоровался с барменом. Тот кивнул мне в ответ. Я
заказал пиво, свой любимый огнетушитель, и сигару. Пофорсим сегодня. Заняв
свободный столик, я сделал первый большой глоток. Потом, поставив кружку
на стол, я раскурил сигару и откинулся на спинку деревянного стула.
  Где-то я слышал, что чем больше человек думает, тем больше у него
неприятностей. По-моему, это верно. Но ведь встречаются такие люди, кто не
может прекратить думать.  забыться, но на время. Действовать.
Заниматься спортом. Выпивать. Смотреть видео. Но они все равно
возвращаются. Мысли. Думы. Терзания. Как плохо быть чувствующим.
Сенсетивом. Порой мне кажется, что я бы дорого дал за то, чтобы стать
обычным человеком. Рабочим. Который, отработав день, покупает пиво,
возвращается домой и смотрит видео. Он сидит дома в тапках, пьет пиво, ни
о чем не думает, и он счастлив, разумеется, на свой манер. Но я уже не
могу измениться. Вернее, я могу попытаться, но у меня не выйдет. Я знаю.
Не выйдет, потому что я буду стремиться к этому. Буду стремиться быть на
кого-то похожим, и всегда буду помнить о том, что это не настоящий я. А
сделанный, придуманный. А при этом счастливым не станешь. Все равно эта
мысль будет занозой сидеть где-то внутри.
  Поморщившись, я постарался выбросить из головы эти мысли. Допив пиво
одним глотком, я кивнул официанту и поднял пустую кружку. Тот немедленно
налил новую и поспешил ко мне. Этот жест знали все. Смысл его - повторить.
Стряхнув хлопья белого пепла, я откинулся и осмотрел зал. Может, стоило
пойти развеяться в какой-нибудь ночной клуб? Вот черт, я и не знаю
никаких. Те дискотеки, что я посещал в молодости, наверное, все закрылись.
Надо будет попросить Ричи показать пару интересных мест. Думаю, он с
радостью согласится.
  Как ни странно, в зале было много народа. Как правило, все садились по
одному, и тогда весь столик считался занятым. Я скользнул взглядом по залу
- так и есть. Я даже узнал пару лиц, - с ними я встречался на записях, но
не был близко знаком. Вот даже знаю одну компанию. Это веселые ребята,
которые обычно работают с молодежными комедиями. Один из них поймал мой
взгляд и, улыбнувшись, поднял кружку. Я повторил его жест. Как-то мы пили
пиво в баре перед студией записи Орион. Я приходил туда на пробы, а Майк,
кажется, так его зовут, забежал глотнуть пивка после сеанса. Интересно, а
какие мысли у них? Быть вечным шутом тоже нелегко.
  - Свободно?
  Я удивленно обернулся. Высокий человек в строгом костюме, лица в темноте
не разобрать. Неужели обычный парень, не сенсетив?
  - Да, - растерянно сказал я.
  Мужчина кивнул и уселся на свободный стул. Ого! Да это черный парень.
Афро-европеец, как принято говорить. На вид ему было уже за тридцать.
Вдобавок у него была аккуратная черная бородка, которая делала его старше.
  Подавив любопытство, я отвернулся - нехорошо рассматривать людей.
Тем временем официант принес моему соседу пиво. Тот одним глотком одолел
полкружки и развернулся на стуле, оглядывая зал. Невольно я скосил глаза и
заметил характерную выпуклость под пиджаком. "Вампир". Э, да это свой.
Неожиданно он обернулся и посмотрел на меня.
  - Ник. Меня зовут Ник, - сказал он.
  - Генрих, - представился я.
  - Твое здоровье, Генрих, - сказал Ник и приник к кружке. Только тут я
заметил, что мой новый знакомый был навеселе. По-видимому, он успел уже
здорово хлебнуть в еще каком-то баре.
  - Твое здоровье, Ник, - сказал я и приложился к кружке.
  Сенсетив поставил кружку и демонстративно взглянул на мой пояс.
Конечно, он заметил под пиджаком и моего "Вампира". Мне стало немного не
по себе.
  - Как жизнь, брат? - спросил Ник.
  - Идет понемногу, - отозвался я. Почему бы не поговорить с человеком? Мы не
такие буки, как иногда считают журналисты. Мы общаемся между собой,
дружим. Просто одиночество мы предпочитаем.
  - Это хорошо, - сказал Ник - парень, а тебе никогда не хотелось снять шлем?
  - Что? - удивился я.
  - Содрать с головы эту сраную железку, чтобы вынырнуть из этой трахнутой
жизни?
  Тут я его узнал. Он так эмоционально произнес фразу, что я его
почувствовал. Это был Николай О'Нил. Сын русской эмигрантки и черного
ирландца. Да, и такое бывает! Довольно известный актер. В основном он
работает с боевиками, в которых очень мало крови. Я его никогда не видел
раньше, но смотрел несколько фильмов, где он работал с главным персонажем.
Похоже сегодня у него трудный день.
  - Нет, Николай, - я покачал головой - эта жизнь не настолько погана.
  - Мы знакомы? - спросил Ник, блеснув в темноте белками глаз.
  - Нет. Но я смотрел пару твоих работ.
  - Узнал, значит, - Николай махнул официанту, - тебе какого пива?
  - Светлого, любого, - сказал я. Отказаться - значит обидеть.
  Сенсетив показал бармену два пальца. Тот кивнул и взялся за кружки.
По-видимому, он знал Николая и его вкусы. А может, и мои. Эти ребята -
профессионалы в своем деле.
