Антон Антонов

ГЕН БЕССТРАШИЯ

Диме Бернатовичу с благодарностью за имя для свирепой расы моторо-мотогалов и за конструк­тивную критику, цитировать которую не буду, дабы не вводить читателей во искушение.

Мы старания утроим,

Построение устроим

И пройдем железным строем

Накануне перед боем.

Пусть не кажется порою,

Что сражаться будет просто —

Мы отважные герои

Очень маленького роста

Андрей Макаревич

Поймали однажды инопланетяне русского, немца и поляка и посадили каждого в одиночную камеру без окон, без дверей, без щелей, без мебели и вообще без ничего.

Дали им по два литых шарика из неизвестного материала, который не берет даже плазменный резак с температурой в миллион градусов, и сказали:

— Тот, кто сумеет нас удивить с помощью этих шариков, останется жив. А кто не сумеет — того мы съедим.

По прошествии некоторого времени заходят инопланетяне к немцу, а он шариками жонглирует.

Засмеялись пришельцы и говорят:

— Ну что ж тут удивительного? Разочаровал ты нас. Вот тебе соль, перец, специи, натрись хорошенько — и на сковородку.

Заходят к поляку — а тот с шариками чего только не вытворяет. То в ухо засунет, из другого достанет, то в рот положит, через пупок выдернет, и еще много чего. Жить захочешь — и не так раскорячишься.

Покачали гуманоиды головами, поцокали языком и говорят:

— Да, уж удивил так удивил. Мы всегда считали, что ваша физиология для таких фокусов не приспособлена. Можешь, пожалуй, домой собираться. Вряд ли русский тебя переплюнет.

И ушли к русскому.

Возвращаются — озадаченные и озабоченные, и говорят поляку с неподдельным прискорбием:

— Увы, друг, не повезло тебе. Вот соль, перец, специи, натрись хорошенько — и на сковородку.

— Да что же такое сделал этот русский?! — вскричал поляк в изумлении.

— Да, так... — ответили пришельцы. — Он один шарик сломал, а другой потерял.

Анекдот

* * *

Иные времена, иные нравы.

Это случилось, когда свирепая и безжалостная раса моторо-мотогалов вырвалась на просторы Вселенной и завоевала половину Галактики, установив от ядра до самых до окраин свое страшное моторо-мотогальское иго.

Моторо-мотогальская сверхсветовая бронекавалерия захватывала беззащитные планеты одну за другой, и покоренные народы безмолвно стонали под гнетом, пока не нашлась цивилизация, которая сумела дать отпор спесивым завоевателям.

Прежде раса миламанов больше всего на свете любила музыку и танцы, но еще сильнее она любила свою свободу и ради ее сохранения превратила все свои планеты в единый военный лагерь, где о музыке и танцах вспоминали лишь в редкие часы досуга.

Но несмотря на это, свободолюбивые миламаны проигрывали борьбу, где ставкой была их жизнь вместе с музыкой и танцами. Вездесущая бронекавалерия уже вторглась в самое сердце звездного скопления миламанов, и спасти их могло только одно — ген бесстрашия, который делает воинов непобедимыми.

Но ген бесстрашия никак не давался в руки, тем более, что за ним охотились не только миламаны. Коварные мотогалы делали все, чтобы опередить своих соперников в этой охоте.

И все же миламаны были первыми, кому улыбнулась удача. Они нашли ген бесстрашия на одной слаборазвитой планете в неизученной части галактики, куда не долетали боевые звездолеты враждующих армий. И перед лучшими из лучших миламанских воинов встала задача срочно и скрытно доставить носителя бесценного гена на родину расы миламанов.

Гнусавый закадровый текст

1

Поскольку для покоренных народов все моторо-мотогалы были на одно лицо, каждый из них имел свои уникальные знаки отличия. Но даже это не всегда помогало, и только одного жестокого завоевателя все узнавали с первого взгляда, даже не успев прочитать его имя, крупными буквами написанное на спине.

Это был генерал Забазар, начальник Главного штаба союзнических войск, величайший храбрец и мудрейший военачальник. Семь орденов “Героин Мотогаллии” на его груди говорили сами за себя.

Наиболее храбрых моторо-мотогальских воинов, отдавших всю свою жизнь совершению подвигов, называли “героинами”, потому что их храбрость была обусловлена наркотиком, который выделяли в кровь железы внутренней секреции.

Но орден “Героин Мотогаллии” вручался только тем, кто действительно совершил подвиг, а это удавалось далеко не всякому.

Количество подвигов, совершенных генералом Забазаром, не поддавалось исчислению, но общеизвестная скромность великого военачальника не позволяла ему принимать награды слишком часто, тем более что они и так не помещались у него на груди, и некоторые второстепенные знаки почета — “За кошмарную храбрость”, “За лютую ненависть”, “За образцовое растерзание врага” и многие другие — украшали сверху донизу рукава генеральского мундира. А маленькая, но особо ценная наградная брошь “Кровавое сердце” была пришпилена к его носовому платку.

Вытирая этим платком безволосый череп, генерал Забазар метеором промчался перед строем союзнических войск, сильнее обычного хромая на обе ноги.

Добровольцы из числа покоренных народов стояли не шелохнувшись. Они знали, как страшен бывает гнев начальника Главного штаба, когда он не в духе. А сегодня он был явно не в духе, ибо череп его, в обычные дни серый с зелеными прожилками, на этот раз имел ярко-синий цвет.

— Да здравствует моторо-мотогальское иго! — пролаял строй, когда генерал поравнялся с портретом Всеобщего Побеждателя.

— Ура! — буркнул генерал и стукнул себя кулаком в сердце.

Сердце и без того пошаливало, но иначе было нельзя. Даже прославленные генералы обязаны приветствовать портрет Всеобщего Побеждателя, не скрывая своего восторга и преданности.

Добравшись до своей рабочей резиденции, генерал почувствовал себя совершенно разбитым, и доклад дежурного по Вселенной бодрости ему не добавил.

— Самые худшие подозрения подтвердились, мой генерал, — сообщил дежурный с непроницаемым выражением лица. — Миламаны действительно нашли ген бесстрашия, но нам пока не удалось установить, где и в каком виде.

— Что значит — не удалось установить?! — рявкнул генерал, не скрывая гнева.

Дежурный по Вселенной не подчинялся Забазару непосредственно, но был младше по званию, по возрасту и по количеству наград, а потому начал оправдываться, и вид его превратился в непроницаемо-виноватый.

— Разведка лезет из кожи вон, чтобы раздобыть необходимую информацию. Но речь идет о неисследованной части галактики. Там очень легко затеряться и очень трудно кого-нибудь найти.

Генерала Забазара этот ответ не удовлетворил, но разведка ему тоже не подчинялась. К тому же он знал, что разведчики действительно лезут из кожи вон в буквальном смысле слова, поскольку чрезмерное перенапряжение сил вызывает у них внеплановую линьку.

Однако напряжение сил волновало Забазара меньше всего. Ему нужен был результат, а разведка вот уже много дней кормила его одними обещаниями. А поисковые звездолеты в это время мыкались в неисследованной части галактики, как слепые котята, не в силах обнаружить инверсионный след миламанских кораблей.

И похоже, все шло к тому, что транспорт с геном бесстрашия на борту придется перехватывать на ближних подступах к звездному скоплению миламанов, а поручат это дело наверняка ему, генералу Забазару, потому что кроме него во всей Мотогаллии нет ни одного военачальника, который гарантировал бы выполнение подобной задачи на 100 процентов.

Однако начальнику Главного штаба союзнических войск такая перспектива совсем не нравилась. Хотя бы потому, что он тоже не был уверен в успехе на все сто.

2

Впервые за свою короткую жизнь младший офицер Ли Май Лим дышала полной грудью, не опасаясь внезапной смерти или коварного удара из-за угла. В этой части галактики не было моторо-мотогальских боевых кораблей, а все прочие опасности казались мелочью по сравнению с ними.

“Лилия Зари”, легкий крейсер глубокой разведки, высшее достижение инженерной мысли цивилизации миламанов, умело путал след, и моторо-мотогалы потеряли его еще в полосе нейтральных миров. Одинокий звездолет затерялся в обширной темной области в стороне от спиральных рукавов Млечного Пути.

В этом секторе, где звезды отстояли друг от друга на много световых лет, не было не только моторо-мотогальских звездолетов. Не было вообще никаких. Пустое небо на тысячи парсек[1] вокруг.

Но если знать, куда лететь, то найти дорогу совсем нетрудно. Вот она, одиночная желтая звездочка с планетной системой, в которой нет ничего примечательного. Кроме одной маленькой детали. Там, на третьей планете, живут гуманоиды, чем-то похожие на миламанов, и в их клетках обнаружен ген бесстрашия, которого миламанам так не хватает.

Беда, однако, в том, что ген бесстрашия никак не дается в руки. Миламаны и прежде находили расы, у которых он тоже был, но биологическую несовместимость по другим параметрам не удавалось исправить никакими средствами.

И здесь случилось то же самое. Как только миламанские ученые из первой экспедиции расшифровали генетическую и биохимическую структуру вида, стало понятно, что доля особей, пригодных для скрещивания, составляет на этой планете не более 1 на 666666666,666 в периоде.

Иными словами, выходило, что таких особей на всей планете не больше девяти.

Разыскивать девять гуманоидов среди шести миллиардов, и притом не обнаруживая себя — задача нереальная. Эта работа может затянуться на многие века, но так и не привести к успеху.

И вдруг произошло чудо. Случайно, наперекор теории вероятностей, в одном из тестов первой тысячи обнаружилось нужное сочетание признаков. Проверка показала — это действительно тот самый гуманоид. Один из девяти.

Его надо было срочно эвакуировать с планеты, где он ежедневно подвергался опасности — но экипаж корабля биологической разведки не был готов к подобным операциям. Брать клеточные пробы с помощью микроботов и изучать их в комфортной обстановке на орбите — это максимум, на что они способны.

И вот теперь туда, к маленькой желтой звезде, несется легкий крейсер с отрядом спецназа на борту. И среди младших офицеров отряда — Ли Май Лим, так похожая на эту звездочку.

Ее кожу называют медовой, а ее волосы — золотыми, но ведь это только метафоры, к которым так склонны все миламаны, особенно мужчины, которые до войны все поголовно были поэтами и теперь не утратили этого дара. А на самом деле кожа и волосы у Ли Май Лим такие же желтые, как лучи звезды спектрального класса G2.

У миламанов считается, что это самый лучший цвет. Более светлый и более темный котируются ниже. А еще у Ли Май Лим зеленые глаза, и это большая редкость. Обычно у миламанов кожа, волосы и глаза одного цвета, только ободок у зрачков потемнее — в тон губам и соскам.

А у Ли Май Лим глаза зеленые, как изумруд, и это считается верхом красоты. Недаром в нее влюблен весь спецназ и половина корабельного экипажа.

Но сама Ли Май Лим больше любит звезды.

Четыре желтых звездочки прямо по курсу, но три из них слабее последней, и эта последняя — как раз та самая, куда они летят.

Влюбленные спецназовцы подозревали, что Ли Май Лим смотрит на эту звезду не просто так. Она ждет встречи с инопланетчиком, который носит в себе ген бесстрашия и может стать праотцом несметного множества непобедимых солдат.

Надо ли говорить, что любая женщина расы миламанов без колебаний согласится стать их праматерью.

Но у Ли Май Лим больше шансов. Ведь из 333 солдат и офицеров на борту крейсера всего 221 женщина, что удивительно мало для расы миламанов. И Ли Май Лим среди этих женщин — бесспорно самая красивая.

Впрочем, неизвестно, как отнесется к ее красоте названный инопланетчик. Если он решит, что миламанские женщины непривлекательны или хуже того, отвратительны, то придется прибегать к искусственному оплодотворению — а это крайне нежелательно, особенно на ранней стадии экспериментов.

Биологическая совместимость и сохранение чужеродных генов — материя тонкая и во многом необъяснимая. Эмоции играют здесь не меньшую роль, чем комбинации ДНК.

Много есть в галактике рас, представители которых настолько уродливы, что ни один нормальный миламан не может даже издали смотреть на них без отвращения. Взять хотя бы тех же моторо-мотогалов, которые не только безобразны лицом и телом, но еще и дурно пахнут, что для утонченных миламанов хуже всего на свете.

Ли Май Лим не знала, как пахнет гуманоид, которого ее спецназу предстояло эвакуировать с его родной планеты. Зато она каждый день смотрела на его изображение, убеждая себя, что в нем нет никакого уродства.

Конечно, в его внешности много странного. Это поросшее шерстью лицо с кроваво-красными губами и маленькими глазами. Эта бледная кожа, нездоровый цвет которой оттеняют темные волосы. Это хилое тощее тело, пропорции которого никак не вяжутся с представлениями о силе, каковой должен обладать непобедимый воин. Эти резкие, почти судорожные телодвижения, которые, случись они у миламана, тотчас же вызвали бы подозрение в душевной болезни. Эта привычка мыться раз в три дня и даже реже, а не три раза в день, как принято у цивилизованных носителей разума.

Но как ни странно, все эти особенности не вызывали у миламанов отвращения. Скорее, они казались забавными, а то, что вызывает улыбку и смех, не может представляться уродливым.

Наоборот, все девушки на борту крейсера наперебой говорили друг другу:

— Он ужасно милый. Только совсем не похож на непобедимого воина.

Мужчины расы миламанов были, как правило, на треть выше женщин. А этот гуманоид имел точно такой же рост, как Ли Май Лим.

Но ведь многие моторо-мотогалы были еще ниже, а они одерживали победу за победой.

Правда, они никому не казались забавными.

3

— На планете шесть миллиардов разумных гуманоидов. Все принадлежат к одному виду, но мы насчитали не менее трех-пяти подвидов, не считая смешанных типов.

Командир первой экспедиции докладывал собранную информацию капитану крейсера и лидеру спецназа. Все они были мужчинами, но спецназовец возвышался над остальными чуть не на целую голову, и его сила внушала трепет докладчику, который был больше ученый, нежели солдат.

Однако военная подготовка помогала ему справиться с трепетом, и он продолжал говорить ровным голосом без лишних эмоций:

— Тот, кто нас интересует — самец примерно тридцати биологических лет, типичный представитель северного подвида. Говорит на одном из десяти самых распространенных языков. Интеллектуальный уровень выше среднего. Состояние здоровья удовлетворительное. Использует линзы для повышения зоркости, предрасположен к вирусным инфекциям, но это легко исправить. По физическим параметрам уступает многим представителям своей расы, однако унаследовал ген бесстрашия сразу от четырех предков. Это значит, что при удачном скрещивании все его потомки получат ген бесстрашия в активной форме.

— Он опасен? — спросил командир спецназа со свойственным его профессии лаконизмом.

— Ген бесстрашия? — переспросил ученый, не вполне уяснив вопрос.

— Нет, его носитель, — уточнил спецназовец.

Ему предстояло захватить этого гуманоида живым и невредимым и желательно не потерять при этом никого из своих бойцов. Так что боевые характеристики противника лучше узнать заранее.

Но ученый явно затруднялся с ответом.

— Трудно сказать, — произнес он наконец. — Мы несколько раз наблюдали у объекта необъяснимые вспышки ярости, но они всегда заканчивались без ущерба для окружающих.

— Что вы понимаете под яростью?

— Ускоренная громкая речь, усиленная жестикуляция, агрессивное поведение, учащенное дыхание и сердцебиение. Я бы сказал, это очень похоже на ярость моторо-мотогалов.

— У мотогалов такие приступы обычно кончаются кровопролитием.

— В этом и отличие. Наш объект ни разу не устроил драку и не применил оружие против себе подобного.

— У него есть оружие?

— За время наблюдений он дважды применял оружие, но не в порыве ярости и не против живого существа. Мы склонны думать, что это вид развлечения, и оружие объекту не принадлежит.

— Какого рода оружие?

— Примитивное однозарядное духовое ружье. Но на планете есть также огнестрельное оружие всевозможных калибров и назначений.

— Я в курсе.

Инструктаж на тему оружия, которое может встретиться на этой планете, все спецназовцы прошли еще в пути.

— Кстати об оружии, — добавил ученый. — Мы прикинули настройку парализатора, исходя из биологических параметров обитателей планеты. Но его применение крайне нежелательно. Даже если объект останется жив и здоров, может быть утрачена биологическая совместимость, и тогда он окажется для нас бесполезен.

— То есть брать его придется голыми руками, — сделал вывод командир спецназа.

— Наше предложение — сначала попытаться решить дело миром. В темное время суток проникнуть в его жилище и максимально вежливо предложить ему отправиться с нами по доброй воле. И только в случае отказа применить силу с максимальной осторожностью.

— Ладно, нам не привыкать, — проворчал командир спецназа, который прославился тем, что однажды вместе со своей командой выкрал из гнездовья моторо-мотогалов портрет Всеобщего Побеждателя, после чего все, кто был на гнездовье, покончили с собой по обычаю предков, открыв миламанам дорогу в тыл к главным силам противника.

Но внутренне спецназовец весь напрягся. Идти с голыми руками против четырехкратного обладателя гена бесстрашия, который запросто впадает в ярость, подобную ярости моторо-мотогалов, и применяет оружие в качестве развлечения — это совсем не шутки.

Капитан звездолета тоже выглядел напряженным. Он сидел молча и не очень внимательно слушал беседу ученого со спецназовцем. Капитан думал о своих проблемах. Перед самой встречей ему доложили, что кто-то пытался взломать компьютерную защиту крейсера и проникнуть в святая святых — навигационную программу и записи пройденного пути.

Случилось это в тот час, когда все свободные от вахты толпились на смотровой галерее и глазели на планету, которая после выхода в досвет открылась прямо по курсу во всей своей красе.

Взломщик работал изнутри — удалось даже установить, с какой именно консоли. Он использовал компьютер, расположенный в туалете Голубого коридора.

Камеры наблюдения в коридорах были, конечно же, отключены. Свободолюбивые миламаны не терпят слежки, и эти камеры включаются только в экстренной ситуации. Например, когда есть подозрение, что на борт проник посторонний.

Но узнав о попытке взлома программы навигации, капитан звездолета решил, что ситуация более чем экстренная, и приказал включить все камеры. Плевать на свободолюбие и тайну личной жизни! Если на борту моторо-мотогальский шпион, то он запросто может навести на след крейсера бронекавалерию или просто взорвать этот крейсер к чертям.

Лучше перестраховаться, и пусть недовольные жалуются потом хоть самой королеве.

4

Начальник разведки Генерального Штаба Мотогаллии генерал Бунтабай впал в ярость на утреннем совещании и, громогласно выкрикивая запретные слова, расцарапал когтями наглую рожу заместителя, который осмелился доложить ему, что планета, где миламаны обнаружили ген бесстрашия, до сих пор не найдена, а от агента с миламанского крейсера нет никаких вестей.

На генерала Бунтабая давили со всех сторон, и немудрено, что он чуть было не придушил своего заместителя до смерти. А когда истекающего голубой кровью полковника унесли, начальник разведки принялся срывать зло на нижних чинах, стреляя в них из плазменного дезинтегратора.

Нижние чины огненными шариками взлетали к потолку, а старшие офицеры спешили спрятаться под стол. Они имели доступ к секретной информации и знали, что сегодня утром Бунтабаю позвонил сам маршал Караказар, младший помощник запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя, и он тоже был в ярости, а наглую рожу Бунтабая не расцарапал только потому, что это крайне трудно сделать по видеофону.

Впрочем, в ходе разговора создавалось впечатление, что маршал царапает когтями сам видеофон и того и гляди вцепится в него зубами.

