АЛЕКСАНДР АБРАМОВ, СЕРГЕЙ АБРАМОВ
                          СИНИЙ ТАЙФУН
                    Фантастический рассказ
  - Это очень низко, - сказал капитан. Капитан имел в виду барометр -
тяжелый, окованный начищенной медью, доставшийся капитану, наверное, еще
от отца, а тому от деда, ибо и барометр этот, и почерневшая трубка, да и
сама морская профессия передавались в семье Лепиков по наследству: от
Артура к Яну, от Яна опять к Артуру. А под барометром висела плохонькая
фотография, на которой весело смеялась женщина - жена капитана Артура
Лепика, и прижимался к ней десятилетний мальчишка - сын капитана Артура
Лепика, которого, конечно же, звали Ян и которого также ожидали впереди и
барометр, и трубчонка из вереска, и капитанский мостик.
  - Это очень, очень низко, - повторил капитан, и Малинин вгляделся в
застывшую на нижнем делении стрелку, вгляделся непонимающе, спросил:
  - Погода портится?
  Капитан кивнул, ничего не объясняя, да Малинин и не ждал поспешных
объяснений: все равно их не будет. Сначала капитан подумает, крепко
подумает, и только тогда скажет - коротко и точно. Малинин стоял и смотрел
на капитана Артура Лепика, немногословного рыжего эстонца, а тот стоял и
смотрел на фамильный барометр. Так прошла минута-другая, пока капитан не
принял наконец решение и, вспомнив о Малинине, сказал:
  - Будем менять курс.
  "Тоска-то какая! - думал Малинин, топая по коридору за капитаном Артуром
Лепиком. - Ничего толком не объяснит, ходи тут за ним, слова клещами
тяни... Курс будем менять... Почему? Зачем? Погоды он испугался, что ли?
Программа к черту летит..."
Здесь Малинин соврал: программа шла великолепно, по графику,
установленному в институте, придуманному самим Малининым и утвержденному
очень высоким и очень ученым советом. А соврал Малинин из жалости к себе,
из-за охватившего его сейчас чувства ностальгии. Третий месяц
экспедиционное судно Института океанографии находилось в плавании: сначала
в Японском море, потом в Южно-Китайском, теперь снова на пути домой.
Третий месяц Малинин мечтал о твердой земле, о травке-муравке, об
асфальте, наконец. Ему надоела вечно качающаяся палуба "Миклухо-Маклая",
вечно качающаяся койка в каюте, вечно качающийся стол, вечно качающийся
мир. И только надев маску и акваланг, он забывал о твердой земле, и о
траве, и об асфальте. Он уходил в море, как в теплый сон, когда не хочется
просыпаться, открывать глаза - еще минуту, только одну, и еще минуту, и
еще, и еще...
  - Надо сказать Рогову, - напомнил капитан. "Что сказать Рогову? - удивился
Малинин. - Что погода портится? Что курс меняем? Рогов будет страшно
обрадован, ну просто счастлив: да он с милейшего капитана Артура три шкуры
спустит. Что ему какой-то древний барометр!"
Рогов возглавлял экспедицию и вместе со всеми ее участниками третий месяц
мотался по морям, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, профессорское
звание и титул члена-корреспондента Академии наук. Рогов был богом, во
всяком случае для Малинина, скромного кандидата наук, чья докторская
диссертация медленно, но верно распухала в тумбе все того же вечно
качающегося стола.
  - То-то вам Рогов задаст, - мстительно сказал он.
  Но капитан Артур Лепик не испугался страшной угрозы.
  - Не задаст, - сказал он. - Тайфун.
  Пока Малинин туго соображал, что это значит, они дошли до роговской каюты,
остановились на пороге, капитан снял фуражку, огорошил:
  - Беда, Павел Николаевич...
  Рогов отложил ручку - он что-то писал в блокноте - посмотрел сквозь
затемненные стекла очков.
  - Что за беда, Артур Янович?
  - Очень низкое давление. Штиль.
  Рогов снял очки, потер переносицу - переварил сообщение, спросил быстро:
  - На берег радировали?
  - Нет связи.
  - Что-нибудь с аппаратурой?
  - Рация в порядке. Молчит эфир.
  - Помехи?
  - Помех нет. Тишина. Ни разу такого не было.
  Малинин подумал, что капитан сегодня слишком многословен, такого тоже ни
разу не было.
  - Ваше решение? - спросил Рогов. Он снова надел очки, встал из-за стола,
подошел к капитану.
  - Будем обходить, - сказал тот. - Если это тайфун, быть может, удастся
уйти.
  ...Уйти им не удалось. Они вошли в зону тайфуна минут через сорок
неожиданно, что было особенно страшно. И все же капитан сумел увести
корабль от эпицентра тайфуна: ревущий хаос остался где-то справа,
северо-восточнее, потому что именно оттуда шла темнота, иссиня-черная,
непроглядная, с нарастающим ритмом грохота, словно миллионы тамтамов били
тревогу.