  Получив пиво, черный сенсетив откинулся на спинку стула, как и я.
  - Посмотри кругом, - сказал он, обводя рукой зал, - на самом деле ты лежишь
сейчас привязанный к креслу, а проклятые режиссеры сосут из тебя твои
чувства.
  - Ник, у тебя был трудный день? - спросил я.
  - Нет, у меня чертовски трудная вся жизнь, - мрачно отозвался Николай.
  Он достал из кармана пачку "данхилла" и закурил. Я молчал. Пусть
человек выговорится. Сейчас он даже не слушает то, что я отвечаю. Он живет
в своем мире. Такое бывает и со мной.
  - Так что эта траханая жизнь на самом деле просто фильм. Представь парень,
что сейчас раздастся крик: "Запись"! И с тебя сдерут шлем. И окажется, что
ты давно псих, лежишь в дурке, а режиссеры делают запись твоих последних
впечатлений.
  - Брось, Ник, это не запись. Она такой чистой не бывает, - отозвался я,
пытаясь пошутить.
  Николай засмеялся.
  - Брат, не думай, что я сошел с ума. Не надо меня жалеть. Просто и тебе
однажды очень захочется снять шлем. И захочется оказаться зрителем, а не
актером. Захочется, чтобы у тебя была совсем другая жизнь. А шлем 
было всегда откинуть в сторону.
  У меня защемило сердце. Черт! Вот поэтому мы и не общаемся. Каждому
вполне хватает своих проблем. Слушать о чужих - перебор.
  Я поднялся, не допив пиво, бросил на стол купюру.
  - Извини Ник, мне пора. Удачи.
  И не дожидаясь ответа, я направился к выходу.
  - И тебе, брат, - донеслось в спину, - помни о проклятом шлеме!
  Я взбежал по лестнице, распахнул двери и шагнул на улицу. Проклятье!
Этого следовало ожидать. Надо было пойти в ночной клуб и снять шлюху. А не
изображать из себя звезду мнемозаписей.
  До дома я решил пройтись пешком. И желательно ни о чем не думать.
  Я просто шел по улице, разглядывая витрины. Пару раз я ловил на себе
взгляды девушек. Ну, значит, не все потеряно.  еще жить, не думая о
главном шлеме - шлеме жизни. Так. Хватит. Вот уже и название подобрал. Не
будем об этом. Лучше о девушках. Вот, например, какая симпатичная! Идет
одна. Не торопится. Интересно, куда он идет? Домой к мужу и детям? Нет, не
похоже. Может, на свидание? Не могу представить, что она идет с работы.
Может, она художница? Актриса? Интересно, не делает ли она записи? А,
черт! Не будем о работе!
  Я ускорил шаг и обогнал девушку. Пойдем-ка мы лучше домой. Если не
умею радоваться жизни, то хоть погрущу немного. Но завтра Ричи я потрясу,
- пусть сводит меня в ночной клуб. Причем на свои деньги, ведь это была
его идея, так?
  Когда я добрался домой, уже стемнело. Мягкий свет неоновых ламп
превратил ночь в сумерки. Этот свет не был слишком ярким, но лампы,
вмонтированные в бортик тротуара, хорошо освещали асфальтовую дорожку. Я
нырнул в арку и направился к подъезду. Наверное, консьерж отчитает меня за
столь позднее возращение. Я улыбнулся. Луи был моим поклонником. Он всегда
осведомлялся о моем здоровье и творческих планах. Причем он выражал
искреннюю озабоченность, а не просто спрашивал из вежливости. А может, ему
льстило, что в его подъезде живет сенсетив.
  Миновав арку, я вошел в темный двор. Едва я сделал шаг вперед, как из
мрака вынырнула темная человеческая фигура. Я вскинул голову и шагнул
назад. На меня из темноты глядел довольно высокий худощавый тип.
  - Деньги, - мрачно произнес он.
  От удивления я даже отшатнулся. Уличные грабители! Господи, в нашем
районе!
  Сзади раздался шорох, и я оглянулся. Крепкий парень в короткой майке
шагнул мне за спину. Отступать было некуда.
  - Деньги, -повторил первый и двинулся вперед. Он был обычно сложен, -
совсем не похож на крутого грабителя из фильмов. Тощий, высокий. С длинным
хаером, перевязанным какой-то веревкой.
  Меня толкнули в спину, и я задрожал
-Нет денег, - сказал я трясущимися губами, чувствуя, как судорога сводит
бедра.
  Длинноволосый ухмыльнулся, - по-видимому, он заметил, что меня трясет. Но
меня трясло не от страха. От волнения. Я очень сильно разволновался. А
когда я сильно волнуюсь, то теряю голову. Ведь я сенсетив - я чувствую
острее, я переживаю полнее, мои эмоции словно огонь!
  Какая то сияющая пленка затянула глаза. Я почувствовал, что дрожь
добралась до рук, и ощутил сильную потребность сжать кулаки. До боли. Меня
объял дикий восторг, - это и есть жизнь! Захотелось бить, резать, терзать!
Пусть меня ударят, пусть! Я хочу чувствовать боль! Хочу чувствовать вкус
жизни!
  Закричав, я бросился вперед. Длинноволосый отшатнулся, и я успел
заметить гримасу страха на его лице. Потом я выбросил вперед руки, и он с
жалостным криком подался назад. Я увидел, что он прижимает обе руки к
своему лицу, а из-под его пальцев течет что-то темное. Мои руки сами
вскинулись, сжимаясь в замок, но тут меня обхватили сзади. Это второй! Он
облапил меня, прижав мои руки к телу. Я дернулся вперед, но он держал
крепко. Тогда я с размаху подался назад и что было сил запрокинул голову.