А перед этим начальника разведки публично пристыдил старейшина его родного мотогальника, великий и могучий дедушка Бугимот. И уже последней каплей был звонок прославленного генерала Забазара, у которого орденов на рукавах больше, чем у Бунтабая на груди. И он тоже спрашивал про этот злополучный миламанский крейсер, потому что все знали — если крейсер не будет перехвачен на дальних подступах, то именно Забазару придется отвечать за его уничтожение на ближних.

Ему всегда доставались самые сложные задачи. Например — превратить в боеспособную армию сбродную неуправляемую толпу союзников из числа покоренных народов, которые под страхом смертной казни добровольно пошли на службу моторо-мотогалам.

И ведь он справился — да так, что союзнические войска из вспомогательной службы, от которой больше хлопот чем пользы, превратились в серьезную силу, которая оказывает существенное влияние на ход боевых действий.

Так что генерал Забазар, конечно, остановит этот чертов крейсер. Но судя по тому, какой там подобрался экипаж, эти миламаны вряд ли сдадутся в плен. Так что крейсер придется уничтожить вместе с его ценным грузом.

А генералу Бунтабаю была поставлена задача отыскать планету, где живут носители гена бесстрашия. Или хотя бы захватить одного носителя живьем — например, того, которого миламаны выбрали для себя.

Для этой цели в экипаж крейсера был внедрен моторо-мотогальский агент. Но поскольку это ренегат, который работает за вознаграждение, он конечно же не готов пожертвовать собой ради победы Мотогаллии.

Все, что ему надо сделать — это бросить в мусоросборник одну маленькую вещицу — маяк-наводчик. Но сделать это надо обязательно на стоянке, рядом с нужной планете. В досветовом режиме главный реактор не работает, поэтому мусор не сжигают, а выбрасывают в окружающее пространство.

Конечно, это рискованно. Маяк начнет работать сразу, в момент соприкосновения с вакуумом. Агенту сказано, что у него будет несколько дней форы, но вряд ли он настолько глуп, чтобы слепо доверять моторо-мотогалам. А если миламаны засекут сигнал маяка, то они вполне могут вычислить предателя.

Для настоящего моторо-мотогала это было бы неважно. Главное, чтобы маяк проработал хотя бы несколько минут и его сигнал поймали собратья на другом конце галактики. А что будет дальше — не имеет значения, ибо нет ничего почетнее, чем принять муки и смерть во имя Всеобщего Побеждателя.

Но агент был миламаном и вовсе не хотел умирать раньше времени.

Поэтому у него была с собой карточка-автохакер. Достаточно воткнуть ее на несколько секунд в любую компьютерную консоль — и вирус тотчас же начнет считывать навигационную информацию. А через несколько дней надо воспользоваться карточкой еще раз — чтобы переписать информацию к себе.

Если повезет, то взлом вообще останется незамеченным. Ну а если не повезет, то возможны разные варианты. Вирус-автохакер очень живуч. При попытке уничтожения он воспроизводит сам себя, тщательно маскируясь, и разбрасывает по корабельной сети споры, которые могут находиться в латентном состоянии сколь угодно долго, а потом, проснувшись, довершить начатое.

Однако рискнет ли агент вторично воспользоваться карточкой, если узнает о тревоге по поводу попытки взлома компьютерных систем.

Но даже если и рискнет — остается еще одна проблема — как вытащить его с крейсера до того, как генерал Забазар разнесет миламанскую посудину на мелкие кусочки.

5

Отряд спецназа, в котором — уникальный случай для расы миламанов — было больше мужчин, чем женщин, высадился на планету глубокой ночью.

Десантный катер, бесшумный и невидимый на фоне звездного неба, завис над крышей дома, где обитал носитель гена бесстрашия.

Спецназовцы в герметичных скафандрах и шлемах, один за другим спрыгивали вниз и бежали к краю крыши. Первые уже разматывали тонкие, но прочные жгуты для спуска, другие прилаживали к ним карабины, а третьи вели наблюдение и занимали оборону на случай внезапной атаки.

Компьютерный визир, который проецировал изображение дисплея прямо на зрачок, показывал, что воздух планеты вполне пригоден для дыхания, но ученые строго-настрого запретили спецназовцам снимать шлемы и вообще нарушать герметичность. Не хватало еще заразить объект какой-нибудь миламанской болезнью.

Болезнь, конечно, его не убьет, поскольку все миламаны перед высадкой на чужую планету проходят гипериммунизацию — но любая неосторожность может привести к нарушению биологической совместимости, и тогда все труды пойдут прахом.

В своих герметичных одеяниях миламаны были больше похожи на пришельцев, чем если бы они предстали перед аборигенами в обычной одежде и с открытыми лицами.

Но аборигенов нигде не было видно. Только домашние животные двух видов попались на глаза спецназовцам на пустынной улице и в тихом дворе.

Обнаружив это, спецназовцы слегка расслабились. К чему напрягаться, если угрозы немедленного боестолкновения пока нет.

Ударная группа заскользила вниз по тросам, устремляясь к балкону, который каждый спецназовец столько раз видел на статических снимках, видеозаписях и компьютерных моделях.

Они даже знали, что в это время года объект не запирает балконную дверь, потому что у него дома нет климатизационной установки — даже такой примитивной, как те, что уже существуют на этой планете.

Ли Май Лим была единственной женщиной в ударной группе. Ей решили поручить разговор с объектом в надежде, что женщина окажется в состоянии умерить его ярость без применения силы.

Моторо-мотогалы, например, мгновенно успокаива­лись даже в присутствии трутовок или женщин других рас, не говоря уже о настоящих гнездовых самках.

Но командир научной группы недаром предостерегал спецназовцев во время последнего инструктажа:

— Помните — он не моторо-мотогал. Все аналогии могут быть ошибочными. Мы очень мало знаем об этих гуманоидах и об их взаимоотношениях с самками. А если учесть, что у них весьма сильны индивидуальные особенности, то дело обстоит еще сложнее. Единственное, что можно сказать про наш объект — это то, что он уделяет изображениям самок гораздо больше внимания, нежели самкам во плоти.

Это спецназовцы заметили сразу, как только вошли в помещение через балконную дверь. Противоположную стену украшал большой лист бумаги с цветным изображением женщины с непропорционально большой грудью. И хотя ее волосы были почти того же цвета, что и кожа, на миламанских женщин она нисколько не походила.

“Если здесь любят таких женщин, то я вряд ли смогу ему понравиться”, — подумала Ли Май Лим, которая легко могла закрыть свои груди ладонями.

Но тут же бросила взгляд на своего командира и не удержалась от улыбки, подумав:

“В крайнем случае можно родить инфанта от Ри Ка Рунга. Во время кормления грудь станет почти такой, как у этой самки на фотографии. Хоть это и странно — возбуждаться при виде кормящей матери”.

Спецназовцы стремительно рассыпались по комнатам, которых оказалось четыре. Судя по догадкам ученых, одна служила для приготовления и приема пищи, другая — для омовений, третья — для отправления естественных надобностей, а четвертая — для сна.

Это было, конечно, убого, но все же лучше, чем у моторо-мотогалов. Рядовые мотогалы вообще не знают личных помещений.

А здесь было даже некоторое сходство с каютой на борту легкого крейсера — не хватало только главного помещения и компоновка не блистала рациональностью.

Зато помещение для сна было больше, чем надо, в то время как ложе — гораздо меньше. Рядом с хозяином на этом ложе с трудом смогла бы разместиться даже одна самка. А ведь любому миламанскому мужчине для того, чтобы получить удовлетворение, их нужно как минимум две. А для успешного завершения цикла размножения иногда и трех бывает мало.

Но думать об этом было некогда. Командир спецназовцев Ри Ка Рунг уже расставил своих бойцов по местам и принял окончательное решение наплевать на инструкции вышестоящих чинов ради успеха всего дела.

Слишком уж удобно лежал этот гуманоид, разметавшись на постели и сбросив на пол одеяло. Его руки так легко было приковать к ногам — и тогда он точно никуда не денется. Ни один гуманоид не способен в этой позе оказывать сколько-нибудь эффективное сопротивление.

Командир дал подчиненным новую команду по каналу связи. Звукоизоляция скафандра не выпускала наружу ни единого звука.

В руках спецназовцев появились хватательные жгуты. Резкий бросок — и они туго стянули кисти рук и лодыжки гуманоида, соединив их друг с другом.

Гуманоид рванулся, открыл глаза и издал страшный вопль. Храбрые спецназовцы невольно отшатнулись, решив, что начинается приступ ярости, и у Ри Ка Рунга даже мелькнула паническая мысль: “А вдруг он порвет жгуты!”

Но бывалый офицер не поддался панике и других одернул решительной командой: “Не стрелять!”

И сам от греха подальше поднял свой парализатор дулом вверх, напряженно глядя, как неистово бьется в оковах носитель гена бесстрашия.

6

Евгений Оскарович Неустроев проснулся от болезненного рывка и, открыв глаза, заорал нечеловеческим голосом. И было отчего. Над ним склонились вооруженные фигуры в темных скафандрах и обтекаемых шлемах, и намерения у них были явно недобрые.

Тут Евгению Оскаровичу в самый раз было бы проснуться снова, как это обычно случается при ночных кошмарах. Заорешь бывало, да и просыпаешься в холодном поту. Но сколько Неустроев ни орал и ни дергался — ничего не помогало. Он по прежнему был связан по рукам и ногам — только жуткие фигуры уже не склонялись над ним, а кошачьим прыжком отскочили на пару шагов от кровати.

Тридцатитрехлетний Женя Неустроев назывался Евгением Оскаровичем из-за своей профессии. Он работал в средней школе и учил детей биологии и основам семейной жизни. Последнее было особенно парадоксально, поскольку у самого Евгения Оскаровича семейная жизнь не ладилась катастрофически. Девушки не любили его с детства, как того Паниковского, который тоже жаловался на аналогичную проблему.

Диагноз, который пятнадцать лет назад принес призыв­нику Неустроеву белый билет, Евгений Оскарович тогда же выучил наизусть и любил щегольнуть им в дружеской ком­па­нии, со смаком декламируя заковыристую формулиров­ку:

— Стойкий истерический невроз, осложненный синдро­мом навязчивых фобий с тенденцией к развитию психоза на фоне врожденной патологии нервной системы и аномального течения младенческой черепно-мозговой травмы.

К счастью, это не мешало Евгению Оскаровичу учить детей. Истерический невроз отличается от психоза тем, что больной даже на пике возбуждения сохраняет контроль над собой. И Неустроев был уверен, что еще не пересек роковую черту.

Индикатором были нецензурные выражения. Когда дети заставляли Евгения Оскаровича срываться на крик и проделывать другие типичные для истерики вещи, вроде швыряния на пол мелких предметов и стучания кулаком по столу или головой об стену, он тем не менее сохранял способность фильтровать речь и, несмотря на все старания учеников, нехорошими словами не выражался.

Истерическим типам вообще-то в школе не место. Дети исключительно жестоки и, почувствовав слабину, с садистским  удовольствием начинают методично бить по больному месту. Но если долго бить в одну и ту же точку, там нарастает толстая кожа, и чем дальше — тем она толще.

Поэтому стихийные истерики Евгения Оскаровича в классе после нескольких лет работы в школе не слишком отличались от продуманных акций усмирения, которыми славились многие другие учителя во главе с завучем Олимпиадой Семеновной — заслуженным педагогом советско­го разлива, чья кожа была толще, чем у носорога.

И только дома после всех уроков Евгений Оскарович давал волю чувствам. Размазывая слезы по лицу и закручивая во весь голос такие нецензурные обороты, которые знает наизусть не всякий боцман, он писал и тут же рвал в клочки заявления об уходе, катался по полу и плевался густой слюной в горшки с цветами, что заставило миламанских ученых записать в своем отчете: “Приступы ярости часто сопровождаются усиленным выделением жидкости из организма”.

Евгений Оскарович не уходил из школы только потому, что ему некуда было идти, а директор не увольнял его только потому, что если выгнать этого психа, то учить детей биологии будет некому совсем.

В эпоху, когда все нормальные педагоги разбегаются как тараканы по частным школам и детским садам, любой, кто согласен работать в муниципальном образовательном учреждении, ценится на вес золота.

Так что Евгению Оскаровичу сходили  с рук даже регулярные скандалы с завучем, при виде которой Неустроев начинал трястись раньше, чем она произносила первые слова.

Слова обычно были такие:

— Евгений Оскарович! После ваших уроков с классом невозможно работать. Если вы не в состоянии держать воспитуемых в узде, то вам нечего делать в школе.

После этого Евгений Оскарович не мог сдержать в узде себя. А поскольку Олимпиада Семеновна не была ребенком (и возможно, не была им никогда), в выражениях он не стеснялся.

Слоноподобная дама позднебальзаковского возраста могла переорать своим генеральским басом кого угодно, но только не Женю Неустроева, доведенного до крайней степени ярости. Он кричал, как контуженый, и его звонкий голос глушил все звуки вокруг.

Дети были в восторге.

Самое забавное, что эти скандалы крутились всегда вокруг одной темы. Евгений Оскарович пытался доказать Олимпиаде Семеновне, что детей надо любить.

Он действительно любил детей — и наверное, поэтому они так легко садились ему на шею.

И теперь, едва к нему вернулась способность соображать, Неустроев подумал, что это снова дети. Наверное, старшеклассники, которым мало показалось его сегодняшней истерики на уроке в десятом “б”, решили достать его даже дома.

Эта мысль подействовала на Евгения Оскаровича отрезвляюще. Он перестал биться и произнес почти спокойно:

— Нет, это уже переходит всякие границы. Между прочим, хулиганство со взломом карается в уголовном порядке.

— Успокойтесь, пожалуйста! — произнес в наступившей тишине приятный женский голос. — Мы не причиним вам зла.

— Кто это? Караваева, ты что ли? Развяжите меня немедленно!

— Мы не можем освободить вас от оков, потому что опасаемся вашей неадекватной реакции, — послышался другой голос, на этот раз мужской.

Скосив взгляд в сторону говорившего, Неустроев понял, что это никакие не старшеклассники. Глаза уже привыкли к темноте, и было отчетливо видно, что странные визитеры возвышаются чуть ли не до потолка. Только один из гостей имеет нормальный рост, и кажется, именно он говорит женским голосом.

— Черт возьми, а какая у меня должна быть реакция?! — воскликнул Неустроев, вновь свирепея. — Вы вломились ко мне в дом, связали меня какими-то веревками и хотите адекватной реакции? Развяжите меня, я сказал!

— Мы развяжем вас позже, а сейчас, пожалуйста, выслушайте нас, — попросил женский голос.

— Не хочу я ничего слушать!

— Дело в том, что мы — посланцы народа миламанов из звездного скопления Ми Ла Ман. Мы ведем неравную борьбу с жестокой расой моторо-мотогалов, которые покорили половину Галактики. И к несчастью, мы проигрываем в этой борьбе. Помочь нам может только ген бесстрашия, который обнаружен на вашей планете...

Тут Неустроев прервал ее и завопил что есть мочи, адресуясь в сторону открытой балконной двери:

— На помощь! Меня сумасшедшие убивают! Помогите!!! Пожар!!!

При этом он энергично заколотил головой об стену, что в панельных домах с неизбежностью ведет к пробуждению всех соседей, как бы крепко они ни спали.

— Подождите! Позвольте закончить, — заторопилась женщина в скафандре. — Мы просим вас отправиться с нами добровольно. Мы привыкли ценить свободу разумных существ, но свобода родной цивилизации для нас дороже, и мы не остановимся перед применением силы, если возникнет такая необходимость. Заранее просим прощения, но судьба цивилизации миламанов зависит от вас, и мы не можем упустить этот шанс. Пожалуйста, соглашайтесь лететь с нами добровольно.

— Пожар!!! — продолжал надрываться Неустро­ев. — В доме бомба! Сейчас все взорвется! Спасите!!!

— Все, уходим! — скомандовал на своем языке Ри Ка Рунг, которому сообщили, что на соседних балконах появились люди, и они заметили спецназовцев.

Двое бойцов тотчас же подхватили Неустроева под руки и потащили к балкону.

— Нет!!! — кричал он по пути. — Я не хочу! Я боюсь высоты! Помогите!!! Мама!!!

Мамы поблизости не было, а жители соседних квартир как раз вызывали милицию. Но раньше, чем она приехала, спецназовцы, крепко держа Неустроева под мышки, пристегнулись карабинами к жгутам и взлетели на крышу.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — на одном дыхании тянул Неустроев все те секунды, что висел над бездной.

Остальные спецназовцы еще только пристегивались к жгутам и по очереди поднимались на крышу, когда появилась милиция. Отделение было совсем рядом, а тональность панических звонков колебалась от версии “дом заминирован” до сообщения “там нашего соседа черти забирают” — так что дело было серьезное.

Два сержанта вывалились из канареечного “газика” с криком:

— Стоять, ни с места, милиция!

Но увидев, какие черти забирают соседа, они с возгласом: “Ой-е!” — залегли за “газиком” и решили ждать подмогу.

Подмога не заставила ждать себя долго, и новоприбывшие с места в карьер открыли стрельбу.

Каким-то чудом один из них со второго выстрела попал в Ри Ка Рунга, и миламанам ничего не оставалось, как открыть ответный огонь из парализаторов.

Пока кричащего от боли Ри Ка Рунга, раненого в район бедра с внутренней стороны, тащили к катеру, группа прикрытия сумела положить с десяток бравых милиционеров и организованно отступила к транспортному средству.

Подоспевшие к шапочному разбору пожарные успели увидеть лишь еле заметную тень на фоне предрассветного неба.

Десантный отряд, успешно выполнив задание с минимальными потерями, возвращался к себе на корабль.

7

Просторная адаптационная камера была ярко освещена. Свет лился прямо с потолка, а стены имели приятный цвет, которому трудно было подобрать определение.

Так выглядели все стены, кроме одной, которая изнутри казалась зеркальной.

Снаружи она была прозрачной, и миламаны могли разглядывать своего пленника, как рыбку в аквариуме. Отлично виден был не только сам пленник, забившийся в угол, но и микробот, который лениво кружился вокруг его головы.

Учитель биологии Евгений Оскарович Неустроев тоже видел микробота и отмахивался от него, как от назойливой мухи. Но это было бесполезно — микробот все равно раз за разом находил способ его ужалить.

Жалил он практически безболезненно, но Евгений Оскарович боялся, что его отравят. Или усыпят, чтобы разрезать и посмотреть, что у него там внутри. А может и хуже того — превратят в мутанта или зомби. Черт его знает, что может быть на уме у этих пришельцев.

Однако в неравной борьбе человека с микроботом последний победил по всем статьям.

Он выполнил в кратчайший срок всю сложную программу, которая состояла из взятия анализов, предварительной гипериммунизации и отбора клеток для клонирования.

 Сначала идея состояла именно в этом. Взять у объекта клетки для клонирования, внедрить их в ядро инфанта и выкормить его обычным способом. Такую операцию ученые могли провести без всякого спецназа и с энтузиазмом взялись за дело. Но у них ничего не вышло. Инфант отторгал чужеродную ткань.

Тогда решили взять носителя гена бесстрашия на корабль и скрестить его с женщинами из экипажа. Если в результате родится полноценное потомство, то оно будет сочетать ген бесстрашия с повышенной биологической совместимостью как с миламанами, так и с людьми. И тогда станут возможны самые разнообразные комбинации.

Однако 221 женщина — это слишком мало для гарантии успеха. Даже в избранной группе, заранее проверенной на биологическую совместимость, вероятность удачного скрещивания не превышает 1 на 666,666 в периоде. Так что не зря ученые настаивали на отправке к Земле тяжелого крейсера с экипажем в несколько тысяч миламанов.