  И вместе с грохочущей темнотой налетел ветер. Нет, не ветер - вихрь,
смерч, ураган (какое слово еще подобрать?!). "Миклухо-Маклай" нырнул
носом, потом задрожал, передав вибрацию на палубу, на палубные надстройки,
на мостик, где стояли они втроем: капитан, Малинин и Рогов, остановился на
секунду, словно встретив преграду, и вновь пошел вперед, но уже медленнее,
труднее, преодолевая удары ветра и волн.
  Малинину стало страшно. Штормовка, предусмотрительно захваченная в каюте,
мгновенно превратилась в мокрую и холодную тряпку, фуражку сорвало сразу,
даже удержать не успел. Ветер пытался оторвать пальцы, вцепившиеся в
поручни, отбросить назад, к рубке, вдавить в переборку, распластать,
размазать.
  Капитан пошевелил губами, и Малинин, напрягшись, еле расслышал сквозь
грохот волн и вой ветра:
  - Нам... повезло... идем... по краю...
  - Машина выдержит? - крикнул Малинин и, не услыхав своего голоса, закричал
опять: - Машина выдержит?
  Капитан наклонился к его уху:
  - Должна... Иди... в рубку...
  И схватил его цепкой рукой, потащил по скользкому настилу к двери, рванул
ее на себя. Она подалась неожиданно легко, распахнулась, и капитан не
удержался, упал на мостик, придавив собой Малинина. И сразу, будто только
и дожидаясь этого случая, ветер бросил на палубу чудовищную волну. Она
подхватила Малинина, швырнула его к трапу, ударила головой о стойку. На
секунду он потерял сознание, но тут же пришел в себя, пополз к открытой
двери, преодолевая бешеное сопротивление ветра. Потом его кто-то опять
подтолкнул, и он вкатился в рубку, сел у переборки, очумело оглядываясь.
Следом за ним втиснулся капитан, долго, будто ему что-то мешало, тянул
дверь, наконец захлопнул ее, обернулся.
  - Жив?
  Малинин только кивнул: говорить не хотелось - и посмотрел вокруг. Рядом на
полу сидел Рогов и держался за голову, видимо, тоже сильно ударился.
Впереди, вцепившись в штурвал, стоял матрос Володя - говорун и весельчак.
Даже сейчас он умудрился взглянуть на Малинина, хитро подмигнул ему:
какова, мол, погодка, а? - и снова уставился вперед, в темноту, которая
врывалась в рубку вместе с водой сквозь разбитое стекло.
  Капитан вынул пробку из переговорной трубки, крикнул:
  - В машине! Как дела?
  Кто-то снизу откликнулся:
  - Пока держимся. Это долго, капитан?
  - Не знаю, - сказал капитан и заткнул трубку пробкой: он не любил лишних
вопросов.
  Рогов постонал-постонал и сказал жалобно:
  - Если верить тому, что я знаю о тайфунах, это и впрямь надолго: сутки,
как минимум...
  Малинин ужаснулся: целые сутки ада, грохочущего, мокрого, черного. Нет, он
просто не выдержит этого, не сумеет, не хватит у него сил. И потом...
  - Образцы, - не сказал, прохрипел он, - все разлетится к чертовой бабушке!
  И мысль эта, столь простая и ясная, так ужаснула его, что он забыл и о
страхах своих, и о головной боли, и о том, что до лаборатории с образцами
и пробами два трапа вниз, метры мокрой палубы, ветер, вой и бешенство
волн, забыл он обо всем этом, поднялся кряхтя и пошел к двери, держась за
переборку.
  - Куда? - страшно крикнул капитан и схватил его за руку.
  - Пустите, - вяло сказал Малинин. - Мне надо. Там мои образцы.
  - Сидеть! - капитан толкнул его, и Малинин, не устояв, плюхнулся на пол. -
Ничего не разлетится: мы проскочим.
  "Куда проскочим? - удивился Малинин. - Вокруг чернота..."
Он посмотрел сквозь разбитые стекла рубки и увидел то, что на несколько
секунд раньше увидел и оценил капитан.
  Справа все было по-прежнему темно и страшно. Но слева по курсу с
юго-запада выплывало ровное голубое пространство, нелепое и странное в
чернильной тьме тайфуна. Будто шутник-маляр не спеша наносил кистью ровные
голубые мазки, закрашивая иссиня-черную стену.
  - Лево руля! - капитан оттолкнул плечом Володю, но тот не отпустил
штурвальное колесо, и они вместе крутили его влево, а потом капитан
рванулся к машинному телеграфу и перевел рукоятку на "самый полный". И тут
же крикнул в переговорное устройство: - Полный вперед! Слышишь, Максимыч,
самый полный!
  Нелепо задранный нос корабля в ровном квадрате окна качнулся и пополз
влево, а сам корабль ощутимо прибавил ходу. Малинин подумал, что тайфун и
вправду отпустил их, как повелел великий капитан Артур Лепик, отпустил в
это голубое неясное пространство, заполнявшее всю видимость по курсу.
  Они вошли в него так же неожиданно, как и часом раньше в зону тайфуна. И
сразу же стало светло, прекратился грохот, стих ветер, и палуба перестала
вставать на дыбы, будто кто-то, вспомнив старинное морское поверье, вылил
на кипящие волны бочонок масла.