Мой затылок ударился обо что-то твердое, да так, что зазвенело в голове.
Одновременно с этим я услышал противный хруст и странный всхлип. Меня
отпустили. Не теряя времени, я повернулся и словно клещ вцепился в
крепыша. Повалил на землю и обхватил его горло. Он захрипел и стал
извиваться подо мной. Ударил меня по лицу. Но мне было уже все равно, я не
чувствовал ударов. Ярость душила меня, и я выплескивал ее наружу, чтобы не
задохнуться.
  Сзади раздались торопливые шаги и на мои плечи легли чьи-то руки.
  - Генрих! - позвали меня. - Генрих! Это я! Отпусти его!
  Луи? Нет, не похоже.
  Вокруг вдруг стало шумно и людно. Меня потянули назад, руки сами
разжались, и я отпустил горло крепыша. Меня оттащили в сторону и положили
на землю. Я потряс головой и сел. Вокруг было много народу, человек
десять. Все бегали, кричали. Неужели полиция?
  - Генрих! - надо мною склонилось знакомое лицо.
  - Ричи!
  - Как ты, Генрих? Успокойся, все в порядке! Это мои люди!
  - Ричи! - прорычал я.
  В руке моего агента внезапно появился пневматический шприц. Когда игла
впилась мне в плечо, я вздрогнул.
  - Спокойно, Генрих, - сказал Ричи, - это успокоительное.
  Я оглянулся по сторонам. Двое нападавших стояли метрах в пяти от нас.
Рядом стоял один из людей Ричи. Они кричали друг на друга. Крепыш не
отнимал правую руку от лица.
  - Ричард, - уже простонал я, - что за хрень?
  - Тихо, тихо! - раздалось в ответ.
  Ричард поднялся и крикнул:
  - Валентин! Быстро сюда, посмотри что с "вампиром"! Надеюсь, он цел!
  Я ощутил, как крепкие чужие руки снимают с моего пояса мнеморекордер, и
зашипел. Укол действовал, - я расслабился и теперь почувствовал, что у
меня болит ушибленный бок и страшно ноет левая скула. И тут меня словно
ударило!
  - Ричи, - захрипел я, - зачем тебе "вампир"?
  - Какая запись! - Ричи улыбнулся.
  Его глаза прямо-таки излучали счастье.
  - Ричи! - закричал я.
  - Завтра это уйдет в Голливуд! Боже! Я думаю, что все вышло отлично! Думаю,
это будет не рабочий материал, а полноценная запись.
  Я застонал и попытался приподняться.
  - Не вставай, - забеспокоился Ричи и обнял меня за плечи, - ты гений! Не
ожидал от тебя такой прыти!
  Я безумным взором окинул двор. Двое нападавших на меня парня
закончили кричать и сейчас что-то спокойно обсуждали с человеком Ричи.
Внезапно он сунул руку в карман, вытащил пухлый пакет и протянул его моим
противникам. Длинноволосый схватил пакет, что-то буркнул и оба,
развернувшись, исчезли в сумерках.
  Я заплакал. От жалости и злости. У меня нет даже этого, - драки. Все
это инсценировка. Все для записи. Все для работы. На секунду я
почувствовал себя человеком, который может жить не воспоминаниями и не
фантазиями. Напрасная надежда! Это тоже оказалось фантазией! Этот ублюдок
Ричи специально все подстроил, чтобы получить запись, которую я давно уже
отказывался писать, и чтобы посмотреть, чего я стою.
  - Сука, - простонал я.
  - Тише, Генрих! - откликнулся Ричи, и глаза его внезапно стали холодными.
  - Сволочь!
  - Генрих успокойся, так было надо. Все в порядке. Надо же как-то работать.
Но ты был великолепен! Я не ожидал от тебя такого. Думаю, что твоя запись
побьет записи этого полоумного китайца Дениса Ли.
  Я уронил голову на грудь и застонал от боли в скуле. Сраная жизнь! Она
вся инсценировка! Чертов шлем! О'Нил был прав! Мне уже захотелось снять
этот шлем и жить как все!
  Ричи встал и я заметил, что у него под пиджаком кобура. Господи, да
ведь он бандит! Самый натуральный! Тот, кто обдирает сопливых актеров. И
ведь он меня угробит! Ради своих сраных денег! "Ему ничего от меня не
надо, кроме этих чертовых бумажек", - внезапно понял я. Эта истина засияла
передо мной, словно написанная неоновыми буквами величиной в аршин. Он
просто выжмет меня до капли и бросит подыхать на улице. Ну, может, по
старой памяти пристроит в какую-нибудь лечебницу, где я буду доживать свой
век пускающим слюни идиотом. Надо срочно избавляться от всего этого. Это я
тоже ясно видел. Это тупик. Это путь в бездну.
  Я встал и скривился, когда в боку кольнуло. Ричард что-то обсуждал со
"своими людьми" - наверно, качество моей записи.
  И тут меня кто-то ухватил за локоть.
  - Генрих!
  Я резко обернулся - Луи! Черт, напугал! Он все-таки вылез из своего
подъезда.
  - Пойдемте, господин Генрих, я провожу вас до квартиры, - сказал консьерж.
  - Погоди, - я повернулся и крикнул: - Ричи!