Но военные отказали. Тяжелые крейсера в миламанском флоте наперечет, и все они задействованы в боях. Отвлекать их для какой-то сомнительной экспедиции военачальники сочли нецелесообразным.

Вместо этого они предложили доставить носителя гена бесстрашия в скопление Ми Ла Ман. Конечно, это рискованно — но там к его услугам будут триллионы женщин, миллиарды из которых — с положительной биосовмести­мостью.

А чтобы свести риск к минимуму, научная разведгруппа останется на орбите Земли, и спецназ похитит для нее несколько человеческих самок. Они смогут выносить и выкормить клоны носителя гена бесстрашия, и вероятность того, что биосовместимость при этом сохранится, довольно высока — где-то один к шести.

— Вы сможете добыть для нас двенадцать самок? — поинтересовался командир ученых у помощника Ри Ка Рунга, который замещал раненого офицера на посту лидера спецназа.

— Не вопрос, — ответил спецназовец. — Хоть сто сорок четыре.

— Сто сорок четыре у нас не поместятся, — с сожалением сказал ученый.

Конечно, лучше, если крейсер с носителем бесценного гена на борту все-таки прорвется в скопление Ми Ла Ман. Клонирование — дело долгое. Придется ждать как минимум лет шестнадцать, а может, и все тридцать. Кто знает — возможно, биологическая совместимость у людей развивается с возрастом.

Так что вся надежда на крейсер. Чтобы помочь ему преодолеть моторо-мотогальские заслоны, в условленном месте ожидают крейсеры-двойники. Один из них должен встретиться с бригадой эскорта — чтобы моторо-мотогалы подумали, будто носитель гена бесстрашия летит именно на нем. Другие будут прорываться поодиночке, и “Лилия Зари” среди них, но на ней уже не будет носителя гена.

Пока моторо-мотогалы будут гоняться за крейсерами и драться с кораблями эскорта, носителя доставит к границе скопления юркая канонерка, на которую никто не обратит внимания. А там ее возьмут под охрану тяжелые крейсера и линкоры, которые способны уберечь ценный груз от любой опасности.

Полностью этот план был известен лишь небольшой группе старших офицеров, и капитан “Лилии Зари” радовался этой предусмотрительности. Ведь если бы о плане знали все, то знал бы и шпион, который пытался скопировать запись пройденного пути из главного компьютера. А так он почти наверняка ничего не подозревает и думает, что крейсер пойдет напролом, подставляясь под лобовой удар моторо-мотогалов.

А может быть, он рассчитывает, что моторо-мотогалы не нападут. Или знает, что те тоже задумали какую-то хитрость.

Так или иначе, этого гада надо найти. На борту “Лилии Зари” всего 333 миламана — не так уж много, чтобы среди них нельзя было вычислить предателя.

Однако шеф службы безопасности корабля, похоже, даже не знает, как подступиться к этому делу.

— Надо ждать, — сказал он в ответ на требование капитана принять срочные меры для поимки вражеского агента. — Он не смог получить нужную информацию — значит, наверняка попытается снова. А мы будем к этому готовы.

Он еще добавил, что никто на корабле не знает про первую попытку взлома сети, а значит, сам шпион не в курсе, что его засекли.

Но уже на следующий день старший навигатор, которого никто из посвященных не вводил в курс дела, вдруг обратился к капитану с вопросом:

— Что это за слухи, будто у нас на крейсере шпион?

— Кто тебе сказал? — удивился капитан.

— А что, это большой секрет? По-моему вся команда об этом говорит.

Капитан срочно вызвал к себе шефа службы безопасности и устроил ему разнос в спокойном миламанском стиле, закончив его распоряжением установить, откуда пошла утечка информации.

Но даже с этим он оказался не в силах справиться. А в оправдание просил дать ему хоть немного времени, чтобы во всем разобраться. 333 миламана — это, конечно, немного. Но и не мало.

Хорошо еще, что корабль отправляется домой не завтра. Спецназ должен еще добыть для ученых двенадцать человеческих самок, а медики на крейсере — приготовить все для экспериментов с носителем гена бесстрашия.

Ученые из состава обеих экспедиций безумно хотели добиться хоть каких-то результатов до того, как по прибытии в Ми Ла Ман землянина у них заберут.

А землянин сидел в одних трусах в адаптационной камере и никак не мог унять дрожь в руках и ногах. Его, кажется, не отравили и не усыпили, но это еще ничего не значит.

У человека, который с детства страдает навязчивыми фобиями, логика имеет привычку хромать.

В пятом классе он спал с включенной настольной лампой, занавешенной бабушкиным платком, потому что смертельно боялся темноты.

А теперь в странной ярко освещенной комнате без мебели, больше всего похожей на палату для особо опасных психов, он имел массу оснований бояться всего сразу.

Они что-то говорили про какой-то ген. Но черт его знает, каким образом они собираются изъять этот ген из его организма. Если бы речь шла о капельке крови или кусочке кожи, то совершенно необязательно было тащить его сюда.

И больше всего Неустроев опасался, как бы его не съели.

Ведь от этих пришельцев действительно всего можно ожидать.

8

Для отряда специального назначения, который способен выкрасть из недр моторо-мотогальского гнездовья портрет Всеобщего Побеждателя, нет ничего невозможного.

Исследуя запись переговоров младшего офицера Ли Май Лим с носителем гена бесстрашия, ученые определили, что землянин среди прочих слов произнес одно имя, и по всем признакам это имя — женское.

Прежде чем приступать к опытам по скрещиванию носителя гена бесстрашия с миламанскими женщинами, медики считали необходимым досконально изучить сам процесс скрещивания у землян. Общие принципы были ясны из дистанционных наблюдений и видеозаписей — но оставалась одна проблема.

Никто не мог с уверенностью сказать, как поведет себя наедине с самкой своего или чужого вида данный конкретный землянин. Хотя наблюдения за ним велись особенно тщательно, он ни разу за все это время не вступил с самкой в контакт, похожий на скрещивание или хотя бы на подготовку к нему.

И ученые решили провести элементарный опыт. Доставить на корабль самку и подсадить ее в адаптационную камеру к носителю гена бесстрашия.

— Вряд ли для этого подойдет любая самка, — заметил специалист по ксенопсихологии. — Мы пока не разобрались, на чем основаны их предпочтения, но кажется, это очень индивидуально.

— А если поискать в его ближайшем окружении? — предложил другой ученый. — Найти подходящий объект среди его знакомых, наверное, проще.

И тут кто-то вспомнил это имя, произнесенное носителем гена бесстрашия в экстремальной ситуации. “Это неспроста”, — решили миламаны.

Действительно, почему землянин назвал именно это имя? Должна же быть какая-то причина. Может быть, его связывают с этой самкой какие-то особые отношения?

И обращаясь к заместителю командира спецназа, ученые сформулировали вопрос совершенно четко:

— Нам нужна конкретная самка. Ее имя — Ка-ра-ва-е-ва. Мы полагаем, что между нею и носителем гена бесстрашия есть какая-то скрытая связь.

Спецназовец не решился предпринимать какие-то шаги самостоятельно и отправился к Ри Ка Рунгу, который не мог ходить и бегать, и делать еще кое-что, но пребывал в здравом уме и твердой памяти.

— Мне нужны видеозаписи наблюдений, — передал он ученым после краткой беседы с заместителем.

Автоматический поиск нужного сочетания звуков занял совсем немного времени, и вскоре Ри Ка Рунг услышал голос пленника, из-за которого он получил такое неприятное ранение:

— Караваева, что ты можешь сказать по этому поводу?

А еще через секунду командир спецназа уже рассматривал изображение самки, которая произнесла в ответ:

— Ничего, Евгений Оскарович. Вы же знаете — я у мамы дурочка.

Дальше все было просто. Найти изображение здания, в котором произошел этот разговор, убедиться, что самка по имени Караваева в период наблюдений регулярно бывала в этом здании примерно в одно и то же время, локализовать здание на плане города и послать к нему микробот размером с пчелу.

Полет шмеля завершился успешно. Самка по имени Караваева была обнаружена именно в том месте и в то время, где и ожидалось. Микробот проследовал за нею, и через пару часов Ри Ка Рунг уже знал, где она живет.

На разработку плана операции он с коллегами потратил еще час. Отличия от операции по захвату носителя гена бесстрашия были минимальны. Следовало учесть лишь, что Караваева живет не одна, а с группой из трех предков и соутробника, и их придется нейтрализовать.

Но с другой стороны, она — самка, и как таковая, менее опасна. К тому же ученые разрешили применить против нее парализатор, поскольку биосовместимость в случае с нею особой роли не играет.

А пока старшие офицеры спецназа обсуждали детали предстоящей операции, зеленоглазая Ли Май Лим сидела в одиночестве перед монитором и смотрела, как самка по имени Караваева моется под душем.

“Да, она должна ему понравиться”, — думала Ли Май Лим, разглядывая грудь перезрелой акселератки. И даже ощущала что-то вроде ревности, хотя следом пришла другая мысль — что им могло бы быть хорошо втроем.

— Провернем все сегодня же, — завершил обсуждение Ри Ка Рунг. — В то же время, что и в прошлый раз. Только очень прошу, будьте осторожнее. Если кто-то еще пострадает, я себе этого не прощу.

9

Рита Караваева вернулась домой из школы, изнывая от избытка впечатлений.

В школе целый день все только и говорили, что о таинственном похищении учителя биологии прошлой ночью. Сережка Козырев жил с Евгением Оскаровичем в одном подъезде, так что десятый “б” класс имел возможность узнать все подробности из первых уст.

Сережка был уверен, что учителя утащил НЛО и даже клялся и божился, что видел летающую тарелку собственными глазами, только она была похожа не на тарелку, а на утюг без ручки.

Но имела место и другая версия. Что будто бы Евгений Оскарович в свободное от работы время занимался хитрыми экспериментами и изобрел то ли лекарство от СПИДа, то ли новый способ клонирования людей в пробирке. И в результате его похитили либо спецслужбы, либо мафия, а может, иностранная разведка — короче, десантники на бесшумном вертолете.

В результате Рита Караваева весь вечер просидела на телефоне, обзванивая друзей и подруг в разных концах города, а ее брат Саша бесился и не находил себе места, потому что не мог выйти в интернет.

До интернета он дорвался только поздно вечером, и уж тут никто не мог его оторвать. Никто даже и не пытался. Все легли спать — даже мама, которая, будучи “совой”, вечно допоздна читала книжки, а Саша все щелкал мышкой и шепотом ругался, когда ненадежная связь падала и приходилось подключаться к сети заново.

Он специально убедился, что все спят, перед тем, как проникнуть на сайт “Эрогенная зона”, соврав на входе, что ему уже есть восемнадцать лет — но как раз в этот самый момент с чуть слышным тонким свистом с крыши слетели жгуты, и на балконе появились громадные фигуры в темных скафандрах и обтекаемых шлемах.

Балконная дверь была закрыта, несмотря на самую высокую температуру воздуха для мая месяца за последние сто лет, но магнитная отмычка справилась с защелкой в два счета.

Саша, увлеченный созерцанием пикантных картинок, не видел и не слышал ничего вокруг себя и обернулся только тогда, когда за спиной его раздался женский голос:

— Где Ка-ра-ва-е-ва?

Эту фамилию в семье носили три женщины, поскольку бабушка была матерью отца, а его жена взяла фамилию мужа и передала ее своей дочке.

Поэтому мальчик не нашелся, что сказать, и застыл на стуле с открытым ртом.

— Вот она! — передал по внутренней связи заместитель командира отряда и показал на кровать Маргариты.

Старшие Караваевы не видели ничего зазорного в том, что тринадцатилетний мальчик и шестнадцатилетняя девочка спят в одной комнате. Постели, слава богу, разные, а любой другой расклад только хуже. В бабушкиной комнате помещается лишь одна кровать, а родители сами еще не потеряли интереса к сексу, и им совсем не улыбается, чтобы при этом присутствовали великовозрастные потомки.

Гигант в скафандре без долгих раздумий направил на спящую Риту свое оружие. Оно тихо сказало: “Вжжжик”, — и девушка перестала посапывать во сне.

Сердце у Саши рухнуло в пятки и гулко ударилось об пол.

В это время миламанские спецназовцы неслышно для него переговаривались по внутренней связи.

— Что делать с соутробником?

— Парализовать.

— По-моему, не стоит.

— Он поднимет тревогу.

— Мы улетим раньше, чем они успеют что-то предпринять.

Против того, чтобы парализовать мальчика, выступила Ли Май Лим. Хотя парализатор отключает жертву лишь на время, и при правильной настройке это проходит для нее без последствий, нельзя было поручиться, что настройка правильная. Тем более, что она рассчитана на взрослый организм, а перед ними сидел испуганный подросток.

Одно дело, если парализованный сразу попадет в руки миламанских медиков, как самка по имени Караваева. И совсем другое, если он останется без помощи.

В конце концов, земляне ведь не враги, а даже совсем наоборот.

Спорить и рассуждать было некогда. Один из гигантов подхватил неподвижную девушку и в два прыжка добрался до балкона. Остальные последовали за ним. Командир, замещающий Ри Ка Рунга, вышел последним, отступая спиной вперед, готовый в любой момент сразить ошеломленного мальчика парализующим лучом, если он попытается поднять тревогу.

Но мальчик по-прежнему молчал.

Он просидел так еще долго, и только ближе к утру, когда луна уже стала тускнеть на небосклоне, поднялся на ноги и, спотыкаясь на каждом шаге, направился в комнату родителей.

— Мам! — сказал он, трогая мать за плечо. — Мама! Они утащили Риту.

— Кто? — не поняла спросонья мать.

— Пришельцы. Они пришли и забрали ее.

— Ты что? Ты бредишь? Тебе кошмар приснился?

— Нет. Сходи сама и посмотри.

Когда приехала милиция, утро уже вступило в свои права, но прибывшие сотрудники все равно были недовольны, что их вызвали в такую рань ради каких-то бредовых россказней. Они все старались добиться от Сашки признания, что они вместе с сестрой выдумали эту байку, чтобы скрыть ее бегство из дома.

Правда, на соседнем участке имел место случай с исчезновением учителя, и свидетели там действительно видели каких-то гигантов и неопознанный летающий объект, а несколько сотрудников милиции были поражены неизвестным оружием.

Но рассказ тринадцатилетнего мальчика все равно показался дежурному наряду неправдоподобным. И даже слова матери о том, что вся одежда Риты осталась на месте — не могла же она, в самом деле, сбежать из дома в одной ночной рубашке и босиком — старшину патрульно-постовой службы не убедили.

— Ладно, разберемся, — сказал он. — Утром придет опер — ему и расскажете.

Утром, однако, пришел не опер, а целая бригада, и они отнеслись к рассказу более серьезно. Это произвело большое впечатление на мать, которая до тех пор и сама склонялась к мысли, что непослушная девчонка действительно попросту сбежала из дома. До родителей доходили слухи, что вокруг нее вьются парни постарше, и один вроде бы даже на машине. А к хахалю на тачке она вполне могла спуститься даже в ночной рубашке.

Но серьезные товарищи из очень компетентных органов так крепко взяли в оборот Сашу, что мать поверила — дело тут не в хахале.

Ее пришлось отпаивать валерьянкой, а бабушке вызывать “скорую”, и даже папа метался по квартире, как тигр в клетке. И только Саша держался молодцом, поминутно задавая компетентным товарищам вопросы на засыпку.

— Они что, правда инопланетяне?

— Без комментариев. Когда поймаем хоть одного, скажем точнее.

— Черта с два их поймаешь. У них защитные поля и парализаторы.

Услышав про милиционеров, которые ожили после нескольких часов полной потери сознания, Саша успокоился. Теперь он был уверен, что пришельцы не убили Риту, а лишь парализовали ее.

Но вот насчет защитных полей он ошибался.

Эксперты нашли на крыше дома учителя следы крови, которую до сих пор не удалось идентифицировать. Она не была человеческой, но и подыскать животное, которому могла принадлежать эта кровь, тоже не получалось. Зато специальные анализы показали, что до свертывания эта кровь скорее всего была не красной, а оранжевой. Или во всяком случае, ярко-алой, гораздо ярче, чем кровь человека или любого животного на земле.

И по всему выходило, что это кровь раненого гиганта в темном скафандре и обтекаемом шлеме, которого не уберегли от пули никакие защитные поля.

10

“Только бы не уснуть!” — думал Евгений Оскарович Неустроев, сидя в одних трусах на пластиковом полу адаптационной камеры.

Он даже попытался встать, потому что стоя легче бороться со сном — но оказалось, что сил для этого нет.

Гипериммунизация, которой миламаны подвергли своего пленника, имеет одно побочное свойство. Не уснуть после нее просто невозможно.

Однако пленник ничего об этом не знал и полагал, что его просто напичкали снотворным, чтобы потом творить с его бесчувственным телом какие-то черные дела.

И помешать этому он никак не мог.

Все попытки отогнать сон оказались тщетны. Неустроев отключился прямо на полу, а когда проснулся, то почувствовал необыкновенную бодрость.

Вместе с тем, он совершенно потерял представление о времени. И спросить было не у кого.

Неустроев подозревал, что за ним наблюдают, но не знал, кто и откуда. А задавать вопросы стенам или зеркалу Евгений Оскарович счел нецелесообразным. Еще, не дай бог, за сумасшедшего примут.

По этой же причине он воздержался от громких протестов по поводу незаконного задержания, похищения и заточения в камере без окон и дверей. Главное — он был жив и здоров, и все его органы остались на своих местах. А все прочие неприятности были мелочью по сравнению с этим.

Страхи, которые донимали Неустроева перед сном, после пробуждения куда-то исчезли. Ведь любая фобия рождается из депрессии, а Евгений Оскарович был бодр и весел. Настолько, что даже стал строить рожи своему отражению. Но потом перестал, вспомнив, что за ним могут наблюдать.

Он решил подождать развития событий, но события какое-то время не развивались вообще, и Неустроев даже заскучал. А скука, как известно, плохо влияет на психику. Она влечет депрессию, которая рождает страхи.

И Евгений Оскарович вздрогнул от испуга, когда внезапно все вокруг него пришло в движение.

Это миламаны, поняв, что пленник не собирается впадать в ярость и разносить оборудование адаптационной камеры вдребезги и пополам, решили открыть для него три дополнительных секции — гигиеническую, физиологичес­кую и биоритмическую. Иными словами — душевую, туалет и место для сна.

Теперь камера выглядела примерно так же, как обычная каюта члена экипажа. Большое главное помещение и три служебных секции, которые открываются в одной торцевой стене.

Неустроеву это напомнило классический японский домик с раздвижными стенками — только здесь стенки раздвигались автоматически.

А откуда-то из-под потолка приятный женский голос вещал по-русски:

— Мы просим прощения за причиненные вам неудобства. Вы помещены в адаптационную камеру, поскольку необходимо подготовить ваш организм к контакту с представителями расы миламанов. Вам придется провести в этой камере несколько дней.

— А кормить меня будут? — крикнул Неустроев, обращаясь к потолку.

— Клапан питательной жидкости находится в стене биоритмической секции и оформлен в виде кормящей груди.

Неустроев поперхнулся и не сразу смог задать следующий вопрос:

— Меня будут кормить материнским молоком?

— Питательная жидкость приближена по вкусу к этому продукту, но содержит также вещества, необходимые взрослому организму вашего вида.

— Потрясающе, — пробормотал Неустроев. — Сервис по высшему разряду, но очень навязчивый. А могу я взглянуть на гостеприимных хозяев?