  - Так держать! - сказал капитан и снова крикнул в машинное: - Хода не
сбавлять! - а потом открыл легко, без усилий дверь рубки и вышел на мостик.
  Малинин поспешил за ним, помог подняться все еще стонавшему Рогову, и они
оба присоединились к капитану, с удивлением оглядывающемуся по сторонам.
  А поглядеть и вправду было на что.
  Там, откуда только что вырвался "Миклухо-Маклай", качалась темно-синяя, с
переливами занавеска, которая изнутри была голубой, а отсюда превращала
черноту тайфуна в синеву, отчего он стал ласково-синим, как небо в
тропиках, и странно тихим, даже немым, будто кто-то запер его в прозрачный
аквариум, не пропускавший ни ветра, ни рева и грохота волн, только что
бесновавшихся и вдруг окаменевших. Все это было там, за синей занавеской,
и казалось, что корабль, даже непонятно как, прорвал ее. Да что там
говорить: непонятно, невоз все это, просто почудилось им, и ветер и
волны прошли страшным синим сном, запертым сейчас за стеклом неизвестно
кем придуманного сосуда.
  Малинин сделал шаг назад: под ногой что-то хрустнуло. Это был осколок
стекла, почему-то не смытый водой. И звук этот, неожиданный, нечаянный,
вдруг подсказал им, что тайфун не миф, не сон. И тогда капитан Артур Лепик
сказал:
  - Так не бывает.
  А Рогов ответил ему с какой-то странной интонацией не то удивления, не то
насмешки:
  - Вы правы, капитан, не бывает. Остается предположить самое простое: мы
все сошли с ума. Устраивает?
  Вместо капитана откликнулся Малинин:
  - Странное сумасшествие: скорее, похоже на массовую наведенную
галлюцинацию. Только что считать галлюцинацией: тайфун или мертвый штиль?
Если тайфун, то объясните мне: кто выбил стекла в рубке, кто сорвал
поручни на мостике? Если походить по кораблю,  будет добавить еще
сотню вопросов. А если тайфун - реальность, а штиль - галлюцинация, то
почему нас не сносит с палубы?
  - Ребенок, - сказал Рогов. - Вы не представляете, как сложны бывают
наведенные галлюцинации... - он засмеялся. - И я не представляю, - и уже к
капитану:- Артур Янович, объявите аврал, проверьте состояние судна,
узнайте, не восстановилась ли связь, и не сбавляйте хода; надо уйти
подальше от этой чертовой синевы.
  Капитан кивнул и пошел в рубку. Через несколько секунд раздался воющий
звук сирены, особенно страшный в недоброй тишине моря.
  Рогов поморщился.
  - Жуткий звук... Но оставим шутки. Что вы думаете, мой друг, об этом
феномене?
  - О занавеске? - Малинин пожал плечами. - О синем тайфуне? Я не фантаст, а
научного объяснения не нахожу.
  - А ненаучного?
  - Может быть, силовой барьер?
  - Может быть. Откуда?
  - Состояние атмосферы... - он помялся, - или вот еще, тайфуны-то у нас
совсем не изучены. Вдруг они несут в себе силовое поле, которое при
определенных условиях превращается в некий кокон вокруг ураганной зоны?
  Рогов хмыкнул, и опять Малинин не понял: одобряет он его бредовую гипотезу
или нет.
  - А вы говорите - не фантаст, - и Рогов посмотрел вниз, на палубу, где
капитан в сопровождении старпома и боцмана обходил дозором свои владения,
вероятно, сильно попорченные тайфуном. - Артур Янович, - крикнул Рогов, -
как связь?
  Капитан остановился и посмотрел вверх. Он смотрел явно не на мостик, выше,
и, проследив за его взглядом, Малинин увидел верхушку мачты без привычного
красного флага на ней. Капитан сказал что-то боцману, и тот побежал назад,
скрылся из виду, а капитан крикнул:
  - Нет связи. Молчит эфир, - и снова пошел, считая вопрос исчерпанным.
  - Плохо дело, - сказал Рогов.
  - Почему? - не понял Малинин. - Тайфун пройдет, связь восстановится. Да и
от берега мы недалеко - двое суток пути.
  Рогов не ответил: он к чему-то прислушивался, потом предложил:
  - Давайте спустимся. Я вам кое-что покажу...
  Малинин шел за ним, недоумевающий и взволнованный. Он привык к Рогову,
знал о его причудах, к примеру, о чрезмерной таинственности даже в самых
простых делах. Но таинственность эта всегда была лишь игрой, а сейчас
Рогов не играл. Малинин готов был поклясться, что его учитель чем-то
всерьез озабочен.
  Они спустились на палубу, прошли мимо капитана Артура Лепика, мрачно
наблюдавшего за тем, как матросы крепили сорванную бурей шлюпку. Малинин
не утерпел, оглянулся: на мачте вновь красовался алый флаг - боцман быстро
выполнил приказ. Но флаг не развевался, как обычно, повис неподвижно, и
Малинин только сейчас заметил, что ветер совсем стих, будто они вернулись
назад во времени, как раз в тот самый миг, когда капитан посмотрел на свой
барометр.
  - Опять штиль, - сказал Малинин.