  Мой агент обернулся и помахал мне рукой
-Иди спать, Генрих! Я загляну к тебе завтра утром! Не забудь, что завтра
вечером запись на студии Атлантика!
  Я резко повернулся, вырвавшись из рук Луи, и зашагал к подъезду. Я был сыт
этим всем по горло. Надо как следует обдумать сложившуюся ситуацию. Но не
сейчас, черт возьми, не сейчас!
                            * * *
  Сухой песок скользил сквозь пальцы. Я выбросил руку вперед, далеко
вперед, и вонзил ногти в горячие песчинки. Потом вторую руку. Я
подтянулся, чувствуя, как мой живот плавно проехался по склону дюны.
Ладони утопали в горячем песке. Кончики пальцев горели огнем, я давно
содрал с них кожу, пытаясь продвинуться вперед. На минуту я остановился.
Надо собраться с силами, чтобы вновь выбросить вперед руки. Жарко. Темно.
Ведь я закрыл глаза. И не раскрывал их уже несколько дней - я просто не
мог разлепить ссохшиеся веки.
  Наждак песка дерет горло. На зубах хрустят песчинки, словно какая-то
специя. Вперед. Только вперед. К воде. Там, впереди, она должна быть,
обязательно должна быть! Пара глотков прозрачной, нежной, как шелк, воды!
Я запрокинул голову, широко открыв рот, и попытался крикнуть. Сухой,
горячий воздух ворвался в мои легкие, огнем пролетев сквозь горло. Я
захрипел и опустил голову. Нет. Не выйдет. Тогда вперед, только вперед.
Сейчас. Руку. Правую. Вперед.....
  - Стоп! Запись!
  Темнота перед глазами. В горле еще сухо. Я кашлянул, - нет, это просто
самообман. Шлем сняли, я прикрыл веки - как всегда, свет слишком яркий.
  - Ты как, порядок?
  - Все отлично, Ричи. Как запись?
  Ричард обернулся к стеклянной стене и помахал рукой режиссеру. Тот в
ответ показал сомкнутые колечком пальцы. Очень хорошо. Я начал отстегивать
датчики от предплечий.
  - Все хорошо, - радостно сказал Ричи и улыбнулся. Широко и приветливо.
  - Ричи, - сказал я, вставая с кресла, - давно тебя хотел спросить, зачем ты
каждый раз сидишь около меня во время записи?
  Ричард ухмыльнулся
-Генрих, если тебе станет плохо, нужно, чтобы я узнал об этом первый. И
вызвал врача. Режиссеры, как правило, довольно бестолково ведут себя в
таких случаях. А я твой агент, я дорожу твоим здоровьем. Ты приносишь мне
денежки.
  Ричард подмигнул мне, словно говоря, что это шутка.
  - Понятно, - проворчал я и направился к двери.
  - Генрих, ты и правда был в пустыне?
  - Нет, Ричи, это была фантазия.
  - Это было потрясающе! Просто великолепно! Жаль, что от студии Лича
поступил заказ только на этот эпизод.
  Я промолчал.
  - Эй, Генрих, - Ричи догнал меня и попытался заглянуть в глаза. К его
губам снова прилипла шутовская ухмылка, - ты не обижаешься на меня?
  - Да нет, что ты! - сразу же ответил я. - Мне надо было встряхнуться!
  - Ну, я рад, что ты так относишься к этому, - Ричи покрутил головой, - а то
мне показалось, что ты обиделся.
  - Нет, Ричи, все в порядке! Кстати, ты не зайдешь ко мне вечером? Пива
попьем, поговорим.
  - О! - удивился Ричи. - Отлично! Конечно, зайду! У меня есть две знакомые
девчонки, которые давно хотят познакомиться с сенсетивом!
  - Э, нет! - сказал я. - В следующий раз! Просто поговорим, наладим контакт,
как ты говоришь.
  - Так держать, Генрих! - Ричи похлопал меня по плечу. - Да ты
выздоравливаешь!
  Мы спустились к стоянке каров. Ричи по-прежнему был шумным и
фамильярным. Отвратительные манеры. Меня его поведение всегда раздражало,
но я сдерживался. Но теперь я видел фальшь. На самом деле лицо Ричи было
холодным и твердым, как клинок ножа. И это лицо ему больше подходило.
Таким я его уже видел. А вот все эти похлопывания по плечу, крики "как
дела", - не более чем маска. Причем довольно кривая.
  У машин мы попрощались, - я взял такси, а Ричард отправился на своем каре
куда-то по делам. Но вечером обещал быть. Только бы он пришел один. Вдруг
возьмет своих "ребят"? Да нет, не будет он так светиться. Он же у нас
веселый малый, агент по продаже чувств, - зачем ему охрана? Только бы он
пришел один. Я уже все рассчитал. Он не будет больше издеваться ни надо
мной, ни над кем другим. Сказав таксисту, чтобы он вез меня в ближайший
супермаркет, я уставился в окно кара, вспоминая вчерашний день.
                            * * *
  Я встал поздно, долго валялся в постели, - после вечерней стычки болели
ребра. И еще болела голова. То ли давление, то ли ударился я вчера.
Поморщившись, босиком пошлепал в ванну. В гостиной я включил ТиВи -
приемник, выключил звук и отправился умываться. Привычка.
  Я был очень зол на Ричарда. И это было опасно. Теперь я понял, что он не
простой агент. Все они завязаны на специальных таких ребят, которые
получают деньги, ничего не делая. Преступники. Фу, какое грубое слово.