Последовавшая пауза, очевидно, объяснялась трудностью перевода двух последних фраз. Затем тот же голос произнес:

— Мы предпочли бы сначала понаблюдать за общением между вами и самкой вашего вида. Это поможет нам избрать правильную линию контакта с вами. Поскольку при первой попытке общения вы впали в ярость и не пожелали воспринимать разумные доводы, вероятно, наша линия поведения была избрана неправильно.

— Дошло наконец? А если вас связать во сне по рукам и ногам — вы пожелаете после этого воспринимать разумные доводы?!

— Разумеется. Любой миламан в подобной ситуации постарается объективно оценить свое положение и внимательно выслушать условия, которые ему предложат. Принять их или нет — это другой вопрос, но выслушать их будет без сомнения разумно.

— Порядочный меломан вроде меня, — возразил Неустроев, — прежде всего постарается набить морду хулиганам вроде вас, как только у него появится такая возможность.

Ретранслятор перевел слово “меломан”, как “музыкальный маньяк”, но с этим наблюдатели решили разобраться позднее. А насчет набить морду хулиганам ответили так:

— Именно поэтому мы пока предпочли бы воздержаться от прямого контакта с вами.

Тут боковая стена раздвинулась, и в камеру въехала плита размером примерно два на три метра. Точно такой же участок пола плавно опустился вниз, и плита встала на его место.

На плите неподвижно лежала обнаженная Рита Караваева, и грудь ее мерно вздымалась, что для миламанов было очевидным признаком близкого пробуждения после искусственного паралича.

— Господи, Рита! — воскликнул Неустроев, бросаясь к ней, и девушка тут же открыла глаза.

— Евгений Оскарович, — произнесла она, отчаянно зевая. — Что вы тут делаете? Ой!

“Ой!” относилось к наготе, и Рита попыталась срочно сесть и подтянуть колени к животу. Но это получилось у нее плохо, потому что тело ее не слушалось.

Впрочем, деликатный Евгений Оскарович тут же отвернулся сам. И крикнул, задрав голову к потолку:

— Эй! Ну и как вы представляете себе наше общение?

— По нашим данным, подобная ситуация у гуманоидов вашего вида способствует скрещиванию, — незамедлительно ответил женский голос.

— А у гуманоидов вашего вида она чему способствует? Или вы не гуманоиды?

— Мы гуманоиды, но миламанам для простого соития требуется не меньше двух женщин, а для полноценного скрещивания — не меньше четырех.

— Весело вы живете. А про любовь вам мама ничего не рассказывала? Или про то, что дети для скрещивания не годятся в принципе?

— Евгений Оскарович, — раздался вдруг сзади робкий голос Риты. — А где это мы? И с кем вы разговариваете?

— Если я правильно понимаю, мы на летающей тарелке, а эти безмозглые исследователи Вселенной хотят, чтобы мы с тобой занялись любовью у них на глазах, как подопытные кролики или белые мышки.

— Ой, правда? А зачем им это надо?

— А зачем я на глазах у вас, неучей, скрещиваю дрозофилл?

Рита надолго задумалась, напряженно вспоминая, что такое дрозофилла, а потом вдруг выдала:

— Конечно, я уже давно не девочка. Но у меня есть жених и любовник, и я сплю только с ними и больше ни с кем. На измену не согласна даже ради науки.

Неустроев, забыв о деликатности, обернулся. Наличие у Риты Караваевой одновременно жениха и любовника было для него новостью.

Рита стояла на коленях, поправляя растрепанные волосы, и на этот раз даже не попыталась прикрыться, хотя все мышцы у нее уже работали нормально.

— Да, вот такая я нехорошая, — сообщила она, перехватив удивленный взгляд Неустроева, и в подтверждение своих слов показала учителю язык.

Учитель пожал плечами и снова отвернулся, чтобы крикнуть в направлении потолка:

— Эй вы там! Эта девочка — несовершеннолетняя. Она может говорить что угодно, но у нас на Земле подростки ее возраста права голоса не имеют. Я требую, чтобы вы немедленно вернули ей одежду, а ее саму вернули домой. Если вы это сделаете и предъявите мне доказательства, то я соглашусь с вами сотрудничать.

— А может быть я совсем и не хочу домой, — заявила вдруг Рита. — Мне, может, тоже хочется посмотреть на инопланетян.

— Вот когда полетишь с ними обратно, попроси их открыть личико, — предложил Неустроев.

— Откроют они, как же, — проворчала девушка и, поднявшись на ноги, оглядела помещение.

— А интересно, они сами на нас смотрят? — поинтересовалась она, не обнаружив ничего похожего на окна, замочные скважины или другие наблюдательные приборы.

— А как же, — уверенно ответил Неустроев, — Так что ты не особенно отсвечивай тут своими прелестями.

— Так нечестно, — капризно заявила Рита. — Они меня видят, а я их нет, — но немного поразмыслив, добавила: — А вообще так даже лучше. Кажется, что никто на меня и не смотрит. Даже вы. Вы ведь у нас настоящий джентльмен.

И она, улыбаясь до ушей, появилась в поле зрения Неустроева и стала отсвечивать своими прелестями перед ним.

На этот раз учитель не стал отворачиваться, а только крикнул в направлении потолка еще раз:

— Эй! Вы слышали, что я сказал?

— Ваше предложение принято, — ответил все тот же женский голос. — Но мы не хотели бы проводить операцию в светлое время суток.

— Одежду верните сейчас.

Плита приехала опять, и на ней лежала белая ночная рубашка.

— И все? — удивился Неустроев.

— Вам не нравится, как я выгляжу? — кокетливо полюбопытствовала Рита, соблазнительно выгибаясь перед учителем и не спеша поднимать рубашку с плиты, ставшей полом.

— Мне не нравится, как ты себя ведешь.

— Я у мамы дурочка, вы же знаете, — скорчила гримасу Рита, но рубашку все-таки надела и принялась обследовать помещение подробно.

— Мы хотели бы задать вам тот же вопрос, — снова обратился к Неустроеву женский голос из-под потолка. — Вам не нравится, как выглядит Ка-ра-ва-е-ва?

— Не фамильничай, не в загсе! — по-детски огрызнулась Рита из гигиенической секции и тут же нажала какую-то кнопку, в результате чего со всех сторон на нее брызнули струи воды.

Девушка с визгом вылетела из ниши, мокрая насквозь, и рубашка ее сделалась практически прозрачной.

— Разве Ка-ра-ва-е-ва — не имя этой самки? — удивилась невидимая собеседница.

— Слушайте, прекратите называть ее самкой! — воскликнул Неустроев. — Она девушка, и зовут ее Рита.

— Насчет девушки можно и поспорить, — съехидничала Караваева. — А зовут меня — Маргарита Анатольевна.

— Не доросла еще до Маргариты Анатольевны, — буркнул Неустроев.

Невидимая собеседница надолго замолчала, впав в затруднение из-за обилия имен у одного индивидуума. А потом решила замять эту тему и вернуться к главному вопросу.

— Нам важно определить ваши предпочтения в отношении внешнего облика самок... То есть, девушек.

— Зачем?

— Да скажите вы им, что я вам не нравлюсь, и дело с концом, — шепнула учителю Рита.

— Ты мне уж-ж-жасно нравишься, — ответил Неустроев вполголоса.

— Мы хотим определить, какова будет ваша реакция на внешний вид миламанских женщин, — вещал тем временем голос из-под потолка.

— Ну и в чем проблема? — удивился Неустроев. — Покажите мне миламанскую женщину, и я скажу, какая у меня будет реакция.

— А вы убеждены, что не впадете в ярость и не нанесете ущерба адаптационной камере или вашей спутнице?

Тут уже Неустроев не выдержал и расхохотался аж до слез.

— Знаете, если вы такие страшные, я, конечно, могу испугаться до смерти, но с чего мне впадать в ярость, ума не приложу.

— Если вы испугаетесь до смерти, и мы не сможем вернуть вас к жизни, это будет означать для нас катастрофу. Хоть это и маловероятно для носителя гена бесстрашия, но мы не хотели бы рисковать.

— Да, с вами не соскучишься. Поймите — это просто образное выражение. И раз уж я, по-вашему, такой весь из себя носитель бесстрашия, то бояться мне тем более нечего. Так что давайте, покажитесь. А то говорить мы можем долго, и все без толку.

Пауза снова затянулась — очевидно, за стенами камеры совещались. А потом зеркальная стена вдруг стала прозрачной, и взгляду Неустроева и Риты открылось полутемное помещение за нею. Сидящие и стоящие фигуры в этом помещении видны были смутно.

— Я так ничего не вижу, — сообщил Евгений Оскарович. — Тем более без очков.

На самом деле правым глазом он даже без очков видел вполне прилично. Хуже было с левым — чтобы довести его до нормы, требовались линзы в минус тринадцать диоптрий, однако Неустроев обходился семью. Левым глазом он читал, а правым рассматривал удаленные предметы — благо, расходящееся косоглазие позволяло переключать обзор с одного глаза на другой (зато мешало смотреть двумя глазами одновременно).

— Мы готовы исправить ваше зрение, — сообщил все тот же голос, и Неустроев понял, что под потолком находится не сама миламанка, а только громкоговоритель или что-то в этом роде. А собеседница сидит прямо перед ним в полутемном помещении за зеркальной стеной. — Это не займет много времени и будет совершенно безболезненно и безопасно.

— Ну уж нет. Я и нашим-то хирургам не доверяю... Лучше включите у себя свет.

Сноп света выхватил из полутьмы одну из сидящих фигур.

Изящный овал лица, бронзовая кожа и почти такого же цвета волосы, мягким пухом покрывающие голову. Большие глаза и маленький рот, губы словно покрашены помадой в тон к цвету лица. Небольшой вздернутый носик, высокий лоб и ни одной морщинки на коже.

С одной стороны, сразу видно, что это не человек. Неуловимые отличия собираются в цельный образ, который не оставляет сомнений — люди такими не бывают.

А с другой стороны, ничего общего с зелененькими человечками, как их любят изображать уфологи.

Неустроев видел перед собой миловидную женщину, чья экзотическая внешность только добавляла ей пикантности.

— Хотите комплимент? — произнес Неустроев, подходя вплотную к зеркальной стене. — Вы смотритесь изумительно.

А про себя подумал, что если бы они с самого начала показались ему в своем натуральном обличье, то он бы, пожалуй, не стал подозревать их в намерении сожрать его или разделать на органы.

Хотя бог его знает. Внешность ведь тоже бывает обманчива.

— Следует ли понимать это так, что вам понравилась моя внешность? — спросила освещенная миламанка, и Неустроев заметил, что ее губы шевелятся не в такт словам.

— И даже более чем, — ответил он.

Тут в сноп света нырнула другая фигурка и девушка с еще более миловидным лицом спросила:

— А моя?

Хотя Евгений Неустроев никогда не был поэтом, он не задумался бы назвать ее кожу медовой, волосы — золотыми, а глаза — изумрудными.

— По-моему, вы — очень красивая раса, — обобщил свои впечатления Евгений Оскарович и, кажется, слегка разочаровал этим вторую девушку, которая ждала, что он скажет что-нибудь о ней лично. Но Женя Неустроев никогда не умел находить правильный подход к женщинам.

Однако Ли Май Лим — а это, разумеется, была она, потому что на крейсере “Лилия Зари” не было другой девушки с зелеными глазами — не собиралась сдаваться. Оттеснив в сторону женщину из научной группы, которая была младше по званию и старше по возрасту, она взяла инициативу в свои руки.

— Но может быть, вам не понравится моя фигура и моя грудь. Я видела изображения земных женщин в вашем жилище и грудь вашей спутницы. Моя совсем другая...

И она решительным движением расстегнула диамагнит­ный шов на куртке.

Тут обнаружилось еще одно отличие миламанов от людей. У Ли Май Лим не было пупка. Зато вся фигура отличалась удивительной плавностью линий, и грудь идеально вписывалась в эту гармонию. Она не выступала резко вперед, как у земных женщин, а была похожа на два пологих холма, плавно перетекающих в равнину, и соски на вершине были лишь немного темнее окружающей кожи — точно такого же цвета, как губы.

— У вас замечательная фигура, — сказал Неустроев. —Она даст сто очков вперед любой земной женщине.

— Евгений Оскарович, да вы никак влюбились, — пропела из-за спины учителя Рита Караваева.

— Заткнись, я говорю комплименты, — тихо ответил учитель, обернувшись через плечо.

Но Рита уже куражилась вовсю.

— Эй, златовласка! — крикнула она, обращаясь к Ли Май Лим. — Евгений Оскарович в тебя влюбился. Заходи к нам, устроим групповушку!

— Слушай, хулиганка! Я в последний раз прошу — прекрати мне нервы мотать. А то я впаду в ярость — и что тогда подумает о нас межпланетная общественность?

Межпланетная общественность в этот момент думала, что надо ковать железо, пока горячо. Степень гиперим­мунизации носителя гена бесстрашия уже вполне достаточна для непосредственного контакта. И с самкой тоже ничего страшного не случится — ей вкололи иммунизаторы, еще когда она была в параличе.

Когда Неустроев кончил воспитывать Риту и снова повернулся к прозрачной стене, он заметил, что инопланетянка с зелеными глазами куда-то пропала, и в столбе света не осталось вообще никого. Все сгрудились в темном углу и что-то оживленно обсуждали.

Однако Евгений Оскарович совершенно не ожидал того, что произошло через несколько минут.

Оказывается, миламаны приняли возглас Риты Караваевой слишком близко к сердцу, и дело кончилось тем, что боковая стена опять раскрылась, и в адаптационную камеру вошла Ли Май Лим без единого клочка одежды на теле и без единого волоска где бы то ни было, кроме головы.

— Я готова, — произнесла она на своем языке, а громкоговоритель под потолком повторил то же самое по-русски.

Неустроев обалдело посмотрел на нее, а Риту пробило на хи-хи. Она изо всех сил пыталась сдержаться, но это у нее не вышло, и девушка с Земли разразилась безудержным хохотом.

11

Моторо-мотогал по имени Бурамбаран считался мудрейшим из всех наследников большого мотогальника Бу. Его ценили даже выше, чем великого и могучего дедушку Бугимота, поскольку мудрость старейшины мотогальника с годами притупилась, а мудрость Бурамбарана по мере наступления зрелости только росла.

И когда начальник разведки Генерального штаба Мотогаллии генерал Бунтабай обратился к Бурамбарану за советом, он надеялся, что достославный мудрец одним махом решит все проблемы. Например, ткнет пальцем в карту галактики и скажет:

— Искомая планета находится тут.

А если его мудрости не хватит на то, чтобы подсказать, где надо искать эту планету, то может быть, он хотя бы посоветует, как ее искать. Все обычные способы генерал Бунтабай уже испробовал, но поиски не сдвинулись с мертвой точки.

Зато среди разведчиков уже были жертвы. Рядовых и капралов, которых Бунтабай ежедневно гробил десятками в приступе ярости, можно не считать — но ведь страдали и офицеры.

Внеплановая линька ни для кого не проходит бесследно. Тонкую молодую кожу беспрестанно атакуют микробы, и в это время надо лежать в постели под защитной пленкой, а не вкалывать день и ночь без сна и отдыха на благо родной Мотогаллии. Но верные присяге офицеры разведки даже на последнем издыхании не покидали боевые посты и умирали со словами преданности Всеобщему Побеждателю на устах.

В итоге дело шло к тому, что скоро в разведке вообще не останется ни офицеров, ни рядовых.

Встреча с мудрецом Бурамбараном была последней надеждой генерала Бунтабая. Добиться аудиенции стоило неимоверного труда. Очередь к мудрейшему из мудрейших была расписана на несколько лет вперед, и генерал прошел вне очереди только благодаря двойной протекции. За него просили дедушка Бугимот и маршал Караказар, и Бурамбаран не смог им отказать.

Но увы. Когда Бунтабай появился перед очами мудреца, окруженного толпой трутовок и прихлебателей, ему даже не дали изложить суть дела.

— Он уже знает, — шепнула генералу одна из трутовок. — Он все знает.

А Бурамбаран лишь на мгновение поднял на просителя глаза и произнес тяжелым басом всего одно слово:

— Мелочь!

После чего навсегда потерял интерес к Бунтабаю.

— Что? — пролепетал ошеломленный начальник разведки.

— Он говорит, что вы должны быть внимательнее к мелочам, — пояснила трутовка, и ее спутницы повлекли Бунтабая к выходу. — Или может быть, что ваш масштаб слишком мелок для порученного вам дела.

Бронированная дверь с лязгом закрылась за спиной генерала, и он малодушно подумал о самоубийстве. А потом еще более малодушно подумал о том, что ему не хочется умирать.

Из неудачной аудиенции генерал сделал только один вывод — что мудрость непревзойденного Бурамбарана находится выше его понимания. А значит, придется выкарабкиваться своими силами, несмотря на то, что сил уже никаких не осталось.

Увы, генерал Бунтабай, как и положено всякому большому начальнику, считал ниже своего достоинства читать те документы, которые он подписывал для сведения нижестоящих чинов и смежных подразделений. А поскольку общая фронтовая разведсводка была одним из таких документов, ее он тоже не читал, полагая, что обо всем действительно достойном его внимания подчиненные ему и так доложат.

Однако подчиненные никогда не докладывали шефу о мелочах. Например о том, что в списке перемещений миламанских боевых звездолетов значится канонерка “Тень Бабочки”, которая некоторое время назад покинула свой участок фронта и нигде больше не появилась.

Таких кораблей, понятное дело, было много, и они составляли целый раздел списка. Но была в этом списке еще одна аномалия. Среди исчезнувших звездолетов значилось необычно много легких крейсеров глубокой разведки — точно таких же, как “Лилия Зари”, которую так настойчиво и безуспешно искал по всему космосу генерал Бунтабай.

Однако генералу никто об этом не доложил.

Крейсера в противостоящих друг другу боевых флотах исчисляются десятками тысяч, а число канонерок и других легких звездолетов вообще не поддается определению. И на этом фоне дюжина крейсеров и одна канонерка кажутся мелочью, которая недостойна внимания не то что генерала, но даже унтер-офицеров из его обслуги.

Сводка, которую Бунтабай подписал, не читая, ушла в войска, но боевые генералы тем более не стали ее читать. Для этого у них были штабные офицеры, которые, разумеется, тоже не докладывали шефам о пустяках.

Но у любого правила есть хотя бы одно исключение.

Начальник Главного штаба союзнических войск генерал Забазар всегда читал разведсводки сам.

И еще он без всяких советов мудрейшего Бурамбарана с юных лет привык уделять максимум внимания мелочам.

12

— Опаньки! — произнес Евгений Оскарович Неустроев после довольно длительного молчания, когда Рита Караваева уже перестала смеяться, катаясь по полу со стоном: “Ой не могу!”

Зеленоглазая миламанка у стены, которая, впустив ее, снова закрылась, выглядела испуганной. Реакция на ее появление была явно неадекватной, и Ли Май Лим никак не могла уразуметь, в чем дело.

Ученые и спецназовцы за прозрачной стенкой тоже ничего не понимали и были готовы прийти на помощь к Ли Май Лим по первому зову.

— По-моему, вы все тут помешались на сексуальной почве, — заметил Неустроев, разглядывая нагую гостью с неподдельным интересом.

Ли Май Лим слушала перевод через миниатюрный наушник, а потом ответила:

— Да, мы любим вкушать плоды сладострастия.

Ретранслятор перевел слово “сексуальный” медицин­ским термином, а Ли Май Лим употребила в ответе обычный для миламанского языка эвфемизм. Но ретранслятор не сумел подобрать для этого поэтического словосочетания адекватное соответствие в русском языке, и в результате фраза получилась слишком вычурной.

— И вы предпочитаете вкушать эти плоды в большой компании? — в тон ей произнес Неустроев.