  - Это не штиль, - откликнулся Рогов. - Это нечто иное. Смотрите, - он
перегнулся через борт. - Что это с морем?
  Малинин посмотрел на воду и оторопел. Море никогда не кажется нам
прозрачным, взгляд сверху тонет в плотной, стального цвета водяной толще.
Но толща эта чиста и не замутнена, а различные цветовые оттенки в ней лишь
подчеркивают эту чистоту. Теперь же вода за бортом не была чистой: в ней,
как в банке любителя-рыболова, кишела какая-то взвесь, придававшая морю
ровный грязно-зеленый цвет.
  Малинин рванулся было назад, но его остановил резкий окрик Рогова:
  - Куда вы?
  - В лабораторию. Надо взять пробы.
  - Погодите, - отмахнулся Рогов. - Успеем. Отпустит капитан наших ребят,
тогда и возьмем. А сейчас... - он опять к чему-то прислушался. - Мы,
кажется, сбавили ход...
  Малинин тоже почувствовал, что корабль резко снизил скорость. Но тогда бы
изменился и звук, доносящийся на палубу из машинного отделения: стал бы
мягче, глуше. Однако, машина работала на предельном режиме: за время
плавания Малинин научился определять на слух режимы работы двигателей.
  - Странность на странности, - загадочно сказал Рогов и добавил: - Впрочем,
послушаем, что нам хочет поведать наш милый студент: его явно прислал
Артур.
  К ним подбежал взволнованный и запыхавшийся Нолик - студент-географ, чья
дипломная работа, как и диссертация Малинина, создавалась в экспедиции.
  - Павел Николаевич, вас капитан зовет!
  - Идем, - Рогов с сожалением отошел от борта, обернулся. - Сейчас Артур
будет удивлять нас своим сообщением.
  Малинин шел с Ноликом и думал, чем еще может их удивить капитан. Машина не
тянет? Это и так ясно. Видимо, сопротивление среды возросло настолько, что
она тормозит ход. Да и легко ли плавать в киселе? Кто-нибудь пробовал?
  Он не ошибся: капитан только что вылез из машинного отделения, и на его
обычно непроницаемом лице ясно читалось удивление.
  - Мы все знаем, - опередил его Рогов. - За бортом что-то странное: похоже
на планктон, только плотность много выше. Останавливайте судно. Будем
брать пробу. - Он окликнул уже уходящего капитана: - Кстати, корпус не
перегрелся?
  - Не успел, - сказал капитан и пошел в рубку, а Малинин - в который раз? -
расстроился: почему до простых вещей Рогов доходит значительно быстрее?
Ведь ясное же дело: возросло трение, возросла и температура...
  Он сердито сказал Нолику:
  - Позови ребят и тащите сюда оборудование.
  Нолик побежал в лабораторию, а капитан, видно, уже успел отдать приказ: на
корабле застопорили машины, он прошел еще немного по инерции и лег в дрейф.
  Когда Рогов с Малининым дошли до кормы, Нолик с лаборантами уже спустили
за борт люльку с приборами, два матроса встали у лебедки, а капитан Артур
Лепик, посасывая свою неизменную трубку, наблюдал за происходящим, всем
своим видом показывая, что не интересует его ни странная граница между
тайфуном и штилем, ни загадочный феномен моря, тормозящий ход судна, а
если что и волнует, так только отсутствие связи, да и то самую малость,
чуть-чуть...
  В лабораторной люльке помещались двое. Рогов быстро перелез через борт, а
следом за ним в люльку спрыгнул Нолик. Малинин хотел заявить, что Нолику
неплохо было бы постоять на борту, посмотреть, как старшие товарищи будут
работать у воды, но не успел: Рогов махнул матросам рукой, и люлька
поползла вниз.
  Она остановилась у самой воды, и Рогов подумал, что слова "у воды" здесь
не подходят: у ног его застыла странная зеленая кашица, на вид густая и
вязкая. Он присел на корточки и опустил в нее руку.
  - Осторожнее! - крикнул сверху Малинин, но Рогов не услышал его.
  За тридцать с лишним лет работы он, казалось ему, успел узнать об океане
все, что знала о нем земная наука. Он вдоль и поперек прошел эти широты.
Он читал лекции в Оксфорде и МГУ, в Гарварде и Беркли. Его работы
цитировались на многих симпозиумах и конференциях. О нем знал ученый мир.
И сейчас, сидя на корточках над зеленой кашицей, которая полчаса назад
была обыкновенной морской водой, он с ужасом понял, что все его завидные
знания ничтожны, пусты и бессмысленны, потому что ни одно из них не могло
даже намекнуть, с чем они встретились. Он понимал, что казнить себя
бессмысленно и бесполезно: наука - в его лице, сейчас! - встречается с
подобным феноменом впервые, и феномен этот необъясним, не похож ни на что
привычное. Прекрасная формула существовала некогда: "Этого не может быть,
потому что не может быть никогда". Закрой глаза, отмахнись, не верь,
улыбнись презрительно: нет этого, нет, нет! Но рука с трудом входила в
зеленое месиво, как входит ложка в желе, и желе это сдавливало руку,
неприятно холодило кожу. Рогов резко поднялся, покачнув люльку, и осмотрел
руку. Она была абсолютно сухой.