Свободные предприниматели, частная охрана актеров от вымогателей. Я знал о
таких случаях. Да и сам встречался с ними достаточно. Пока не появился
Ричи. Он брался улаживать такие проблемы, и эти проблемы сами собой
рассасывались. Теперь я знаю почему. От злости мои руки начали трястись. Я
на полную открыл холодную воду и сунул голову под кран.
  А что я беспокоюсь? Мне же хорошо живется! Ну и что, что мафиози, как
говорят американцы. Мне-то денег перепадает, и ладно. Одно страшно, - не
кончится это добром. Не ценят такие люди чужую жизнь.
  Я вытерся бумажным полотенцем и, накинув халат, отправился на кухню. В
гостиной что-то звякнуло. О! Пневмопочта! Пришло письмо! Счета доставляют
с курьером. Было бы здорово, если это окажется письмо от симпатичной
поклонницы. Я быстро включил кухонный комбайн на разогрев готового
завтрака и отправился в комнату.
  Доставая из приемника трубочку с письмом, я подумал, что, в общем-то,
откуда поклонницам, если таковые и есть, знать мой адрес? Отвинтив крышку
транспортного пенала, я достал сложенный вдвое листок бумаги. Духами не
пахнет. Хм.
  Я развернул письмо. Оно было не велико, всего-то пара строчек и подпись.
Подпись! Ого, да это О'Нил меня разыскал! Я быстро пробежал глазами
строчки.
  "Уважаемый Генрих!
  Вы так рано ушли, что я не успел вам сказать самого главного. Поэтому я
пишу вам письмо, отправлю его прямо из бара, думаю, Вы получите его завтра.
  Итак, я знаю, что вы работаете с Ричардом. Он ваш агент. Может, это удивит
Вас, но и мой тоже. И довольно давно. Впрочем, по несколько специфическим
делам он агент. Но это уже не важно, я хотел вас предупредить, -
берегитесь. Бросайте все и бегите от Ричарда, он вас использует, выжмет до
капли и выбросит на свалку. Простите мое вчерашнее поведение, прощайте.
  О'Нил"
  Вот так-так! Я ошеломленно уставился на черные строчки. Интересный почерк
- мелькнуло в голове - мелкий, но разборчивый. Господи, о чем я думаю!
  О'Нил прав! Надо срочно отделаться от этого типа! Может, уехать в Америку?
Черт, я там никого не знаю!
  Вспоминая своих знакомых, я нервно шагал по комнате. Вспомнив, наконец,
что мой дальний родственник живет в Лос-Анджелесе, я приободрился.
Осталось только вспомнить, как зовут родственника и его адрес. Я внезапно
остановился и поднял глаза, ища часы, - мне же сегодня на запись!
  Я посмотрел на экран ТиВи, где симпатичная виртуальная дикторша
рассказывала новости.
  - Часы - скомандовал я. В углу экрана высветились цифры. Но я не уже не
смотрел на них. Дикторша пропала, и на экране теперь был знакомый зал, -
зал бара "Созвездие", где вчера я встретил О'Нила. Камера скользнула
вправо, и я задохнулся от увиденного. За пустым столиком сидел Ник О'Нил.
И у него не было половины черепа. Правой. Секунду я созерцал это зрелище,
пребывая в совершеннейшей прострации. Потом страшная картина исчезла и на
экране снова появилась ведущая.
  - Звук - крикнул я спохватившись.
  - К сожалению, - произнесла дикторша низким грудным голосом, - мы не смогли
поговорить с продюсером господина О'Нила. Он оказался давать какие-либо
комментарии, но очевидцы были более общительны.
  На экране появился бармен. Я узнал его.
  - В полночь, - сказал он, и я услышал, как его голос дрогнул, - господин
О'Нил внезапно поднялся из-за столика и начал кричать. Я уже позвал нашего
охранника, когда господин О'Нил внезапно успокоился, сел и достал
пистолет. Все случилось так быстро! Он сразу выстрелил себе в висок. Бах,
и все.
  - А что он сказал, перед тем как выстрелить?
  - Что-то о шлеме. Да, он сказал о чертовом шлеме, который нужно снять.
Думаю, он имел в виду какую-то свою запись
  - Спасибо, господин Рене.
  Картинка снова сменилась, - теперь перед камерой стоял полицейский.
  - Я думаю, это профессиональное, - сказал он, - мистер О'Нил был
сенсетивом, а у них, как вы знаете, крайне неустойчивая психика.
  - Говорят, мистер О'Нил много выпил в тот вечер?
  - На этот вопрос я отвечу после заключения экспертов.
  Я сел на диван и обнаружил, что по-прежнему сжимаю в руке письмо Ника.
  - Убрать звук, - тихо сказал я.
                            * * *
  Ричард поднялся ко мне около восьми. Консьерж позвонил мне и предупредил о
госте, - как я его и просил. Ричард постучал, и я открыл дверь.
  - Привет! - радостно улыбнулся он.
  В его руках был большой бумажный пакет, из которого торчало горлышко
бутылки.
  - Принимай подарки, - сказала Ричард, передавая мне свою ношу.
  - Приветствую, - я подхватил пакет и понес его на кухню - Ричи,
располагайся в гостиной, я сейчас!
  На кухне я поставил пакет на стол и вытащил из него бутылку. Коньяк.
Отлично. Что еще, - ага, красная рыба. Ну, сомнительно. Еще - коробка
сигар, моих любимых - голландских "Henri Wintermans. Corona De Luxe". Ну
что ж. Я вытащил из кармана трубку домофона, которую специально захватил
из прихожей и позвонил консьержу.