— Иначе нельзя, — не заметив иронии, ответила Ли Май Лим. — Чтобы подготовить мужчину к любви, нужны млечные слезы, а они не появятся, пока одна женщина не приласкает другую.

— Понятно, — сказал учитель биологии. — Бытие определяет сознание. Я всегда говорил, что физиология — основа любых обычаев.

— А мне непонятно! — капризно заявила Рита Караваева. — Что еще за слезы? У вас что — пока не заплачешь, не потрахаешься?

— А кстати, что за слезы? — поинтересовался и Неустроев. — Откуда берутся, для чего служат? Я же все-таки биолог. Раз пошла такая пьянка, буду вас изучать. Может, мне Нобелевскую премию дадут.

Однако Ли Май Лим, как и Рита Караваева, плохо учила биологию в школе, уделяя больше времени рукопашному бою и тактике активных операций. Поэтому женщине из научной группы пришлось прийти к ней на подмогу.

— Кожные выделения и слюна миламанских женщин содержат особый фермент, который активизирует молочные железы и заставляет их выделять млечные слезы. А они, в свою очередь, активизируют железы внутренней секреции у мужчин.

— Понятно, — кивнул Неустроев. — Виагра естест­вен­ного происхождения. Неясно другое. Зачем такие сложности? Природа обычно не терпит излишеств.

— Вы проницательны, — заговорил внезапно другой ученый, мужчина огромного роста. — Действительно есть подозрения, что некоторые особенности биологии миламанов и ряда других разумных рас вызваны внешним вмешательством. Либо это генная инженерия, либо наследие древней расы, которая приобрела эти особенности эволюционным путем. Но доказать это невозможно. Если что-то подобное и произошло, то случилось это в доисторическую эпоху и память об этом событии не сохранилась даже в легендах.

— А какие еще особенности? — задал естественный вопрос Неустроев, но тут его отвлекло шушуканье за спиной.

Оказывается, Ли Май Лим учила Риту пользоваться гигиенической секцией (“а то у нас дома вторую неделю горячей воды нет”) — причем Рита снова сняла свою рубашку и очень живо интересовалась, откуда же все-таки у миламанских женщин текут млечные слезы.

Она даже попыталась установить это эмпирическим путем, но ее слюна не содержала нужных ферментов, и эксперимент закончился неудачей.

Ли Май Лим тут же предложила пригласить еще одну миламанку, и тогда земляне смогут не только увидеть, откуда текут млечные слезы, но даже попробовать их на вкус. Однако этому решительно воспротивился Неустроев.

Евгений Оскарович напомнил миламанам свое главное условие: он начнет сотрудничать с ними не раньше, чем Рита будет возвращена на землю.

Сама Рита хотела на землю все меньше, но учитель был непреклонен.

Он уже не думал, что пришельцы собираются сделать своим пленникам что-то плохое, однако считал, что шестнадцатилетней девочке не место среди этих развратных гуманоидов, которые, похоже, не имеют никакого понятия о приличиях.

И Неустроев добился-таки своего. Его готовность сотрудничать была для миламанов в тысячу раз важнее, чем присутствие на борту самки по имени Ка-ра-ва-е-ва (или Ри Та, как называл ее носитель гена бесстрашия).

Даже опасность огласки не особенно смущала миламанов. Какая разница, если у землян все равно нет технических средств, чтобы сообщить другим цивилизациям о визите на их планету “Лилии Зари”.

13

Аварийный аннигиляционный маяк не занимает много места в багаже. Обычное изделие из штатного аварийного комплекта любого звездолета — размером с бутылку, но его можно сделать и меньше. Какая разница, если объем материи и антиматерии внутри маяка в любом случае измеряется кубическими миллиметрами.

Этого количества вполне достаточно для взрывной аннигиляции, которая прошибает дыру в гиперпространство и вызывает сверхсветовой взрыв, мощности которого хватит, чтобы его зафиксировали все навигационные локаторы не только в пределах галактики, но и за пределами тоже.

Самое интересное, что в обычном пространстве радиус взрыва не превысит нескольких метров. Если кто-то решит совершить самоубийство таким способом, то его, конечно, утянет в черную дыру, но окружающим он нанесет вреда не больше, чем герой или идиот с осколочной гранатой в руках.

Член экипажа крейсера “Лилия Зари”, в багаже которого находился один такой маяк в форме сувенирной авторучки, не был ни героем, ни идиотом. Поэтому он вовсе даже не собирался запускать маяк на борту крейсера, хотя такая возможность была предусмотрена в расчете как раз на героев. Или скорее, на “героинов”, которые под действием наркотика из микроцефальной железы (развитой тем сильнее, чем слабее развит мозг) полностью утрачивают инстинкт самосохранения.

Моторо-мотогальский шпион собирался бросить маяк в мусоросборник, как посоветовал ему моторо-мотогальский резидент. Но даже это он не решался сделать, потому что знал — вместе со всеми звездолетами в галактике сигнал маяка зарегистрирует и навигационный локатор “Лилии Зари”.

Можно себе представить, что тогда начнется. Шпиона начнут искать все, кому не лень, и такого прессинга ему просто не выдержать.

Он и так мандражировал со страшной силой с тех пор, как узнал, что его манипуляции с карточкой автохакером не остались незамеченными.

Но тогда хоть камеры в коридорах были выключены. А сейчас они работали вовсю, и был только один шанс выбросить “авторучку” в мусоросборник незаметно — сделать это у себя в каюте.

Неприкосновенность жилища миламаны соблюдали свято. Ни в одной каюте, кроме адаптационных и арестантских камер, не было скрытых приборов наблюдения.

Однако существовала другая опасность. Если служба безопасности кого-то заподозрила, она могла пустить за ним микробота. Заметить наблюдательный прибор размером в доли миллиметра нереально — зато он видит все и от него нигде не скроешься.

И шпион не был уверен, что он уже не находится на подозрении. Его мандраж могли заметить, а это в боевой обстановке — достаточный повод, чтобы устроить слежку.

Между тем, мандраж грозил перерасти в панику. Ведь шпиону было сказано, что если он запустит маяк — тогда моторо-мотогалы не станут охотиться за крейсером. Их интересует не “Лилия Зари”, а планета, где живут носители гена бесстрашия.

Но если маяк не заработает, то моторо-мотогалам не останется ничего, кроме как захватить в плен экипаж крейсера или, уничтожив экипаж, заполучить бортовые компьютеры корабля.

Так говорил шпиону моторо-мотогальский резидент — высокопоставленный офицер из штаба миламанского военного флота. Именно он сумел в последний момент пристроить агента на борт “Лилии Зари” в составе партии из двадцати четырех миламанов. И это было еще одно обстоятельство, которое вгоняло агента в мандраж.

Он был почти уверен, что если служба безопасности начнет тотальную проверку, то первыми на подозрении окажутся именно те, кто поднялся на борт в числе последних — когда, несмотря на секретность, уже слишком многим на базе флота было известно, с какой миссией “Лилия Зари” отправляется в дальний путь.

Однако шпион не знал главного. Того, что резидент ему лгал. Резиденту было известно, что моторо-мотогалы пойдут на перехват “Лилии Зари” в любом случае. Будет запущен маяк или нет — это дело второстепенное. Им важен носитель гена бесстрашия. И чтобы заполучить его живым или мертвым, моторо-мотогалы пойдут на все.

Но шпиону об этом не сказали, чтобы у него был лишний стимул запустить маяк.

Резидент лишь дал совет на самый крайний случай.

— Если бой все-таки начнется, и команда крейсера откажется сдаваться в плен, ты сможешь захватить шлюпку и сдаться в одиночку. Автохакер тебе поможет. Но помни — если ты явишься к моторо-мотогалам с пустыми руками, они поступят с тобой не как со своим агентом, а как с обычным военнопленным. Ты ведь знаешь, что они делают с военнопленными?

Шпион это знал — точно так же, как все миламаны от маленьких детей до глубоких стариков.

Моторо-мотогалы посылали военнопленных на фронт — воевать против своих в составе союзнических войск. И убивали при малейшем неповиновении.

Знал шпион и то, что жители одного поселка на захваченной моторо-мотогалами планете во внешнем кольце скопления Ми Ла Ман освобождены от этой повинности по причине, которую они не знали.

Но ему эта причина была известна.

14

Этой ночью в квартире Караваевых никто не спал. Какой к черту сон, если пропала родная дочка, внучка и сестра и, судя по всем признакам, ее унесли инопланетяне.

Мать не находила себе места, отец крепился изо всех сил, бабушка, постанывая, с открытыми глазами лежала в постели, а Сашка неутомимо рассылал по сети фотографию сестры.

В чате на сайте любителей уфологии его обнадежили, намекнув, что пришельцы редко забирают землян к себе насовсем. Обычно они через несколько дней, недель или месяцев высаживают их обратно на землю — но не всегда соблюдают единство места. Так что Рита вполне может оказаться в своей ночнушке и босиком где-нибудь на пустынном шоссе неподалеку от Акапулько или Рио-де-Жанейро.

Но уже где-то около часу ночи — а не в начале четвертого, как в прошлый раз — за окном тонко пропели жгуты, и на этот раз Сашка обернулся к балконной двери первым.

Миламанские спецназовцы как всегда стремительно рассыпались по квартире, и было слышно, как в маленькой комнате вскрикнула и забилась в судорогах бабушка. Отец, не обращая внимания на гигантов в скафандрах, бросился туда и увидел, как пришелец небольшого роста миниатюрным инъектором впрыскивает бабушке лекарство.

Папа, однако, не понял, что это инъектор и что это лекарство, и набросился на чужака с криком:

— Что ж ты делаешь, гад!

Тут же папу усмирили парализатором, а мама не поспешила ему на помощь по одной простой причине — как раз в это время самый здоровый из пришельцев внес в комнату через балкон жутко довольную Маргариту. Вместе они напоминали скульптурную композицию “Солдат с ребенком”, сооруженную в честь Победы в Берлине.

Миламаны соблюли единство места до такой степени, что даже уложили девушку на ту же самую постель, с которой ее взяли. И мать сразу же бросилась к ней с воплем:

— Что они с тобой сделали?!

А брат Саша тем временем кинулся к пришельцам, вопрошая:

— С какой вы планеты?

Пришельцы, однако, не проявили склонности к разговору, и вместо них ответила Маргарита, пытаясь вырваться из объятий мамы, которая навязчиво тормошила ее, ощупывая со всех сторон.

— Они из какого-то скопления. Черт, забыла! А, да! Из скопления меломанов.

— Каких меломанов? — удивился Саша, но вразумитель­ного ответа не получил. Пришельцы, не сказав ни слова, стремительно удалились на крышу через балкон, а Рита сказала довольно раздраженно:

— Откуда я знаю?

— Что они с тобой делали?! — не успокаивалась мать, а Саша вторил ей в другой тональности:

— Что ты там делала?

— С гуманоидами любилась, — раздраженно огрызну­лась Рита, и мама потеряла дар речи, а брат возбужденно воскликнул:

— Правда?!

— Шутка, — разочаровала его Рита. — Они соблазняли мной Евгения Оскаровича, но он не соблазнился.

— Ну да?! Оскар там, у них?

Учителя биологии в школе звали сокращенно Оскаром — не только из-за отчества, но и по сходству со статуэткой, которую вручает лучшим из лучших Американская киноакадемия.

— Конечно, у них. Теперь они соблазняют его инопланетянкой. Оскар в нее влюбился. Надо в школе рассказать — девчонки со смеху помрут.

— Господи, доченька, ты бредишь! — вновь обрела голос мама, но тут из маленькой комнаты вышла бабушка, живая и здоровая и даже более бодрая, чем обычно.

— Они сказали, что Анатолий проснется через два часа, — сообщила она, и все ринулись в ее комнату, по очереди спотыкаясь о тело отца.

Пропустив слова бабушки мимо ушей, мама кинулась вызывать к отцу “неотложку”, но тут прибыла милиция, и неразберихи стало еще больше.

Не успела Рита поведать о своем путешествии операм районного угрозыска, как в квартире появились люди посерьезнее. Федеральная служба безопасности. Причем не те же самые, что были в прошлый раз, а гораздо компетентнее — в звании до полковника включительно.

Полковник, впрочем, был только один — суровый и недоверчивый, как святой апостол Фома. Он даже выражался почти теми же словами — мол, пока не вложу персты в кровавые раны, не поверю ни в каких пришельцев. Только на языке его конторы это звучало менее поэтически.

— Это все твои слова, — рычал он на Маргариту, с которой все остальные обращались, в общем, вежливо. — А где доказательства? Где доказательства, я спрашиваю?! Может, ты сама все это придумала, сговорилась с друзьями и родичами, а теперь морочишь голову серьезным людям.

Заикаясь и чуть не плача, Рита пыталась что-то ему ответить, но полковник ответов не слушал и продолжал наезжать на девушку, как на шпиона, подлежащего “экстренному потрошению”.

Это был его обычный метод допроса. Первым делом надо ошеломить противника и заставить его оправдываться — так легче уличить его во лжи, заставить его путаться и ошибаться.

Но Рита не путалась и не ошибалась, и уличить во лжи ее никак не удавалось — но полковник все равно ей не верил.

Его не убеждали даже заключения экспертов по поводу пятен крови на крыше — ведь из них явствовало только, что “исследуемое вещество предположительно является кровью, принадлежность которой стандартными методами установить не удалось”. А результаты медицинского обследования людей, пораженных из неизвестного оружия, были еще более неубедительны.

Официальное заключение медиков по поводу парализованных милиционеров гласило: “длительная потеря сознания по неизвестной причине”. В обморок со страху упали — вот и причина. А падая, ударились головой — поэтому и провалялись несколько часов.

Специалисты затруднялись даже точно сказать, что это было — обморок, кома или сон. Врачи скорой помощи не особенно углублялись в эту проблему, озабоченные своей главной целью — спасением людей. А к тому времени, когда милиционеры попали в руки серьезных специалистов с докторскими степенями, было уже поздно. Парализованные полностью пришли в себя, и запоздалое глубокое обследование не дало никаких результатов.

Теперь, правда, забрезжила надежда. Чекисты привезли обладателей докторских степеней с собой, и те сразу набросились на лежащего неподвижно Анатолия и на бабушку, которая имела неосторожность сообщить, что пришельцы вкололи ей какое-то свое лекарство.

Однако Анатолий уже начинал пробуждаться, а лекарство в бабушкином организме за два часа рассосалось до такой степени, что никакими средствами обнаружить его не удалось.

Так что у московского чекиста были все основания для скептицизма. Правда, с каждым десантом пришельцев в городе множилось число свидетелей — но как раз свидетелям компетентные товарищи верили меньше всего.

Свидетели могли все это придумать, чтобы попасть в газеты и на телевидение. Им могло почудиться, приглючиться и померещиться. Их могли подкупить мистификаторы, которые решили поставить город на уши. Версий было сколько угодно и предположение о контакте с настоящими пришельцами значилось в этом списке отнюдь не на первом месте.

Правда кое-какие меры для поимки предполагаемых пришельцев, мистификаторов или хулиганов, которые в бутафорских одеяниях спускаются с крыш по веревкам, пугая мирных граждан, все-таки были предприняты. Например, семью Караваевых обрадовали сообщением, что у них в доме теперь будет засада.

В квартире у Евгения Оскаровича Неустроева тоже устроилась команда оперативников. Раз пришельцы вернули домой Риту Караваеву, то не исключено, что с учителем биологии они поступят точно так же.

Правда, Рита утверждала, что Неустроев собирается жениться на инопланетянке и остаться с меломанами навсегда, но слушать бредни девчонки, которая органически неспособна вести себя серьезно, компетентные товарищи считали ниже своего достоинства.

К тому же матримониальные планы Евгения Оскаровича интересовали чекистов меньше всего. Они беспокоились о другом, и один из местных, игравший роль антипода московского полковника и готовый поставить версию о настоящих пришельцах на самое первое место, все допытывался:

— Тебя спрашивали что-нибудь об армии? О военной технике? О том, где расположены воинские части? Где живут солдаты и офицеры?

Рита без устали твердила, что нет, не спрашивали. Ее вообще ни о чем не спрашивали. Пришельцы общались только с учителем и хотели только одного — чтобы Евгений Оскарович и Рита занялись любовью у них на глазах. Но Евгений Оскарович настоял, чтобы Риту отправили домой, пообещав взамен сотрудничать с пришельцами.

— В чем должно заключаться сотрудничество? — не унимался компетентный товарищ.

— Откуда я знаю? — отвечала Рита и начинала плести что-то про соблазнение, скрещивание, кроликов и мух-дрозофилл.

Из этого образованный чекист заключил, что пришельцы прилетели на землю не с военными, а с научными целями. И поделился этой мыслью с коллегами. Но те не разделяли его оптимизма.

— Если это пришельцы, то нам хана, — заметил один из пессимистов. — Если даже они нас не завоюют, то их технологии угробят мир окончательно. Тут даже со своими доморощенными компьютерами и интернетами не знаешь как справиться, а если еще добавятся инопланетные...

Этот офицер отвечал в городе за программу СОРМ — иными словами, за подслушивание интернета, и давно убедился, что все это туфта. В сети СОРМ попадали только невинные сообщения, а настоящие злоумышленники умели шифровать свои письма так, что компетентные органы не только не могли их прочитать, но даже не догадывались об их существовании.

Поэтому доблестный чекист был очень недоволен, что компьютерные технологии идут вперед семимильными шагами и методы сокрытия информации на несколько шагов опережают методы ее раскрытия.

Он ностальгировал по тем временам, когда единственным средством хранения информации была бумага, и добрые пришельцы, готовые помочь землянам совершить новый глобальный научно-технический рывок, казались ему ничем не лучше злых монстров, задумавших завоевать землю и поработить ее обитателей либо истребить их под корень.

— В общем, молись, чтобы это были не пришельцы, — сказал пессимист оптимисту, но тот молиться не стал, потому что в Бога не верил. Он верил в пришельцев и искренне желал, чтобы они все-таки оказались добрыми.

Впрочем, для крайних пессимистов у него был в запасе свой утешительный аргумент — все те же капельки крови на крыше блочного дома.

Ведь если пришелец состоит из плоти и крови, то его, наверное, можно убить. А значит, если дело дойдет до войны, земляне смогут оказать чужакам достойное сопротивление.

15

Насчет жениться на инопланетянке — это Рита Караваева немного преувеличила, но вот о ребенке речь была, это точно.

Зеленоглазая миламанка так прямо и сказала:

— Для нас очень важно зачать от вас ребенка.

— Зачем? — удивился Неустроев, которому раньше никто из женщин ничего подобного не предлагал.

— Чтобы он унаследовал ген бесстрашия, — ответила миламанка по имени Ли Май Лим.

“Это не любовь”, — подумал про себя учитель биологии, а вслух сказал:

— Никого зачинать не буду, пока не получу доказательства, что Рита возвращена домой.

Он решил выдержать характер до конца, хотя инопланетянка была соблазнительна до умопомрачения и даже специально осталась на корабле, когда ее коллеги отправились на землю, чтобы вернуть Риту в лоно семьи.

Первым делом Ли Май Лим попыталась заманить Евгения в гигиеническую секцию. Но он не поддался на провокацию и подтянул повыше свои семейные трусы. А заодно намекнул, что предпочел бы иметь на себе побольше одежды.

— Если вы не против, мы подберем вам комбинезон, — сказала женщина-наблюдатель из-за проз­рачной стены.

— Буду очень благодарен, — ответил Неустроев и душераздирающе зевнул.

Он проспал почти целые сутки после гипериммунизации, но теперь прошел еще целый день, и Неустроеву снова хотелось спать.