  Сверху опять кричали что-то, но он опять не слышал, пытаясь все-таки
объяснить необъяснимое привычными понятиями, найти какие-то аналогии, но
привычные понятия не подходили сюда, а знакомые аналогии ничуть не
напоминали то странное состояние воды (именно воды: Рогов не хотел, не мог
думать иначе!), которое превращало ее в желе.
  - Павел Николаевич, - Рогов вздрогнул и обернулся: Нолик смотрел с
восторгом и ужасом, причем восторга было больше. Естественно: он не
обременен всеми знаниями, он вообще не очень-то обременен знаниями,
поэтому ему не страшно необъяснимое, а лишь любопытно до ужаса, который
все-таки читался на его лице. Счастливое качество молодого ученого -
верить тому, что есть, а не тому, что объяснено или объяснимо. Именно это
качество и движет вперед науку, а Рогов? Ты его потерял, разбросал по
симпозиумам, по ученым советам, по докладам и рефератам, которые и не
нужны-то уже, ничего они объяснить не могут ни тебе, ни Нолику, никому.
Значит, перешагни через них, забудь, начни сначала - вот отсюда, от этого
киселя за бортом. И не бойся признать поражение, великий Рогов. Как знать,
вдруг да обернется оно чем-нибудь, отдаленно похожим на победу...
  Он встряхнул головой, будто сбросил оцепенение, спросил Нолика:
  - Ну что?
  - Температура невероятная! - Нолик даже захлебывался от восторга. - По
Цельсию - тридцать восемь. А плотность все время растет, записывать не
успеваю.
  - Пробы взял?
  - Конечно.
  - Тогда поехали наверх: посмотрим, подумаем, - и вдруг замолчал,
пораженный услышанным. - Говоришь, плотность непрерывно растет?
  - Растет! А что?
  - Это хорошо, - сказал Рогов, - это просто великолепно, - добавил он и,
перешагнув через барьерчик люльки, встал на воду.
  Именно встал; зеленое желе чуть прогнулось под ногами, как батут, качнуло
его, и он ухватился за люльку, чтобы удержать равновесие.
  Наверху ахнули. Он поднял голову, помахал им рукой, хитро подмигнул
ошеломленному Нолику и шагнул вперед. Потом сделал еще шаг, пошел медленно
вдоль корпуса судна. Желе отлично держало его, только идти было
трудновато: поверхность неровная и качается, того и гляди упадешь.
  - Стойте, Павел Николаевич! - заорал Нолик. - Я с вами!
  Он тоже перелез через барьер, нелепо размахивая руками, побежал к Рогову,
не удержался, плюхнулся во весь рост, но тут же поднялся, осмотрел себя,
спросил удивленно:
  - Почему следов никаких нет? Даже не намок...
  - А это не вода, - спокойно ответил Рогов, внутренне содрогаясь, - ересь!
бред! И все же не вода!
  - Что же? - Нолик с надеждой смотрел на своего бога.
  - Не знаю, - вздохнув, признался бог.
  - А почему она нас держит?
  - Тоже не знаю. Ты лучше не спрашивай: мы с тобой сейчас на равных - ни о
чем не догадываемся. Ты подумай лучше: плотность среды растет отчего?
  Нолик пожал плечами с недоуменной гримасой.
  - Высказываю гипотезу, - Рогова внезапно охватило ощущение охотника:
добыча рядом, только руку протяни! - Постороннее тело, помещенное в среду,
вызывает повышение плотности вокруг него. А значит...
  - А значит, - восторженно подхватил Нолик, - чем дальше от корабля, тем
плотность меньше! Так?
  - Пятерка, - похвалил Рогов. - Проверим?
  Позади загрохотала лебедка. Рогов обернулся: люлька стремительно взлетела
вверх, в нее влезли Малинин и два лаборанта, и через три минуты они
присоединились к Рогову с Ноликом.
  Малинин даже задыхался от изумления.
  - Держит. Нет, вы подумайте: держит, - повторял он, глупо улыбаясь, и
вдруг уже серьезно спросил: - Павел Николаевич, это же не вода, верно?
  Рогов усмехнулся про себя: молодость, несомненно, имеет преимущества. Вот
и Малинин: он не придавлен авторитетом Большой науки, вернее, еще не
придавлен, и ему понадобилось меньше времени и меньше усилий, чтобы
признать невероятное.
  - А что же это? - он задал Малинину тот же вопрос, что пятью минутами
раньше Нолик.
  Но Малинин не прикрылся спасительным "не знаю", он пошевелил тубами,
подумал, потом засмеялся, сказал:
  - Бред, конечно, но вдруг это жизнь?
  - Мыслящий океан? - лениво спросил Рогов. - Лема начитались...
  - Почему обязательно мыслящий? - фантазировал Малинин. - Даже наверняка не
мыслящий. Микроорганизмы, растворенные в питательной среде. Или не в
среде... Сама среда - совокупность микроорганизмов.
  - Не опровергаю, - сказал Рогов. - Здесь любая гипотеза допустима.