  - Луи, это Генрих. Скажи, там еще гостей не видно?
  - Каких гостей? - удивился Луи.
  - Ну, с Ричардом пришел еще кто-то?
  - Нет, господин Генрих, ваш гость пришел один.
  - Спасибо, Луи.
  Я бросил трубку на стол. Отлично. Он пришел один, как я и рассчитывал.
Прихватив коньяк и сигары, я пошел в комнату. Ричард сидел на диване,
положив ноги на журнальный столик. В руках он держал свежую газету,
которую я оставил на этом столике.
  - Ну что, - осведомился он, - о чем ты хотел поговорить? Предупреждаю, я
ненадолго.
  - Ничего, я быстро! - улыбнулся я, доставая из своего бара рюмки. - А ты
торопишься?
  - Ну, через два часа мне надо быть в центре, - смущенно улыбнулся Ричард, -
так какие у тебя проблемы?
  - Да не очень большие, - ухмыльнулся я, - вот, держи!
  Ричард принял рюмку и вопросительно взглянул на меня. Кажется, он
почувствовал мое напряжение, - его глаза вдруг стали злыми и
пронзительными.
  - Какой тост? - спросил он.
  - За справедливость, - откликнулся я, подходя ближе и наклонясь к нему,
чтобы чокнуться.
  В последний момент он заметил, как я сунул руку в карман, и дернулся,
но было поздно. Выхватив электрошокер, я ткнул его прямо в грудь. Голубая
дуга электрического разряда со звонким щелком сорвалась с контактов
шокера. Ричи попытался встать, но упал с кресла, беспомощно раскрывая рот.
Он был почти парализован. Именно такой шокер я и просил в магазине.
  Я быстро накинул на его запястья приготовленные наручники и поволок его в
столовую. Там красовалась моя сегодняшняя покупка - кресло для контроля
мнемозаписей. Усадив своего агента, - бывшего, как я понимаю, агента, -- я
стал тщательно пристегивать его широкими и крепкими ремнями. На креслах
есть такие ремни, - для безопасности. Чтобы сошедший с ума сенсетив не
причинил себе вреда. Ричи только ворочал глазами и судорожно дышал. Как
следует пристегнув его, я вернулся в комнату.
  Подойдя к столу, я дрожащей рукой взял рюмку с коньяком и залпом ее
выпил. Поморщившись, я бросил рюмку на пол. Коньяк обжег мне язык и
горло. Закашлявшись, я бросился на кухню. Там я достал их холодильника
пакет сока и, разорвав зубами упаковку, выпил почти половину. Меня всего
трясло. Прямо-таки колотило. Судорожно сглотнув, я вернулся в гостиную.
Взял бутылку и отхлебнул коньяк прямо из горлышка. Запил соком. Потом сел
и раскурил сигару. Надо дождаться, когда Ричард придет в себя. И обдумать,
что делать дальше. Нет, план у меня, конечно, был. Но когда это все
случилось... Я чувствовал себя растерянным. Мне казалось, что все
происходящее нереально. Я сжал руки в кулаки и сломал сигару. Раскуривая
трясущимися руками новую, я услышал проклятия из столовой. Поднявшись, я
отправился к Ричи.
  Он уже пришел в себя. Крепкий парень. Когда я появился на пороге, он
пытался встать вместе с креслом.
  - Не выйдет, - сказал я.
  - Что за черт? - зло сказал Ричард.
  Его глаза, ставшие холодными точками, сверлили меня, словно хотели
проделать во мне дыру. Эта перемена его взгляда пугала. Она просто сводила
меня с ума.
  - Не выйдет, - хрипло повторил я и подошел ближе.
  - Генрих, - сказал Ричард, перестав дергаться, - что тебе нужно, зачем ты
это сделал?
  Я присел на корточки перед ним
  - Ты знаешь, что О'Нил мертв?
  Он сжал рот и нахмурился.
  - И что?
  - В баре мы поговорили с О'Нилом. Я в тот вечер был там.
  - И что? - раздраженно повторил Ричард
-Он предупредил меня. Ты виноват в его смерти. И, думаю, в смертях многих
других сенсетивов.
  Ричард глубоко вдохнул. Медленно выдохнул.
  - Генрих, - ласково сказал он, - ты болен. Развяжи меня, пожалуйста. Мы
сходим к моему личному врачу. Ты все ему расскажешь, а он поговорит с
тобой. Все будет хорошо.
  - Нет, - я улыбнулся, - так не пойдет. Это ты доводишь меня до безумия
своими выходками. Моя жизнь не стоит для тебя ничего. Я только средство
для получения денег. Рабочий. Ездовая лошадь. И когда ты меня загонишь, то
что? Пристрелишь? Из своего "магнума"?
  - Генрих, - спокойно сказал Ричард, - у тебя завтра запись. Помнишь? Берег
океана, любовная сцена.
  - Нет, Ричи, - отозвался я, вставая, - самая главная запись у нас сегодня.
  Я подошел к шкафу и вытащил из нее еще одну покупку, которую сделал в
супермаркете. Два спаренных шлема. Обернувшись к Ричи, я спросил:
  - Знаешь что это такое?
  Он не ответил. Я подошел ближе и, распутывая провода, продолжил:
  - Это парные мнемошлемы с усилителем. Они обычно продаются в секс-шопах -
чтобы богатенькие пары могли полностью чувствовать друг друга в постели. В
рекламе сказано, что ощущения связи с партнером потрясающие. Но поскольку
это рассчитано на обычных людей, то тут есть усилитель. Не очень мощный,
правда. Но если его подсоединить к усилителю этого профессионального
кресла.....