— Зачем вам комбинезон, если наступает время сна? — удивилась Ли Май Лим.

— Чтобы был, — сказал Неустроев и удалился в биоритмическую секцию.

Он уже заглядывал туда днем, когда Рита захотела есть, и Ли Май Лим показала ей, как пользоваться клапаном в форме кормящей груди. Рита рискнула попробовать, и ей понравилось.

Тогда Неустроев тоже рискнул, но ему не понравилось. Питательная жидкость имела сладковатый привкус и напоминала разбавленную сгущенку — а Евгений Оскарович с детства не любил сгущенку и считал ее почти такой же противной, как манная каша.

Зато ложе в биоритмической секции впечатляло. Собственно, вся секция и состояла из этого ложа размером, наверное, два на три метра. И никаких признаков подушки или одеяла.

Днем Евгений Оскарович не стал заострять на этом внимание, но сейчас спросил — и обнаружил, что миламаны не понимают его вопроса. У них не было ни подушек, ни одеял. Зачем, если ровное горизонтальное положение тела гораздо удобнее, а в помещении поддерживается оптимальная температура — которую, впрочем, можно менять по своему вкусу.

— Нет, я так не играю! — заявил Неустроев. — Мне надо подложить что-то под голову. Иначе я не усну.

Тогда в биоритмическую секцию забралась Ли Май Лим и предложила в качестве подушки себя.

Неустроев уже привык, что она ходит по адаптационной камере голая и ведет себя не лучше, чем малолетняя хулиганка Рита, которая у мамы дурочка. Похоже, не зря они шушукались по углам втайне от него через миниатюрные наушники.

Ему тоже дали такой, и теперь он мог разговаривать с Ли Май Лим, не прибегая к помощи громкоговорителя.

И он принял ее предложение — благо размеры сексодрома позволяли с комфортом расположиться в любой позиции.

Возбуждение, которое охватило Евгения Оскаровича при первом появлении Ли Май Лим, давно улетучилось. Любое зрелище приедается, как нагота на нудистском пляже, а тут еще действовали на нервы наблюдатели за прозрачной стеной.

Когда наблюдатели это поняли, стена снова сделалась зеркальной, но Неустроев все равно помнил, что они там и смотрят на него.

А впрочем, знать и видеть — это действительно не одно и то же.

Неустроев подозревал, что в спальной секции тоже есть скрытые камеры, но Рита, пожалуй, была права. Когда не видишь наблюдателя, то кажется, что и он тебя не видит.

Когда Евгений пристроил свою голову на живот инопланетянки, возбуждение тотчас же вернулось снова, и это не укрылось от Ли Май Лим.

— Как странно... — произнесла она и замолчала.

— Что странно? — спросил Евгений сонным голосом.

— Странно, что ваш цветок любви расцветает без млечных слез.

Фраза была по миламанским понятиям самой обыкновенной, но Евгений, услышав перевод, не сразу понял, что она означает.

А когда понял, то смутился, и его цветок любви быстро увял.

— Все, я хочу спать, — заявил он, закрывая глаза. — Разбудишь, когда будут новости насчет Риты.

Но будить его не пришлось. Евгений так и не смог уснуть на живой подушке и без одеяла, да и времени у него было не так уж много. Как только с земли на борт крейсера поступила по каналу оперативной связи видеозапись возвращения Риты Караваевой к родному очагу, эту запись передали по корабельной сети в адаптационную камеру.

На стене спальной секции зажегся экран, и Неустроев смог увидеть всю операцию от начала и до конца.

Он, конечно, понимал, что подобную запись вполне можно сфабриковать с помощью компьютерной анимации, но решил отбросить подозрительность и выполнить свою часть договора.

Уж очень приятной казалась ему эта часть.

Даже привычная ипохондрия — навязчивый страх заразиться смертельной болезнью — куда-то отступила, исчезла без следа и ни единым намеком не напомнила о себе, когда Неустроев повернулся лицом к Ли Май Лим и прикоснулся губами к ее губам.

Он не поинтересовался заранее, принято ли у миламанов целоваться, но теперь убедился эмпирическим путем, что принято и еще как.

Однако это не помешало Евгению в паузах между поцелуями обговорить некоторые условия. Несмотря на всю свою безалаберность, рассеянность и непрактичность, иногда он мог быть весьма прагматичным человеком.

Как правило это случалось в самый неподходящий момент, и на этот раз вышло точно так же. Земная девушка вполне могла бы вышвырнуть его из своей постели за такой прагматизм, ибо Неустроев начал вдруг говорить о том, что за судьбу еще не зачатого ребенка он никакой ответственности не несет. Это целиком инициатива Ли Май Лим, так что пусть она не надеется на алименты или брак по залету.

Теперь настала очередь инопланетянки сетовать на трудности с переводом. Она не понимала, о чем речь, поскольку у миламанских женщин никогда не существовало подобных проблем.

А когда до нее все-таки дошло, о чем беспокоится землянин, Ли Май Лим утешила его соображением, которое ей самой доставляло скорее огорчение, чем радость.

Она сказала, что успешное зачатие прямо сейчас крайне маловероятно. Для этого нужна длительная подготовка, потому что они принадлежат к разным расам, которые просто так не скрещиваются. Даже при максимальной биосовмести­мости нужны специальные меры, чтобы родился гибрид.

“А на кой черт тогда тебе это нужно?” — чуть было не сказал Неустроев, но вовремя прикусил язык.

Когда девушка готова тебе отдаться, нет ничего хуже, чем спрашивать ее, почему она это делает.

Кто знает — может, это все-таки любовь.

16

На сухом языке военного рапорта это называлось “налаживание контакта”. Если землянину понравится вкушение плодов сладострастия или, если угодно, простое соитие — то он, вероятно, не станет возражать против новых сеансов любви.

А главное — он не станет возражать против зачатия. Разумеется, важно, чтобы гостю было хорошо и он не чувствовал себя пленником. Но конечная цель в другом. И это сопряжено с дополнительными трудностями.

У землян не принято совершать соитие с несколькими партнершами одновременно. Более того, даже связь с несколькими партнершами поочередно часто осуждается, а кое-где и карается.

Конечно, у всякого правила есть исключения, и миламаны чуть было не впали в заблуждение, когда наткнулись на какой-то эротический телеканал. Там групповой секс встречался сплошь и рядом, а в фильме Тинто Брасса “Калигула” можно было увидеть такое, что даже у миламанов редко встречается. Или не встречается никогда, потому что миламанские мужчины, в отличие от женщин, стесняются вкушать плоды сладострастия в присутствии друг друга.

Но визуальное наблюдение за реальным общением между землянами показало, что групповой секс — это все-таки исключение, которое лишь подтверждает правило. И носитель гена бесстрашия, которого с легкой руки Ли Май Лим все стали называть Же Ни Йя, подтвердил это правило еще раз.

Судя по тому, как резко он одернул свою ученицу, когда она заговорила о групповом соитии, убедить Же Ни Йя в его необходимости будет непросто.

А без этого никакое зачатие невозможно. Чтобы насладиться любовью, миламанская женщина может обойтись без млечных слез. Но чтобы зачать инфанта, они необходимы — и притом обязательно чужие.

И что самое обидное — на воздухе млечные слезы очень быстро окисляются, и ферменты перестают действовать. Конечно, эту неприятность можно обойти. Есть консерванты и даже синтетические аналоги. На миламанов они действуют точно так же, как свежие млечные слезы.

Беда в том, что носитель гена бесстрашия — не миламан. А когда дело касается биосовместимости, любая мелочь может иметь решающее значение.

Поэтому и ученые, и военные ни на минуту не забывали о запасном варианте. О клонах носителя гена бесстрашия, чью биосовместимость можно корректировать еще в утробе родительницы. О клонингах, которых можно воспитать в миламанском духе и довести до нужной кондиции по мере роста и взросления. Пусть на это потребуется 15, 20 или даже 30 лет, но зато результат будет гарантирован.

Если, конечно, раньше до Земли не доберутся моторо-мотогалы.

Но даже и в этом случае клонингов можно вывезти в безопасное место и продолжать эксперименты там. До тех пор, пока на свет не появятся непобедимые воины, которые смогут спасти расу миламанов от бесславной гибели в неравной борьбе.

И единственное, что для этого нужно сделать — это доставить на орбиту как можно больше земных женщин.

Сначала ученые запросили двенадцать самок. Это гарантировало, что хотя бы один из клонов будет удачным. А если повезет, то даже два или больше.

Но когда спецназовцы сказали, что добыть двенадцать самок — это для них раз плюнуть, аппетиты ученых стали расти, как на дрожжах, и могли вообще не остановиться, не будь рядом благоразумных военных.

Они решили, что самок будет двадцать четыре. Двенадцать останутся на орбите Земли, в мобильной лаборатории миламанов, а другие двенадцать улетят на крейсере.

Тут возникала еще одна деликатная проблема. Ведь нет никаких гарантий, что земные женщины согласятся лететь в далекое звездное скопление, где идет война, только ради того, чтобы произвести на свет клоны носителя гена бесстрашия.

Нет гарантий даже, что они согласятся вынашивать клоны на орбите своей родной планеты. Как поняли миламаны в ходе своих наблюдений, затяжной процесс деторождения вовсе не доставляет земным женщинам удовольствия.

Однако этот вопрос миламаны решили раз и навсегда еще в начале войны. Спасение родины важнее свободы личности — и жителей иных миров это тоже касается. Миламаны готовы предложить им хорошее вознаграждение, но не оставляют права на отказ.

Для чистоты эксперимента ученые решили половину женщин взять из той же среды, к которой принадлежит носитель гена бесстрашия, а другую половину — из самых разных зон планеты, племен и локальных рас. И на всякий случай предложили оставить на борту мобильной лаборатории группу спецназовцев. Как знать — может быть, тех женщин, которые будут доставлены на орбиту за время стоянки, все-таки не хватит.

Военные очень не хотели затягивать стоянку. С тех пор, как они узнали, что на борту находится шпион, все их мысли были только о том, как бы поскорее покинуть орбиту Земли.

Шпион ведь не зря пытался добыть навигационные записи. Он хочет навести моторо-мотогалов на планету, где живут носители гена бесстрашия. И способ, который он испробовал, далеко не единственный.

А начальник службы безопасности корабля по-прежнему не мог предложить ничего, кроме общих рассуждений.

Его высказывания по этому поводу звучали примерно так:

— Есть два варианта. Либо агент внедрен в экипаж без привязки к конкретной операции — и тогда это могло произойти когда угодно; либо он внедрен специально для этого рейса — и тогда это произошло не раньше, чем стало известно, что с особой миссией отправится именно наш корабль. Во втором случае можно исключить всех старых членов экипажа, которые служили на крейсере, когда “Лилия Зари” сражалась на фронте.

— Но нельзя исключить меня, — заметил командир спецназа Ри Ка Рунг, услышав эти рассуждения. — Меня и всех моих бойцов, потому что мы сели на корабль перед самой отправкой.

— И у вас есть любые средства для взлома компьютерных систем, — невозмутимо кивнул начальник службы безопасности. Но тут же добавил: — Правда, лично тебя я как раз не подозреваю. Ты наверняка знаешь координаты этой планетки наизусть.

— А мои ребята вряд ли так бездарно засветились бы при первой же попытке взлома.

— Как знать, — сказал на это начальник службы безопасности. — Ошибки бывают у всех. К тому же ты сам упомянул своих бойцов. А кроме них есть еще масса миламанов, которые приписаны к крейсеру специально для этой экспедиции. В том числе и я.

— Но ты тоже знаешь координаты этой планетки наизусть.

— Вот именно. По этой причине можно вычеркнуть из списка подозреваемых вообще всех, кто имеет высший допуск секретности. И после этого останется не меньше сотни миламанов, среди которых может оказаться шпион. Это в том случае, если его подсадили к нам, зная куда мы летим. Если же он окопался здесь давным давно, то в числе подозреваемых окажутся остальные две сотни.

— И что ты предлагаешь? — задал свой любимый вопрос капитан корабля.

Но на этот вопрос начальник службы безопасности после четырех дней пребывания на орбите Земли стал отвечать стандартно:

— Убраться отсюда как можно скорее.

17

На дискотеку миламанские спецназовцы наткнулись случайно. Они пустили микробота за девушкой, которая шла вечером по улице, рассчитывая выяснить, где она живет, чтобы навестить ее ночью. Но оказалось, девушка шла не домой.

Она шла на танцы, и одного взгляда на зал ночной дискотеки миламанам хватило, чтобы понять — это как раз то место, о котором они мечтали. Большое скопление земных женщин, которые не расходятся по домам ночью, когда десантный катер может подобраться к зданию практически незаметно.

— Рискованно, — сказал Ри Ка Рунг, когда его заместитель Най Джи Нур предложил атаковать дискотеку прямо сейчас.

— Выход на цель займет не больше двух часов, и есть надежда, что все эти самки будут еще там, — сказал он. — Мы можем захватить двенадцать штук сразу, оптом, уже сегодня. Представляешь, насколько это все ускорит.

Ри Ка Рунг представлял. Он и сам пошел бы на такой риск, не задумываясь. А задумался только потому, что сам пойти еще не мог.

— Мы трижды подставились в этом городе. Его жители уже начеку. В месте скопления самок нас может ждать засада.

— Они пока не знают, что нам нужны самки, — возразил Най Джи Нур. — А это место — вовсе не их скопление. Самцов там тоже предостаточно. Что касается этого города, то ученые все равно требуют взять отсюда хотя бы четырех самок. Так возьмем уж сразу двенадцать.

На самом деле ученые не требовали, а просили, но у них действительно была теория, то повышенная концентрация гена бесстрашия в популяции и необычно высокая биосовмести­мость у отдельных людей может быть связана с их местом жительства. Не исключено, что экологическая обстановка в этом городе влияет на его жителей как-то по-особому. Или дело в географическом положении, климате, составе воздуха и воды, пищевом рационе — да мало ли факторов, которые поодиночке или в соединении могут дать искомый результат.

Так или иначе, спецназовцы получили конкретный заказ — доставить на орбиту хотя бы четырех человеческих самок из этого города. А вообще-то чем больше, тем лучше.

И Най Джи Нур нашел способ, как сделать это быстро и без лишних усилий. А Ри Ка Рунг, разумеется, одобрил этот способ. Он лишь хотел убедиться, что Най Джи Нур не кидается в заваруху очертя голову, а действительно знает, что собирается делать.

Правда, Ри Ка Рунг предложил отложить операцию до следующей ночи, но заместитель резонно возразил:

— А что, если они собираются не каждую ночь? Вдруг это какой-то праздник, и он повторяется, например, не чаще раза в год.

Довод был убедителен. На самом деле дискотека работала ежедневно, но чтобы установить это, миламанам пришлось бы наблюдать за нею как минимум еще сутки, а это означало лишнюю потерю времени.

Получив согласие командира, Най Джи Нур поднял отряд по тревоге. Зеленоглазая Ли Май Лим тоже встала в строй, но лидер сказал ей:

— Ты остаешься. У тебя особое задание.

— Опять? — воскликнула Ли Май Лим. — Я что теперь, всю жизнь должна сидеть с этим землянином, как приклеенная?

— Сколько понадобится, столько и будешь сидеть. У нас локальная акция, а от тебя зависит будущее цивилизации.

— Так уж прямо и будущее... Других девчонок что ли мало на корабле?

— Ты самая красивая.

— Думаешь, он это понимает?

— Конечно. Он же сам тебя выбрал.

Это было явное преувеличение. Выбирать Неустроеву пришлось из двух миламанок, причем вторая была явно старше. Землянин мог, конечно, этого не заметить, но Ли Май Лим сама оттеснила мичмана[2] из научной группы в тень. И не испытывала никаких угрызений совести по этому поводу.

Ее тревожило другое. Когда ее отряд отправлялся на боевое задание, а она оставалась на крейсере, Ли Май Лим чувствовала себя дезертиром.

Но приказ есть приказ. И пожаловаться некому. Даже на землянина огрызнуться нельзя. Ему запретили говорить про то, что на борт крейсера будут доставлены самки. А то он еще чего доброго потребует их возвращения на землю и откажется сотрудничать, пока это не будет сделано.

Они и так боялись сказать землянину, что он должен будет отправиться вместе с ними в звездное скопление Ми Ла Ман. Зеленоглазая Ли Май Лим доложила по возвращении из адаптационной камеры, что Же Ни Йя настойчиво интересовался, когда его собираются отпустить. Или, если дословно, он хотел знать следующее:

— Я должен только зачать вам ребенка, или мне придется дожидаться его рождения?

И Ли Май Лим, которая плохо учила биологию в школе, опять не поняла вопроса.

Только потом ей объяснили, что процесс деторождения у земных гуманоидов длится довольно долго. Хотя и не так долго, как может продлиться вынужденное пребывание носителя гена бесстрашия среди миламанов. План работ с его участием расписан на несколько лет вперед, а по большому счету ученые хотели бы подержать его у себя как минимум до тех пор, пока не повзрослеет клонинг, способный его заменить.

А Евгения Неустроева тем временем обуревали новые страхи. Он даже обрадовался, когда Ли Май Лим не сказала ничего определенного о его возвращении на землю.

Дело в том, что он боялся возвращаться.

Хорошо зная свое родное государство, а также взгляды мирового сообщества на проблему контакта, Неустроев не сомневался, что по возвращении на землю жить спокойно ему не дадут. Зато он сомневался, что ему дадут жить вообще. Могут ведь и уничтожить прямо на месте — испепелить из огнемета или еще как-нибудь во избежание инопланетной заразы.

Мировая фантастика десятки лет изощряется на тему вирусов, занесенных с других планет, катастрофических эпидемий, контроля над разумом и прочих разных “чужих”, которые до поры до времени зреют в теле человека, побывавшего у инопланетян, а потом выбираются наружу и устраивают маленький конец света.

И во избежание такой опасности пленника пришельцев по возвращении домой запросто могут угробить без всяких разговоров. Безопасность цивилизации дороже свободы личности.

Неустроев уже жалел, что настоял на отправке на землю Риты Караваевой, и собирался просить Ли Май Лим выяснить, что с нею стало. Но не знал, как к этому подступиться, потому что выглядело это нехорошо — сам же вытолкал ее чуть ли не пинками с корабля, а теперь беспокоится, что дома ей будет еще хуже.

Но держать свои опасения в секрете он тоже не умел, и когда Ли Май Лим снова пришла к нему, такая же нагая и красивая, как и в прошлый раз, он поделился с нею своей тревогой.

Ни о чем не просил, просто сказал, что не уверен в правильности своего поступка. И уже не в первый раз произнес в разговоре слово “боюсь”.

— Боюсь, ей могут грозить серьезные неприятности, — сказал он, и Ли Май Лим, которая плохо учила биологию, в очередной раз удивилась — как это носитель гена бесстрашия может чего-то бояться.

18

На самом деле Евгений Оскарович боялся зря.

Как раз примерно в то самое время, когда Неустроев беседовал с Ли Май Лим на борту крейсера “Лилия Зари”, из его родного города в Москву на Лубянку ушла депеша, из которой следовало, что никаких объективных доказательств инопланетного вторжения не найдено, и все собранные данные говорят скорее в пользу версии о преднамеренной мистификации, организованной при активном участии душевнобольного Е.О. Неустроева и попавших под его влияние школьников.

Автором депеши был скептически настроенный полковник, но на его сторону склонялись многие из его подчиненных и коллег — особенно после того, как во все хоть немного компетентные органы от райотделов милиции и до областной Администрации включительно косяком поперли “очевидцы”. И что характерно — все говорили разное и в большинстве своем несли полный бред и околесицу.