Проверим нашу с Ноликом: ее хоть сразу проверить .
  Они подошли к люльке. Нолик обвязал вокруг пояса тонкий канат, второй
конец закрепил за барьер люльки и медленно, как по льду, пробуя
поверхность желе носком кеды, пошел прочь от корабля. Он отошел шагов на
десять, обернулся и крикнул:
  - Держит хуже!
  - Иди обратно, - приказал Рогов, но парень не послушался, шагнул дальше и
вдруг провалился по щиколотку, не удержался, сел, и Малинин с лаборантами,
ухватившись за канат, подтащили Нолика к люльке. Рогов нагнулся и
внимательно осмотрел его кеды: они были по-прежнему сухи, неведомая среда
не оставляла следов.
  - Как в болоте, - ошеломленно проговорил Нолик. - Засасывает и давит.
  - Хватит экспериментов, - сердито бросил Рогов. - Пробы у нас есть, 
и подниматься.
  Он влез в люльку вместе с Ноликом, сказал Малинину:
  - Вы с ребятами вторым рейсом.
  Малинин кивнул, не оборачиваясь. Он смотрел на корпус судна: зеленая
"плесень" - оторванная от своей среды, она казалась именно плесенью -
обхватила корпус "Миклухо-Маклая", поднялась почти до иллюминаторов.
Верхний ее край, неровный, ажурно-рваный, ощутимо полз вверх, а внизу этот
тонкий, почти прозрачный слой "плесени" переходил в уже привычное желе, и
там, где эта "плесень" вырастала, желе чуть покачивалось взад-вперед,
словно подталкивало ее по борту судна вверх.
  - Ну и ну! - изумленно воскликнул Рогов. - Пять минут назад плесени не
было.
  Малинин и сам помнил, что борт был абсолютно чист, когда они спускались
вниз. Значит, плесень выросла недавно и очень быстро.
  - Это же не опасно, - неуверенно, словно уговаривая самого себя, сказал
Нолик. - Она ведь не оставляет следов.
  "Верно, - подумал Малинин, - следов не оставляет. На кедах. На
человеческом теле, руке к примеру. И это все? Но есть еще корпус судна,
есть еще вещи в каютах..." И вдруг с какой-то особенной остротой понял,
что вся их восторженная беготня вокруг морского феномена может быть
опасной. Он задрал голову вверх и заорал изо всех сил:
  - Артур Янович! Прикажите задраить иллюминаторы везде. И побыстрее!
  Рогов внимательно разглядывал зеленую корку на борту.
  - Не успеем, - проговорил он задумчиво. - Спохватились, да поздно. Видите:
эта штука уже к каютам подобралась.
  Кое-где хлопали иллюминаторы, а "плесень" уже застилала их, и там, где
хозяева не успели забаррикадироваться, пробиралась в каюты, и кто знает,
что она там натворит.
  - У нас иллюминатор открыт, - сказал Малинин. - Поднимайтесь, Павел
Николаевич, и бегом в каюту.
  Рогов и сам понимал, что надо спешить. Едва люлька поравнялась с палубой,
он легко перескочил через поручень, сбежал по трапу, толкнул дверь в
каюту. Сзади сопел Нолик, пытаясь через его плечо рассмотреть, что же
успела захватить зеленая "плесень".
  А захватить-то она успела не так уж много. Зеленый кисель сполз из кольца
иллюминатора на письменный стол, растекся по его полированной деревянной
крышке.
  - Вот вам и еще пробы для опытов, - сказал Нолик, задраивая иллюминатор.
  - Ладно, - махнул рукой Рогов, - потом соберем. Пошли на палубу.
  Честно говоря, он был чуть-чуть разочарован: зеленая "плесень" не ползла
по каюте, не пожирала все на своем пути, не росла с каждой минутой.
Однажды разыгравшаяся фантазия уже неудержима. Ступив на плотный кисель за
бортом "Миклухо-Маклая", Рогов уже не сдерживал свое закованное в строго
научные шоры воображение. Да и как  сдерживать, если эти "строго
научные шоры" ни черта не объясняют, а явно ненаучное воображение
подсказывает гипотезы одна другой хлеще, зато все объясняющие. Пока они с
Ноликом бежали к каюте, Рогов успел наделить "плесень" разумом и ждал от
нее бурных проявлений. Но растекшийся по столу кисель мало походил на
существо или вещество "сапиенс", и шаткие ножки безумной гипотезы легко и
охотно подломились. Рогов усмехнулся: "Совсем спятил, старик. Ты же на
Земле, а не на альфе Центавра. Откуда здесь "разумная плесень"?"
На палубе стоял Малинин и смотрел в капитанский бинокль. Растерянный Артур
Янович топтался рядом, порываясь отобрать бинокль. Малинин не давал,
толкался и повторял:
  - Погодите, погодите, сейчас, сейчас...
  - Что-нибудь новенькое нашли? - поинтересовался Рогов.
  - Старенькое, - невежливо буркнул Малинин, неохотно отдавая бинокль
капитану, который тотчас же прилип к нему, застыл памятником. - Как вы
смотрите на то, что мы в плену?
  - У пиратов? - спросил Нолик.