  Я распутал провода, поставил коробку усилителя на стол и воткнул шнур
от нее в разъем на кресле. Потом я воткнул оба шлема в усилитель.
  - Генрих, - спокойно сказал Ричи, - что ты хочешь сделать?
  - Я хочу показать тебе, что такое сенсетив. Думаю, ты никогда полностью не
понимал, что это такое.
  Я надел шлем и, держа в руках второй, подошел к Ричарду.
  - Генрих, ты болен, - взвыл мой бывший агент, - послушай, у тебя приступ! Я
не знаю, что ты вообразил, но я ни в чем не виноват! Я хотел только добра!
И тебе, и О'Нилу!
  - Да, - улыбнулся я,- знаю. Я тоже хочу тебе, Ричи, только добра.
  С этими я словами я надел на его голову шлем и застегнул ремешки. Он
шумно задышал, мотнул головой. Я вернулся к столу, сел прямо на пол,
включил усилитель и застегнул ремешки под подбородком. Темнота навалилась
на меня, я привычно шагнул в нее, сам становясь темнотой. Но вот она
взорвалась, и я больше не сидел на полу. Я уже был весь там - внутри своих
мыслей.
  Я никогда раньше не пользовался подобным прибором. Было очень странно.
Я не ушел полностью в себя, я осознавал, что сижу в гостиной, и помнил,
зачем я здесь и почему. Мои мысли беспорядочно метались, и пространство
вокруг было то темным, то светлым. Все это сливалось в какую то серую
муть. Внезапно я почувствовал крик. Не услышал -- почувствовал. В ту же
секунду на меня навалился Ричи. Я чувствовал его присутствие - тяжелое,
влажное от страха присутствие. Я рванулся навстречу "присутствию" и
окружил его со всех сторон. Этот комочек влажного страха. Он тоже
почувствовал меня, благодаря усилителям, и заворочался. Он, наверное,
пытался со мной поговорить - но, увы, такие вольности недоступны
мнеморекордеру. Я потянулся к этому комку, сжал его и повел за собой,
рисуя картины и вдавливая свои эмоции в личность Ричарда, который сейчас
был мягким комком, вопящим без слов от страха.
  Машина неслась по автобану с бешеной скоростью. Я сидел за рулем, весело
оскалив зубы. Мне было хорошо, я любил скорость, очень любил скорость. Я
быстрее всех! Я лучше всех! Я бросал свой кар с полосы на полосу, обгоняя
более медленных. Слизни! Они не способны испытать то щемящее чувство
восторга, которое возникает на трассе. Адреналин бешено бурлил в моей
крови. Вперед, вперед, только вперед! Я сжимал потными руками руль.
Вправо! Влево! Где-то позади визг тормозов. Я вдавил педаль в пол и
прикусил нижнюю губу. В этот момент кар вильнул и время остановилось. Я
видел, как приближается бампер машины справа. И я уже понял, что сейчас
случится. Сладкая боль пронзила меня насквозь. Холодный пот брызнул со
лба. Я попытался вывернуть руль, и время снова пустилось вскачь. Мой кар
чиркнул по машине, идущей справа, и меня занесло. Меня завертело, словно
на бешеной карусели. Из прокушенной губы хлынула кровь. Я застонал,
чувствуя каждую клеточку своего тела. Они все ждали боли. Они все кричали:
дай нам боль! Краем глаза я заметил впереди большой пассажирский кар. Я
еще успел вскинуть руки, закрывая лицо, и в этот момент удар бросил меня
вперед. Я еще почувствовал, как хрустит грудная клетка, но затем....
  Я остановился. Комок страха, что я крепко держал в призрачных руках,
был неподвижен. Он был раздавлен. Рыхлый, словно весенний снег, но
горячий, словно пламя. Он прямо-таки таял среди потока моих ощущений. Я
сжал его еще крепче, и он дернулся, пытаясь вырваться. Проникая в него,
раздвигая его крупинки, я снова ударил тугой волной...
  Пистолет дрожал в руке. Я оглянулся по сторонам. Рабочий кабинет был
погружен в темноту. Окна забраны тяжелыми бархатными шторами. Там, на
улице, было солнце, но это не имело значения. Стол, за которым я провел
столько времени, стал чужим. Полированная поверхность, на которой лежали
мои руки, стала холодной. Отчужденной. Она отталкивала меня. Впрочем, это
уже не важно. Я поднял пистолет и взвел курок. Мой верный "магнум"
последней модели. Серебристый. Он приятно холодил вспотевшую ладонь. Я
поднял его и заглянул в дуло. Черное отверстие словно бросилось на меня, и
я почти утонул в нем. Нет! Не так! Судорожно сглотнув, я поднял руку
выше. Она так дрожала, что мне пришлось прислонить пистолет к виску. Я
чувствовал, как холодный металл елозит по коже. Дрожь в руках не
проходила. Зажмурившись до боли, я онемевшим пальцем потянул тугую скобу
спускового крючка. Не поддается! Я слишком ослабел! Переведя дух, я сжал
пальцы настолько сильно, насколько смог. Где-то в доме хлопнула дверь.
Кто-то идет. Я выдохнул и дернул курок. Кажется, я еще услышал какой то
противный хлопок, но потом....