Основной удар пришелся, конечно, на городские газеты и областную телекомпанию. Стада “очевидцев” паслись там с утра до вечера, и журналистам приходилось даже вызывать милицию, чтобы хоть как-то отделаться от этих идиотов. Но милиция была занята — ее тоже осаждали ловцы НЛО и жертвы инопланетного террора.

Лучшего способа дискредитировать показания подлин­ных очевидцев нельзя было придумать. Еще вчера даже очень серьезные люди — например, начальник милиции, своими глазами видевший парализованных омоновцев — верили, что в городе происходят таинственные вещи. Но лично выслушав парочку новых “очевидцев”, тот же начальник милиции начал сомневаться — а стоит ли верить своим глазам.

Какой-то потрепанный мужичок синюшного вида, доставленный в милицию за пьяный дебош в общественном месте, надседался до хрипоты, утверждая, что его похитили инопланетяне.

— Они ставили на мне опыты! — орал он, брызгая во все стороны слюной. — И еще отобрали сумку, а в ней бутылки были. Пустые. Не-не-не! Полные! Я требую компенсации.

И хотя от “жертвы инопланетян” за километр несло перегаром, перестраховщики из райотдела доставили его в управление, где общаться с алкашом пришлось лично генералу. А не успел он отделаться от пьяницы, как к нему прорвался псих, требующий спрятать его в надежную камеру, ибо он только что из самых достоверных источников узнал, что намечен в качестве следующего объекта для похищения.

— Они всегда начинают с учителе            й биологии, — кричал он. — А следующие на очереди — историки. Вы просто обязаны меня спасти.

— Вы историк? — ошалело вымолвил генерал.

— Какая разница! Историк, не историк — все равно они меня заберут и выпотрошат всю мою память. А я много чего помню...

Наконец генералу все это надоело и он категорически запретил подчиненным тревожить его по поводу инопланетян, хотя накануне сам же отдал прямо противоположный приказ. Теперь этот приказ выходил ему боком, и начальник милиции распорядился:

— Даже если сюда придут сами инопланетяне, ко мне их не пускать! Мне про них ничего не говорить, не звонить, не беспокоить. Я занят, я болен, я умер, у меня совещание.

Совещание действительно состоялось, но позже — ближе к вечеру. И затянулось допоздна, поскольку офицер ФСБ Долгополов, тот самый, который уверовал в инопланетян сразу и бесповоротно, мутил воду и совал под нос старшим по званию уточненные результаты экспертизы кровавых пятен, где было черным по белому написано, что данная кровь не принадлежит ни одному из известных видов животных, обитающих на земле.

Но он так никого и не убедил, и участники совещания разъехались по домам как раз примерно в тот час, когда десантный катер миламанского спецназа входил в атмосферу Земли, чтобы снова высадить боевой отряд в пределах их родного города.

19

Миламанские спецназовцы свалились на дискотеку в третьем часу ночи. Слетели они, как обычно, с крыши, но в зал вошли через главный вход, распинав по пути вышибал.

В зале они сходу накинулись на девушек, и у всех спрашивали по-русски одно и то же:

— Сколько тебе лет?

Определение биовозраста по приборам требовало больше времени, а его точность не превышала плюс-минус 4 года. Когда ученые проверяли биовозраст Риты Караваевой, приборы показали, что ей около двадцати. А оказалось всего шестнадцать, и то по земному счету, а по миламанскому даже меньше.

Миламаны не хотели возиться с несовершеннолетними не потому, что против этого возражал носитель гена бесстрашия, а потому, что он упомянул о непригодности малолетних для скрещивания. И ученые решили, что землянину лучше знать — тем более, если он учитель биологии.

Возраст, с которого наступает совершеннолетие, Ли Май Лим без труда выпытала у Неустроева. Она просто спросила его, почему он называет Риту ребенком, хотя по всем внешним данным она — вполне взрослая женщина. И Же Ни Йя без всяких дополнительных и наводящих вопросов рассказал ей все, что знал по этой теме.

Поэтому пришельцы забирали только тех, кому было восемнадцать или больше — если, конечно, считать, что девушки говорили правду.

А вокруг творилось черт знает что. Пожар в сумасшедшем доме и взрыв на макаронной фабрике. Девчонки с визгом разбегались кто куда, их партнеры бежали впереди девчонок, и только некоторые пытались отбить своих подруг у чужеземных монстров.

Не то чтобы эти некоторые были отважнее прочих — они просто выпили больше. А тем, которые наглотались колес, ширнулись в вену и закусили все это травой, и вовсе море было по колено, а миламанские спецназовцы — по плечо.

Какой-то новый русский пришел на дискотеку сразу с двумя блондинками — и миламанам, как на грех, понравились обе. Правда, на вопрос: “Сколько тебе лет?” — обе в унисон завизжали: “Нисколько!” — но спецназовцы тоже были не дураки.

— Ответ неправильный, — сказал один из них, который возвышался над блондинками, как археолог Громозека над девочкой Алисой.

И направил на девушек свое оружие.

Это подействовало на них отрезвляюще.

— Я все скажу, только не стреляйте! — воскликнула одна. — Мне двадцать лет, а ей девятнадцать. Мы здесь случайно. Это не мы!!!

Разумнее было бы соврать, но никто ведь не знал, как именно надо врать, чтобы пришельцы отвязались. Да и как тут соврешь, когда на тебя направлено оружие, а жуткий гигант ведет себя так, словно умеет читать мысли. Черт его знает, может он вообще робот-телепат, который всегда способен отличить правильный ответ от неправильного.

Услышав правильный ответ, гигант просто хлопнул обеих девиц из парализатора, ухватил их под мышки и поволок к выходу.

Но тут опомнился новый русский, который явился на танцы не только с двумя подругами, но еще и с пистолетом за пазухой.

Теперь этот пистолет как-то сам собой оказался у него в руке, и оскорбленный представитель нового класса эпохи дикого капитализма ринулся на защиту своего движимого имущества с возгласом, как две капли воды напоминающим боевой клич индейцев из племени команчей.

Ему составило компанию темпераментное лицо кавказской национальности, у которого тоже отняли девушку — одну, но зато ослепительно красивую. Ствола у кавказца, правда, не было, зато имелся устрашающего вида нож, с которым он и кинулся на ближайшего к нему низкорослого пришельца.

Тот грациозно переместился в сторону, и кавказец, перелетев через стойку бара, врезался головой вперед в батарею бутылок.

Прятавшийся под стойкой бармен стал выражаться неприличными словами, к которым кавказцы, с их глубоким уважением к предкам, особенно чувствительны — и дело кончилось тем, что бармен получил по голове уцелевшей бутылкой.

Тут в ком-то из мирных граждан, имевших место поблизости, взыграло национальное достоинство, и оные граждане в количестве двух с воплем: “Наших бьют!” — напали на кавказца с тыла, вооружившись по пути “розочкой” из отбитого горлышка бутылки.

А в зале тем временем отрывисто щелкали пистолетные выстрелы, и под пулями, обливаясь кровью, валились наземь другие мирные граждане.

Невозможно два раза подряд выиграть миллион долларов в лотерею. Редкостное везение патрульного мента, который вывел из строя командира спецназовцев Ри Ка Рунга, больше не повторилось. В миламанов никому не удалось попасть ни пулей, ни ножом, ни вилкой.

Отряд без потерь ушел через крышу, имея на руках двенадцать пленниц.

По результатам битвы при дискотеке жертвы были зарегистрированы только среди людей. Число временно парализованных превысило двадцать человек, и число раненых тоже приближалось к этой цифре.

Кавказец сумел исполосовать своим ножом трех человек, но не устоял перед превосходящими силами противника и был увезен в реанимацию с множественными переломами ребер, ушибами внутренних органов и тяжелым сотрясением мозга.

В ту же реанимацию отправили бармена и девушку, случайно получившую пулю под правую лопатку. Другой человек с пулевым ранением ушел домой на своих ногах — ему лишь слегка оцарапало руку.

Новый русский, открывший стрельбу из пистолета, увидев дело рук своих, ударился в бега, да так удачно, что все решили, будто его тоже уволокли с собой инопланетяне.

Впрочем, насчет инопланетян опять не было никакой ясности. Обнаружить на дискотеке в районе двух-трех часов ночи хоть одного трезвого человека — задача нереальная, зато обдолбанные, обкуренные и начисто потерявшие крышу — через одного. А им что инопланетянин, что снежный человек — все едино.

Если отбросить противоречащие друг другу детали, сильно напоминающие пьяный бред и наркотические галлюцинации, то из сухого остатка можно было заключить, что главным виновником инцидента было лицо кавказской национальности, злонамеренно разбившее головой витрину бара и спровоцировавшее массовую потасовку.

Правда, кое в чем показания обдолбанных и обкуренных все-таки совпадали. Например, гигантов в скафандрах и с оружием заметили почти все. И даже описывали их примерно одинаково, если не считать мелких деталей. Например, пьяной в хлам девице, которая щеголяла почему-то в разорванном платье вывалив наружу одну грудь, почудились горящие глаза и клыки, как у вампиров — в то время как остальные в большинстве своем уверяли, что у инопланетных шлемов тонированные стекла, и никаких глаз и клыков под ними различить нельзя.

С утра весь город гудел, как потревоженный пчелиный улей, обсуждая подробности ночного налета и потихоньку впадая в панику.

Дюжина раненых в устах сплетников превратилась в тысячу убитых, потом это число выросло до десяти тысяч, и никого не смущало, что в зал дискотеки такая толпа просто бы не поместилась.

Поговаривали об эвакуации, мобилизации, осадном положении и прочих ужасах, и бодрые телерепортажи, в которых дикторы, не веря сами себе, обвиняли в инциденте не то хулиганов, не то доморощенных террористов, никого не могли успокоить.

Замороченные книжными и киношными страхами жители города решили, что инопланетное вторжение уже началось — а если нет, то вот-вот начнется.

И что самое удивительное, они были не так уж далеки от истины, хоть и не знали, что в космосе на борту миламанского крейсера “Лилия Зари” затаился шпион, который спит и видит, как бы навести на Землю несметные полчища свирепых и безжалостных моторо-мотогалов.

20

Нейтральный мир под названием Рамбияр был захвачен в обычном моторо-мотогальском стиле.

Первыми на планету высадились бойцы союзнических войск генерала Забазара и все как один пали в неравном бою. Зато когда настал черед бронекавалерии, сопротивляться на планете было уже некому. Все рамбиярцы, способные носить оружие, были перебиты, не считая, конечно, тех, кто по незнанию сдался в плен.

На пленных сразу же надели ошейники, способные оторвать голову по команде с контрольного пульта. Это автоматически превращало пленников в добровольцев, ибо они по доброй воле могли выбрать, что им делать дальше — лишиться головы или верой и правдой служить Всеобщему Побеждателю в союзнических войсках генерала Забазара.

Это все было обыкновенно и никого не удивляло, кроме, разве что, непривычных к такому обращению пленников. Однако затем начались странности.

Прежде всего, к Рамбияру была стянута мощная эскадра боевого флота союзнических войск — хотя планете совершенно никто не угрожал. Миламаны были далеко и даже не пытались отбить Рамбияр. Они всегда болезненно воспринимали захват моторо-мотогалами нейтральных планет, но при этом здраво оценивали свои силы.

Поэтому генерал Забазар мог без всяких опасений явиться на эту планету лично. Конечно, при его храбрости безопасность пути не имела для него самого никакого значения, но подчиненные Забазара стремились уберечь своего генерала от любой угрозы, и они были довольны, что на этот раз никакой угрозы нет.

Визит начальника Главного штаба союзнических войск в новоприобретенный мир не был событием из ряда вон выходящим, но и обычным явлением тоже считаться не мог. Как правило, в таких визитах не было никакой нужды.

Зачем Забазару понадобилось прилетать на Рамбияр, никто не знал, как не знал никто и о том, зачем моторо-мотогалам вообще понадобилось тратить силы на эту никчемную аграрную планетку вдали от родной Мотогаллии, в стороне от магистральных космических путей и от основного фронта войны с миламанами.

Над этим, однако, никто особенно не задумывался. Раз Всеобщий Побеждатель захотел присоединить этот мир к своим владениям — значит, так тому и быть. В конце концов, скоро вся Галактика будет в его руках, а за нею и вся Вселенная. О чем тут думать?

Но генерал Забазар был чересчур здравомыслящим моторо-мотогалом, чтобы принимать всерьез подобные объяснения. И к тому же он знал, что в случае с Рамбияром Всеобщий Побеждатель вовсе ни при чем. Решение о захвате планетки было принято по предложению самого Забазара на уровне старшего помощника второго адъютанта Всеобщего Побеждателя Дважды Генералиссимуса Набурбазана.

Даже сам второй адъютант Четырежды Генералиссимус Тартакан был поставлен в известность об операции лишь после того, как она завершилась полным и безоговорочным успехом.

А смысл этой операции состоял в том, что Рамбияр — самый удобный пункт для перехвата кораблей, следующих в скопление Ми Ла Ман из неисследованной части Галактики.

Поэтому когда на Рамбияре неожиданно для всех появились партизаны, чьи отряды состояли из местных жителей, по идее неспособных носить оружие, генерал Забазар сильно разгневался, и только его поразительное самообладание спасло от лютой смерти гонца, принесшего дурную весть, а также офицеров, ответственных за планетарную безопасность.

Но что самое удивительное, рамбиярские партизаны двигались быстрее моторо-мотогальских гонцов и даже чуть ли не быстрее радиоволн. В тот час, когда Забазар на временной базе союзнических войск в ярости драл за уши своих подчиненных, зеленый от страха адъютант принес новое сообщение.

— Мой генерал! Партизаны напали на базу. Они на летном поле космодрома и рвутся к вашему парадному катеру.

Тут в глазах начальника Главного штаба потемнело, и он, потеряв, наконец, остатки самообладания, оторвал одному из полковников ухо совсем.

21

Двенадцать девушек проходили карантин и гиперимму­низацию четырех адаптационных камерах крейсера “Лилия Зари”. Еще двенадцать обживали адаптационные камеры орбитальной лаборатории. Это означало, что все операции миламанов на Земле закончены, и ничто не мешает кораблю отправиться в обратный путь.

Предполагалось, что путь домой будет далек, но недолог. Гиперпространственный кратный ускоритель способен за шестнадцать дней пронести крейсер через всю Галактику. Впрочем, половину Галактики он преодолевал примерно за такое же время, поскольку его скорость ежедневно увеличивалась в десять раз и максимум пройденного расстояния приходился на восьмой день.

Однако на этот раз все было сложнее. Поскольку моторо-мотогалы располагали оружием, способным выбить корабль противника из гиперпространства в заданной точке, лететь прямо в скопление Ми Ла Ман было нельзя.

Маскируя свой инверсионный след, “Лилия Зари” направлялась в точку рандеву в стороне от родного скопления, но даже туда она летела не прямо, а с корректировками курса. Первая из них намечалась в районе звезды, которую земляне называют Арктур или Альфа Волопаса, что в одиннадцати парсеках от Земли.

Главная особенность кратного ускорителя заключается в том, что оснащенный им корабль не имеет максимальной скорости, а длительность пути зависит от расстояния не напрямую. Конечно, на путь в 10000 парсек у такого корабля уходит больше времени, чем на дорогу в 10 парсек, однако больше не в тысячу раз, а всего в три. Так что полет до Арктура должен был занять что-то около недели.

Носителя гена бесстрашия Евгения Оскаровича Неустроева выпустили из адаптационной камеры за день до отлета. Камера нужна была для последних трех женщин, доставленных с земли.

Неустроеву про женщин ничего не сказали, а адаптационные камеры с этого дня превратились для него в место, куда посторонним вход воспрещен. Тот же самый запрет распространялся на рубку и силовую установку, а пользоваться консолями корабельной компьютерной сети Неустроев не мог, поскольку не знал миламанского языка. Правда, по первому же намеку эту недоработку исправили, но в переводе на русский носитель гена бесстрашия получал только фильтрованную информацию.

Поэтому он даже не знал, что корабль оставил орбиту Земли и взял курс на Арктур.

Накануне отлета миламаны устроили в банкетном зале крейсера грандиозную пирушку с песнями и танцами, и Неустроев там тоже был, мед-пиво пил и наслаждался зрелищем танцующих миламанок. Впрочем, гиганты мужского пола танцевали не хуже. Их грация казалась Неустроеву просто поразительной.

Но поскольку маленький наушник в ухе землянина тоже поставлял ему фильтрованную информацию, Неустроев так и не узнал, что эта пирушка была прощальной. Он решил, что миламаны празднуют выздоровление Ри Ка Рунга, и это действительно была одна из причин для веселья. Командир спецназа танцевал так, что Неустроев счел его выздоровление полным и абсолютным, но сам Ри Ка Рунг знал, что это увы не так.

Пуля патрульного мента повредила какую-то железу из тех, которых у землян нет. А у миламанов эта железа играет весьма важную роль в деторождении и располагается как раз там, куда доблестный страж порядка зафинтилил из своего “Макарова”. И теперь у врачей были опасения не только по поводу детородной функции Ри Ка Рунга, но даже и по поводу вкушения плодов сладострастия.

Оттого Ри Ка Рунг был на этой вечеринке невесел, хоть и танцевал лучше всех мужчин. Конечно, с женщинами ему было не сравниться — но это и не странно. Среди миламанов в танцах и музыке всегда доминировали женщины, в то время как уделом мужчин была поэзия.

Поэтому Ри Ка Рунг не только танцевал, но еще и читал стихи. В подстрочном переводе они показались Неустроеву похожими на японские танки и хокку.

Печаль

Как холод космической тьмы

И слезы любви

Стекают по коже медовой.

Стихи показались Неустроеву довольно заурядными, и он не знал, что тому виной. Может, Ри Ка Рунг был не таким уж талантливым поэтом, а может, в переводе терялось что-то важное.

Он ничего не заподозрил, даже когда со своими стихами в поединок поэтов включился капитан корабля и прочитал примерно следующее:

Прощание

Как по живому ножом

Не надо грустить

Ведь встреча последует вскоре

В этот момент миламаны еще не знали, как им поступить с носителем гена бесстрашия и другими пленниками. Они колебались между двумя вариантами — либо сообщить им о дальнейших планах немедленно, либо сначала доставить их в Ми Ла Ман и уже там поставить перед свершившимся фактом.

На третий день пути, когда корабль достиг максимальной скорости и перешел от ускорения к торможению, первый вариант все-таки победил — главным образом потому, что носитель гена бесстрашия стал слишком уж активно интересоваться своей дальнейшей судьбой.

Поскольку Ли Май Лим к этому времени сумела наладить с землянином весьма тесный контакт, сложную и опасную миссию просвещения Же Ни Йя по поводу ближайшего будущего доверили именно ей. Опасной миссия была потому, что землянин мог неожиданно впасть в ярость. Он уже несколько раз повышал голос на миламанов, и они все время с опаской ждали продолжения, которого пока не было — но это вовсе не означало, что его не будет никогда.

— Наши медики сомневаются, что удастся зачать полноценное гибридное потомство на борту корабля, — осторожно начала Ли Май Лим, попутно лаская землянина, так как знала по опыту, что это лучшее средство против ярости и беспокойства. — Это займет слишком много времени, и успех не гарантирован. А наш крейсер должен как можно скорее вернуться в скопление Ми Ла Ман и привезти ген бесстрашия с собой.

Тут Неустроев начал догадываться, о чем она скажет дальше, но ее ласки так расслабили его, что Же Ни Йя был просто не в силах возражать или протестовать.

Миламанки были потрясающими любовницами. Даже одной девушки с медовой кожей было достаточно, чтобы ввергнуть земного мужчину в небывалый экстаз. А когда после прощальной вечеринки потерявшего бдительность и перебравшего миламанских напитков землянина доставили в его новую каюту сразу три девушки и все трое остались с ним, сочтя, что как раз сейчас подходящий момент, Евгений Оскарович решил, что он уже в раю.