  - У "плесени", - не поддержал шутки Малинин. - Артур Янович, дайте шефу
полюбоваться...
  Может быть, Малинин и преувеличивал, но ведь Рогов решил ничему сегодня не
удивляться, верить самому невероятному. Везде, до самого горизонта, а быть
может, и дальше, за ним, по всей земле, расстилалась ровная зеленая
поверхность. Ни волн на ней не было, ни всплесков, ни белых пенных
гребешков, столь привычных на море. Да и море ли это было? Скорее, "суша",
жадное агрессивное болото, которое заперло корабль наглухо, намертво,
навеки - какие еще слова подобрать? Рогов обернулся: позади, там, откуда
они пришли в этот странный зеленый мир, по-прежнему качалась прозрачная
занавеска. За ней, как в гигантском аквариуме, бился синий тайфун. В
двенадцатикратный "цейс" видны были волны, которые разбивались об эту
занавеску, вероятно, с грохотом, с воем ветра. Но звуки, как и волны,
оставались за ней, как за синим стеклом, неизвестно кем и зачем
повешенным, неизвестно как пропустившим судно в это диковинное тихое
болото. Да, здесь была тишина, безоблачное голубое небо, застывшая зеленая
пленка болота, ровная, как по линейке проведенная линия горизонта.
  - Эфир все еще молчит? - спросил Рогов.
  - Молчит, - сказал капитан и добавил просительно: - Куда же мы попали,
Павел Николаевич?
  Рогов пожал плечами: мол, спросите что-нибудь полегче, а Малинин ответил
неожиданно сорвавшимся голосом:
  - Хотите знать? Могу объяснить, - и даже рукой махнул. - Только кто мне
поверит...
  - Я сегодня всему верю, - безнадежно сказал Рогов и не соврал: какая в
сущности разница - верить или не верить? От объяснений легче не будет. Да
и кто докажет: верны они или нет? Все воз за синей завесой тайфуна.
  - Говорите, - попросил он Малинина.
  Малинин начал, посмеиваясь: "Не верите - опровергайте". Но Рогов знал
своего ученика: тот не шутил, не выламывался, не пытался огорошить
супероригинальной идеей. Эта идея у него явно была выношена, продумана за
последние часы, а смешочки, они от неуверенности, от привычной робости:
как примут?
  - Мы не на Земле, - говорил Малинин. - Или, вернее, на Земле, но не нашей
- другой. Проклятый тайфун родился на грани двух миров: того, где мы
живем, и этого - чужого. Я не оригинален: идея множественности миров
существует давно. И кое-кто из серьезных ученых - вы слышали, Павел
Николаевич, - уже пробует найти дверку в соседний мир. Пока безуспешно, наощупь, но пробует! А мы нашли ее, случайно наткнулись в потемках и
прорвались сюда, где все иное, непохожее на привычные земные атрибуты. Я
читал в каком-то фантастическом романе о том, как человек путешествует из
мира в мир, вернее, путешествует его биополе, совмещаясь в соседних мирах
с биополями его аналогов.
  Авторы предположили, что миры эти бесконечно повторяют друг друга,
отличаясь лишь по времени; где-то оно отстает от нашего, где-то его
опережает. А почему бы не допустить, что миры эти вообще не похожи на
земной? Ну вот как здешний, - он обвел вокруг рукой и засмеялся: - Красив?
  Рогов кивнул:
  - Красив. Ваша гипотеза имеет право на существование, - он помолчал и
добавил: - Впрочем, как и всякая другая. У тебя никакой нет, Нолик?
  У Нолика не было гипотезы: его заворожила малининская, и он готов был
охотно принять ее на веру. Да и Рогов не находил возражений против нее:
она все объяснила. А то, что она невероятна, так через невероятность 
перешагнуть, и тогда все становится понятным и объяснимым. Но гипотеза
гипотезой, а выбираться из плена необходимо...
  - Нужны аммонитные шашки, - сказал он. - У вас они есть, капитан?
  - Есть.
  - Тогда запускайте машину. Поиграем в игру под названием "Из ледяного
плена".
  Рогов думал так: если машина сама не вытянет их из болота, то взрыв
поможет расчистить впереди путь. Может помочь. А дальше - Рогов сам
проверял - зеленая каша теряет плотность. До тайфуна несколько километров,
надо попробовать проскочить.
  Уж лучше тайфун, чем эта зеленая дрянь, пусть даже и безобидная.
  Конечно, ему не хотелось уходить: когда еще представится такой случай -
встреча с колонией неизвестных науке микроорганизмов. В том, что это
действительно микроорганизмы, Рогов не сомневался. А где они находятся -
на Земле или в соседнем мире, - значения в сущности не имело. Не имело для
него - ученого. А для руководителя экспедиции еще как имело. Поэтому, не
очень-то веря в гипотезу Малинина, он гнал сейчас судно в зону тайфуна, в
опасность, но в п р и в ы ч н у ю опасность, если хотите, в земную.
А здесь оставалась мнимая безопасность зеленого спокойствия, интересная,
но, увы!.. загадочная.