  Я вернулся. Комок страха был неподвижен. Вернее это уже не было комком
страха. Это были склизкие крошки, что рассыпались в моем сознании. Они
были холодны как лед. Мертвы. Я поворошил их. Нет. Тишина. Они плавно
рассыпались вокруг меня, и я засмеялся. Ричи больше не было. Он
растворился в потоке чувств, - в потоке того, чем он так успешно торговал.
Собака, туда ему и дорога! Я засмеялся, чувствуя облегчение. Все кончено.
Теперь только бы снять шлем. Я сосредоточился на этом. Ведь я помню, - я
сижу на полу, на моей голове шлем. Сосредоточимся на реальных ощущениях,
хватит фантазий. Где мои руки? Где они? Как снять этот проклятый шлем? Как
его снять?
  - Стоп. Снимите с него шлем.
  Желудок прыгнул прямо к горлу. Темнота окружала меня со всех сторон. Я
почувствовал, наконец, свои руки. Они лежали на мягких подлокотниках
кресла, пальцы вцепились в обивку. Я шевельнулся, но тут с мой головы
сняли шлем и свет рекою хлынул в открытые глаза. Прищурив глаза, я
огляделся. Оказалось что я сижу в каком-то большом зале, до отказа набитом
людьми. Передо мной была сцена, на которой стоял массивный стол из темного
дерева. Над ним возвышалась чья-то седая голова.
  - Таким образом, - грянул оглушительный голос, - вы все были свидетелем
преступления, которое совершил обвиняемый.
  - Протестую! - я скосил глаза влево. Какой то незнакомый тощий парень.
Напоминает сушеную рыбу. Или знакомый? Я застонал, поднимая руки к голове.
  - Протестую, ваша честь! Это нельзя рассматривать как преступление! В
заключении медэспертов сказано, что мой подзащитный находился в сильном
расстройстве рассудка и не отвечал за свои действия! Он и сейчас находится
в данном состоянии - это профессиональное заболевание сенсетивов!
  - Отклоняется! В заключении независимых экспертов сказано, что данное
состояние возникло у подсудимого ВСЛЕДСТВИЕ совершенного им поступка!
  Суд! Господи! Да, верно, я помню! Помню, как меня везли на машине, как
задавали вопросы! Как мне плохо! Снимите с меня шлем! Это все фикция, это
не реально! Это какой то дурной фильм! Снимите, снимите с меня шлем!
  - Стоп! Уберите ЭТО с его головы!
  Темнота больно ударила по истерзанным нервам. Моя голова дернулась, и я
открыл глаза. На этот раз не было так больно. Я недолго пробыл в темноте.
  - Господин адвокат!
  Я открыл глаза. Это я адвокат? Кто я?
  - Да ваша честь! - голос справа. Противный, скрипучий голос. Это не я
адвокат. Это он. Хорошо. Я не хотел бы, чтоб у меня был такой голос.
  - Апелляция отклонена верховным судом европейского сообщества. По решению
суда приговор вступает в силу с завтрашнего числа и должен быть приведен в
исполнение.
  Приговор? Меня судили? За что? Ах да! Я же убил Ричи. Веселого,
улыбчивого Ричи. Я замучил его до смерти. Так говорили на суде. Но это
неправда! Я только хотел объяснить ему, что такое работа сенсетива! Это
все неправда! Это просто новый фильм, который мы придумали с Ричи! Так что
снимите с меня шлем! Снимите, я требую этого!
  - Стоп. Снимите шлем.
  И снова темно. Кажется, вся моя жизнь прошла в темноте. Но нет! В мире
еще есть свет. Я улыбнулся. Лежа на постели, я смотрел в белоснежный
потолок. Шорох. Я скосил глаза. Белые стены, белый пол. Все белоснежное! И
рядом человек в белом халате. Его строгое лицо, покрытое бесчисленными
мелкими морщинками, было мне знакомо. Я его уже видел.
  - Ваше последнее желание выполнено. Записи вам продемонстрированы, - сказал
он - приговор суда вступил в силу и подлежит исполнению.
  И он шагнул ко мне. В руках он держал шприц. Я дернулся, пытаясь
отодвинуться, - я боюсь уколов! Но у меня ничего не вышло, - я опустил
глаза. Широкие ремни из твердого пластика плотно прижимали меня к койке.
Врач приближался. Мысли бешено завертелись в моей голове. Суд? Приговор?
Ах да! Я помню, все помню. Ричард. Снова взглянул на врача. Кажется, время
застыло, секунда превратилась в вечность. И вдруг я увидел, что это не
врач! В белом халате стоял Ричи. Он улыбался, словно говоря: "Привет,
старик!", но в его руке почему-то блестел пистолет. Вот он наклонился надо
мной и вдруг я увидел - это не Ричи! Это был О'Нил. Его черное лицо с
аккуратной бородкой наклонилось ко мне и улыбнулось.
  - Привет, брат, - шепнул он, - помнишь о шлеме? Тебе захотелось снять его?
  - Да, - шепнул я.
  - Я тебе помогу. Помни, сучья жизнь позволяет снять этот шлем. Но один раз!
  - Сними с меня шлем, - отозвался я, - сними с меня шлем!
  Когда игла вошла в мою руку, боли не было. Только противный скрип, который
я почувствовал каждой клеточкой своего тела.
  Я улыбнулся и сказал:
  - Стоп. Запись. Снимите с меня шлем.
  Кажется, я услышал, как Николай что-то мне ответил, но потом....
  Афанасьев Роман
  14.03.2000
  Техника Молодежи, 7 за 2000
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.11.2001 16:42