  И в том, что безопасность мнимая, Рогов убедился сразу же, как только
вошел в каюту. Зеленая "плесень", отрезанная иллюминатором, прихотливо
растеклась по полу, осторожно обойдя початую бутылку с боржоми, чугунное
пресс-папье, пластмассовые шариковые ручки, кожаную папку с серебряной
монограммой - все, что было на столе и в столе. Самого стола не было. Не
было и деревянного стула, прикрученного к металлическому листу, которым в
каютах обшит пол. Они растворились, исчезли, хотя Рогов ясно помнил, что,
когда Нолик закрывал иллюминатор, "плесень" была на столе.
  Рогов рванул дверь и выскочил в коридор. Из соседней каюты вышел Малинин.
Вид у него был испуганный и ошарашенный.
  - Стол? - быстро спросил Рогов.
  - Что стол, - Малинин неожиданно по-детски всхлипнул, - моя диссертация...
  И тогда Рогов прислонился к теплой переборке коридора и засмеялся. Сначала
хмыкнул негромко, потом еще и еще: не мог сдержаться, потом захохотал
громко и весело. И вместе со смехом проходило дикое напряжение, в котором
- он и сам не подозревал об этом - Рогов находился последние два часа.
Пусть это была истерика - называйте, как хотите, - но именно она-то и
развеяла все сомнения и колебания, гипотезы и идеи, все, кроме одной -
бежать. Бежать скорее, изо всех сил.
  Малинин - тут надо ему отдать должное - не бился головой об стену, не рвал
на себе одежды, не хватал любимого начальника за грудки и не требовал
сатисфакции. Он скромно ждал, пока любимый начальник отсмеется, а когда
Рогов затих, вытер слезящиеся от смеха глаза, Малинин спросил его:
  - Как у вас со здоровьем?
  - Отлично, - сказал Рогов. - лучше не бывает. А диссертацию вашу "плесень"
сожрала. И стол и стул. А бутылкой с боржоми побрезговала. И пресс-папье
тоже.
  - Что же, она только дерево жрет? - спросил Малинин.
  - А что? - удивился Рогов. - Вполне воз. В вашем мире допустимо любое
предположение, даже самое глупое. И не расстраивайтесь, ради бога:
приключение стоит пачки листов, которые, кстати, нам с вами нетрудно
восстановить...
  Его оборвал взрыв. Потом еще один и еще. "Миклухо-Маклай" дрогнул и
двинулся медленно, с трудом. Громыхнул еще один взрыв, и судно чуть
заметно прибавило скорость.
  - Пока мы не вошли в тайфун, надо бы эту гадость собрать, - сказал Рогов
Малинину. - Скажите Артуру, пусть пошлет ребят пройти по каютам. А то мы
так до Владивостока не доберемся: "плесень" все сожрет.
  Малинин пошел по коридору, приноравливаясь к неровному ходу судна. А Рогов
закрыл глаза, прислонился к переборке и ждал. Потом мимо него пробежали
посланные Артуром матросы. Кто-то спросил на ходу:
  - Вам плохо, Павел Николаевич?
  Рогов покачал головой отрицательно, глаз не открыл, стоял расслабленно и
слушал двигатель. Тот работал ровно и сильно, и судно шло все быстрее:
видимо, "плесень" не успевала "сплотиться" вокруг него. А позже в гул
двигателей вошли другие звуки: грохот волн, свист ветра. А спустя секунду
"Миклухо-Маклай" дернулся, качнулся, прыгнул вперед и вниз, будто в
пропасть. И Рогов не устоял, грохнулся на металлический пол, прижался к
нему щекой. Потом поднялся и, держась за стены, пошел к трапу на палубу.
Судно вошло в тайфун, далекая синева его стала близкой и понятной чернотой
бури, и Рогову захотелось на воздух - просто подышать соленым и мокрым
ветром, обыкновенным земным ветром.
  ОБ АВТОРАХ
  Абрамов Александр Иванович. Родился в 1900 году в Москве. Окончил
Литературный институт имени В. Я. Брюсова и Институт иностранных языков.
Член Союза писателей СССР. Печататься начал еще в 20-х годах и как
журналист, театральный критик и автор повестей и рассказов. В конце
50-х - начале 60-х годов выходят его повести "Я ищу Китеж-град", "Прошу
встать!", "Когда скорый опаздывает". В жанре научной фантастики выступает
с 1966 года совместно с С. А. Абрамовым.
  Абрамов Сергей Александрович. Родился в 1942 году в Москве. Окончил
Московский автодорожный институт, по образованию инженер. С 1961 года
выступает в периодической печати с репортажами, очерками, критическими
статьями. Работает в журнале "Смена". Член Союза журналистов СССР. В
соавторстве со своим отцом А. И. Абрамовым им опубликованы сборник
научно-фантастических рассказов "Тень императора", романы "Всадники
ниоткуда", "Рай без памяти", "Джинн из лазури", "Селеста - 7000".
  В нашем сборнике авторы выступают третий раз. В настоящее время они
работают над новым фантастическим романом.
  НА СУШЕ И НА МОРЕ. 1973
OCR В. Кузьмин
Okt. 2001
Проект "Старая фантастика"
http://sf.nm.ru