Попытка зачатия тогда не удалась, хотя млечные слезы стекали по медовой коже потоком и все три девушки слизывали их друг у друга, ощущая при этом обычное для такого случая тепло в глубине живота — тепло, которое превращается в жар и растекается по всему телу взрывом нестерпимого наслаждения.

Но зачатия не произошло.

Млечные слезы — любимое лакомство миламанских мужчин — не произвели на землянина практически никакого впечатления. Было очень приятно целовать соски, из которых они вытекали, но не более того. И Неустроев очень удивился, узнав, что вид нагой женской груди и даже прикосновение к ней руками или губами совершенно не возбуждает миламанских мужчин — зато вкус и запах млечных слез они ставят превыше всего на свете.

— А разве у них есть запах? — удивился землянин. Насчет вкуса он не спорил, вкус у них был, а вот особого запаха Неустроев не заметил. Обычный запах тела миламанки, к которому носитель гена бесстрашия уже привык и считал его приятным. Что-то вроде ванили. И у млечных слез тоже был ванильный привкус.

Впрочем, не совсем так. Просто когда имеешь дело с совершенно неизвестными явлениями, очень трудно подобрать для них привычные сравнения.

И сейчас, когда они с Ли Май Лим были наедине, она пахла точно так же, хотя у нее не было никаких млечных слез.

— Мы решили отвезти тебя к себе в Ми Ла Ман. Там есть все необходимое для зачатия новых носителей гена бесстрашия. И миламанское командование готово выделить тебе любое вознаграждение, если ты согласишься отправиться с нами добровольно.

— А если не соглашусь? — сумел-таки выговорить Неустроев.

— Это ничего не изменит. Нам приказано доставить тебя в Ми Ла Ман. Интересы цивилизации выше интересов личности.

— Значит у меня нет выбора? — произнес Неустроев без всяких эмоций и даже сам удивился своему спокойствию.

— У тебя есть выбор. Мне поручили узнать, какое вознаграждение тебя устроит.

— Ты сказала — любое?

— В пределах разумного.

— В пределах разумного — это уже не любое. Что если я попрошу у вас космический корабль?

Эта мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно и показалась настолько здоровой, что Неустроев сразу озвучил ее.

Услышав это, Ли Май Лим встрепенулась и, прошептав: “Прости меня пожалуйста, я скоро вернусь”, — не одеваясь, выбежала из каюты.

Вернулась она не очень скоро, зато с добрыми вестями.

— Капитан клянется честью, что когда в скоплении Ми Ла Ман родится сто двадцать восьмой носитель гена бесстрашия, ты получишь “Лилию Зари”, а если она к тому времени погибнет в боях, то любой другой однотипный корабль.

— Стоп! — воскликнул Неустроев, уловив в этой фразе одну тревожную деталь. — Ты хочешь сказать, что этот корабль может погибнуть в бою? Даже теперь, со мной на борту? Так?

— Нет, — солгала Ли Май Лим, понимая, что если она скажет правду, будет только хуже. — Мы доставим тебя в Ми Ла Ман безопасной дорогой.

Но Неустроев ей не поверил.

— Нет, я так не согласен, — заявил он. — Я готов провести с вами сколько угодно времени на орбите Земли, но лететь куда-то еще не согласен.

— Тебя не устраивает вознаграждение?

— Меня не устраивает перспектива погибнуть смертью храбрых в войне, которая меня не касается.

— Она может коснуться тебя и твоей планеты, причем очень скоро. Моторо-мотогалы тоже ищут ген бесстрашия, и мы опасаемся, что на “Лилию Зари” проник моторо-мотогальский шпион.

Тут Ли Май Лим сообразила, что сказала лишнее, но было уже поздно.

— Что?! Тут еще и шпионы? А диверсантов у вас нет? — воскликнул Неустроев так резко, что у Ли Май Лим привычно засосало под ложечкой. Она почувствовала, что ярость землянина вот-вот выплеснется наружу. — Короче так. Все было очень классно, особенно ты, но больше я здесь оставаться не хочу. Я требую немедленно вернуть меня на Землю!

— Это невозможно, — грустно ответила Ли Май Лим. —  Мы уже третий день летим к точке рандеву. И капитан не станет нарушать приказ, что бы ты ни делал и ни говорил. Прости.

Ли Май Лим ожидала, что теперь-то уж точно землянин впадет в ярость и попыталась приласкать его, чтобы успокоить, но он высвободился из ее объятий и молча ушел в биоритмическую секцию. Когда Ли Май Лим попыталась пройти следом, оказалось, что Же Ни Йя заперся там, а поскольку это была не адаптационная камера, а обычная каюта, открыть секцию извне не представлялось возможным без смены режима безопасности всего корабля.

Миламаны традиционно ценили неприкосновенность частной жизни. И им оставалось только гадать, что означает эта странная реакция землянина, которую им еще не приходилось наблюдать.

А все объяснялось просто. У Неустроева началась тихая истерика, перетекающая в глубокую депрессию, а в такие моменты он никого не хотел видеть.

И уж тем более он не хотел видеть никого из тех, кто только что заявил о своей готовности держать его в плену и подвергать смертельной опасности в боевой обстановке.

Неустроев не хотел видеть даже Ли Май Лим, поскольку был уверен, что она ему врет. А значит, она такая же, как они все.

А Ли Май Лим тоже пребывала в панике, хотя это никак не отражалось на ее спокойном лице.

Ведь она так хотела зачать инфанта от носителя гена бесстрашия. А теперь Же Ни Йя не пускает ее в свою каюту и наверное, считает ее самым худшим своим врагом. И неизвестно, сколько времени это продлится.

Может быть, Же Ни Йя возненавидел ее навсегда. А если и нет — все равно времени с каждым днем становится все меньше. И месяца не пройдет, как землянина отнимут у экипажа “Лилии Зари” и переведут в какое-нибудь секретное учреждение, куда для скрещивания с носителем бесценного гена будут доставлять совсем других женщин.

У Ли Май Лим в этом случае не будет никаких шансов. Она не отвечает генетическому эталону миламанской расы — ведь у нее зеленые глаза.

Ли Май Лим хотелось плакать от бессилия, и с каждым часом становилось все яснее, что дело тут не в зачатии инфанта и даже не в славе и почете, которые за этим последуют.

Дело в другом.

Похоже, Ли Май Лим просто влюбилась в этого странного чужака, который равнодушен к млечным слезам, но приходит в восторг при виде женской груди, а еще — в который уже раз демонстрирует свой страх, хотя и носит в себе драгоценный ген бесстрашия.

22

Надо сказать, на этот раз страхи Евгения Оскаровича имели под собой все основания. Крейсер “Лилия Зари” на дальних и ближних подступах к скоплению Ми Ла Ман поджидали две космических эскадры союзнических войск и одна эскадра разведки Генерального штаба Мотогаллии, на помощь которым при необходимости мог прийти чуть ли не весь моторо-мотогальский флот.

Однако начальнику Главного штаба союзнических войск прославленному генералу Забазару неожиданно пришлось отвлечься от охоты на “Лилию Зари” с носителем гена бесстрашия на борту. Генерал, как и положено старому пехотинцу, не любил руководить войсками из космоса и собирался делать это с планетарной базы. Но как раз во время последней проверки боевой готовности на эту самую базу напали рамбиярские партизаны, которые задумали захватить парадный катер главаря оккупантов.

Поскольку завоевание планеты, установление оккупа­ционного режима и развертывание главной базы проходило в жуткой спешке, вопросам безопасности не уделили должного внимания. Моторо-мотогалы опасались внезапного нападения миламанов, удара возмездия из космоса, а беда пришла, откуда не ждали.

Рамбиярцы налетели на главную базу оккупационных войск, как саранча на сельхозугодья. Женщины и дети вплоть до грудных младенцев, какие-то калеки чуть ли не на костылях, босые, оборванные, в лохмотьях — что отнюдь не было результатом оккупационного режима, поскольку он длился всего несколько дней — сокрушили оборонительные заслоны своей массой, и хотя первые ряды погибли в полном составе, следующие за ними прорвались на территорию базы и устремились на поле временного космопорта.

Одна группа партизан, правда, попыталась добраться до портрета Всеобщего Побеждателя, а может быть — до прославленного генерала Забазара во плоти, поскольку портрет и генерал находились в одном и том же здании. Но на защиту того и другого были оттянуты солдаты со всей базы и атаку удалось отбить.

Правда, это пагубно сказалось на обороне временного космопорта. Как только часть бойцов перебросили оттуда в генеральскую резиденцию, рамбиярцы смели тех, кто остался и парадный катер генерала Забазара оказался в их руках.

Все остальные суда на поле космопорта были челноками, непригодными для дальних полетов. А парадный катер — это на самом деле многоцелевой звездолет, на котором при желании можно улететь даже в другую галактику. Хотя по большому счету гиперпространственный ускоритель катера предназначен лишь для экстренного спасения жизни высокопоставленного пассажира в чрезвычайной ситуации. От звезды к звезде такие шишки, как генерал Забазар путешествуют не на катере, а на громадном линкоре или в самом крайнем случае — на тяжелом крейсере.

Но так или иначе, при необходимости на парадном катере можно без всякого линкора улететь куда угодно. Больше того, его центральный компьютер хранит навигационные данные для всей исследованной части Галактики.

Одна радость — что полуголые и полудикие рамбиярцы никак не могут об этом знать, а значит, не смогут и воспользоваться ни этими данными, ни самим катером. Чтобы поднять его в воздух, а тем более в космос, нужно, чтобы на борту находился сам генерал Забазар, и систему идентификации по заверениям моторо-мотогальских специалистов взломать никак невозможно.

Но не успел Забазар порадоваться этой мысли, как над базой раздался тонкий протяжный свист, который нельзя спутать ни с чем. Это был свист планетарных двигателей, и осторожно выглянув в окно, начальник Главного штаба союзнических войск буквально онемел. Над влажной рамбиярской равниной, поросшей диким рисом и кустарником с ядовитыми ягодами изумительной красоты, медленно плыл парадный катер, удаляясь с ускорением в сторону горизонта.

Моторо-мотогалы стреляли ему вслед из всех видов оружия, но это было все равно, что пулять из рогатки по танку. Генеральский парадный катер сконструирован так, что может выстоять в лобовом столкновении с тяжелым крейсером и уйти на сверхсветовой скорости от целой эскадры любого противника.

— Как?! — сипло выдохнул Забазар сжимая в руке оторванное ухо полковника, ответственного за безопасность базы. Капли голубой крови гулко стучали по полу, как вода, когда выкручиваешь белье. — Как они это сделали?

Никто не мог ему на это ответить. Все компетентные лица во главе с безухим полковником как раз в это время совершали ритуальное самоубийство путем введения смертельной дозы алкоголя внутривенно, а некомпетентные и сами ничего не понимали.

Из самоубийц удалось откачать только одного, который случайно, а может быть, намеренно ошибся в определении дозы. Позже он оправдывался тем, что забыл о критическом увеличении своего веса и думал, что весит всего 168 килограммов, хотя на самом деле растолстел до 244-х. Конечно, сам он в своих объяснениях оперировал другими единицами массы, но это не меняет сути дела.

Когда самоубийцу привели на допрос к генералу, он немузыкально орал песни, нес всякую околесицу и приставал к окружающим с вопросом, эквивалентным русскому: “Ты меня уважаешь?” Но генерал рявкнул на него так, что самоубийца мгновенно протрезвел и упал носом вниз по стойке смирно.

Когда он поднялся, утирая расквашенный нос рукавом мундира со споротыми знаками отличия, Забазар спросил:

— Как парадный катер мог взлететь, если меня нет на борту?!

— Никак, мой генерал, — вытягиваясь в струнку и по-собачьи преданно глядя в глаза командира.

— Но он же взлетел! — заревел Забазар.

— Значит, вы на борту, мой генерал! — отчеканил самоубийца.

— Ты думаешь, что говоришь?! — заорал генерал, топая обеими ногами, несмотря на хроническую хромоту и боль в суставах. — Если я на борту, кто тогда стоит перед тобой?!

— Не могу знать, мой генерал, — ответил самоубийца и собрался уйти кругом марш, чтобы вкатить себе повторную дозу алкоголя внутривенно. Но Забазар не захотел отпустить его без наказания и объявил в качестве такового лишение права на почетную смерть.

— Пусть помучается, — сказал он, и несостоявшийся самоубийца ушел мучиться, так ничего и не прояснив.

А тем временем беглый катер вышел в космос и вырвался в гиперпространство перед самым носом у линкора и тяжелых крейсеров. В погоню за ним ринулись бронекава­лерийские мотошлюпки, но куда им тягаться с такой махиной, как парадный катер генерала Забазара.

Линкоры и крейсера реагировали не столь оперативно. Они принялись запрашивать базу, следует ли им тоже отправиться в погоню или надо остаться на орбите, чтобы защищать планету на случай внезапного нападения миламанов. Правда, миламанами поблизости и не пахло, но с базы поступали противоречивые приказы, и когда наконец сам генерал приказал эскадре разделиться и меньшую часть бросить на перехват катера, было уже поздно.

Сразу после того, как катер взлетел, рамбиярские партизаны улетучились с территории базы, словно они и вправду умели летать. Если бы не многочисленные трупы тех, кому не повезло, то могло показаться, что они просто приснились персоналу базы, а парадный катер унесла с планеты какая-то сверхъестественная сила. Иного объяснения этому генерал Забазар подобрать не мог.

Вдобавок ко всему рамбиярцы повредили некоторые приборы наблюдения и связи. Но к счастью не все, и генерал Забазар своевременно получил самое важное сообщение, которого он ожидал все последние дни. Как раз когда персонал базы во главе с самим генералом подсчитывал ущерб, с линкора, оставшегося на орбите, передали, что в неисследованной части галактики заработал аварийный аннигиляционный маяк.

23

Моторо-мотогальский агент решился выполнить ту миссию, ради которой он был внедрен в экипаж “Лилии Зари” лишь после того, как узнал некоторые подробности о текущем режиме безопасности корабля.

Дело в том, что на пути к Арктуру некоторые члены экипажа заявили капитану протест по поводу слежки, которую начальник службы безопасности организовал на борту под предлогом поисков шпиона. Они потребовали отчета, дала ли эта слежка какой-нибудь эффект. А узнав, что не дала, устроили нечто вроде демонстрации на парадной палубе под лозунгом “Нет вторжению службы безопасности в частную жизнь!”

По миламанским меркам это вовсе не воспринималось как начало бунта на корабле, и капитану с начальником службы безопасности пришлось клятвенно заверить недовольных, что индивидуальную слежку за членами экипажа с помощью микроботов они не ведут.

Вместе с тем капитан категорически отказался отключить камеры в коридорах и местах общего пользования. Он знал, что шпиону понадобится как минимум еще один раз войти в компьютерную сеть, чтобы заполучить данные о местоположении Земли и маршруте крейсера. И он не может сделать это с каютного компьютера, иначе вычислить его не составит труда.

Таким образом, столкновение демонстрантов с капитаном окончилось вничью. Шпион в этой акции не участвовал, он сидел тише воды, ниже травы, но узнал обо всем буквально через час, когда вольный пересказ речи капитана распространился по всему кораблю.

Нельзя сказать, чтобы миламаны никогда не лгали и не обманывали. Они могли и соврать, и умолчать, и это не считалось таким уж большим грехом — но одно можно сказать с уверенностью. Порядочные миламаны никогда не давали ложных клятв.

А капитан там, на парадной палубе, произнес дословно следующее:

— Я клянусь вам, что на моем корабле ни за кем не ведется персонального наблюдения. Не могу обещать, что этого не будет никогда, но сейчас этого нет и в ближайшее время не предвидится.

Именно поэтому недовольных так легко удалось успокоить, хотя они были настроены весьма решительно. Заводилами были храбрые, но стеснительные парни, которые жили или работали неподалеку от того туалета, откуда шпион выходил в компьютерную сеть. Им взбрело в голову (а может, слух такой прошел), будто первыми на подозрении окажутся именно они.

Осознание того, что начальник службы безопасности или его подчиненные могут наблюдать за их частной жизнь через посредство микроботов, мешало недовольным наслаждаться любовью в своих каютах наедине с раскрепощенными девушками, которым было все равно, смотрит на них кто-нибудь или нет. Однако эти девушки тоже пришли на митинг, поскольку им не меньше хотелось наслаждаться любовью, а панический страх слежки, который у некоторых парней достиг масштабов паранойи, ломал девчонкам весь кайф.

И вот капитан поклялся, что служба безопасности ни за кем не следит. А значит, сказал чистую правду, и в этом нет никаких сомнений. Даже если бы он не произнес слово “клянусь”, ребята в большинстве своем поверили бы ему. Члены экипажа “Лилии Зари” привыкли верить своему капитану.

Однако шпион в этом случае мог бы и усомниться. Ложь капитана в такой ситуации проходила бы по разряду не вранья, а военной хитрости, и любой нормальный миламан его бы понял.

Но капитан произнес волшебное слово, и сомнений не осталось даже у шпиона.

И он решился.

Колебания не оставляли его до самого последнего момента, тем более, что время было. Митинг произошел за два дня до подлета к Арктуру, и в эти два дня моторо-мотогальский агент не мог ничего предпринять.

Зато когда “Лилия Зари” вышла около Альфы Волопаса в досвет для корректировки курса, колебаться стало некогда. Времени было совсем мало, и хорошо еще, что шпион как раз перед остановкой сменился с вахты.

Вахты менялись строго по часам, но многие из навигационной группы остались в этот момент на своих постах, а из двигательной группы, обслуги и спецназа почти все бросились на смотровую галерею.

Шпион в этот момент кинулся в свою каюту, что само по себе не было подозрительно, но могло вызвать очень серьезные подозрения после того, как миссия будет выполнена.

Но шпион все время помнил о маленьком поселке на оккупированной моторо-мотогалами планете и о людях из этого поселка.

Он знал, что если выполнит задание и вернется с пустыми руками, то миламаны ему этого не простят.

И все же он продолжал колебаться, держа в руках маяк в виде сувенирной авторучки и уже открыв крышку мусоро­сбор­ника. А минуты уходили. Корабль уже завершал поворот и переориентацию и был готов запустить ускорители, чтобы снова уйти в сверхсвет.

А следующая корректировка курса будет уже очень далеко от Земли.

И шпион успел.

Он успел в самый последний момент, когда автоматика ассенизационной системы еще перенаправляла мусор прямо за борт.

И маленькая аннигиляционная бомба жахнула прямо рядом с бортом. Короткая яркая вспышка, которую тотчас же засосало в миниатюрную черную дыру — не больше горлышка от бутылки. Но тотчас же на экране навигационного локатора загорелась яркая отметка “неидентифицированный аварийный сигнал”, а компьютер мгновенно отрапортовал, что координаты источника сигнала совпадают с координатами “Лилии Зари”.

В следующую секунду на корабле взревел сигнал тревоги. Землянам он показался музыкой, но миламаны были иного мнения и без напоминаний бросились по своим местам, в недоумении переспрашивая друг у друга, что случилось.

— Срочное погружение! — скомандовал капитан на мостике, и крейсер ушел в сверхсвет чуть ли не раньше, чем в динамиках громкой связи стихло эхо его голоса.

Капитан “Лилии Зари” сразу понял, что вспышка аварийного маяка — дело рук вражеского агента, и отреагировал на угрозу, повинуясь инстинкту самосохранения. Первая его мысль была о том, что шпион наводит моторо-мотогалов на крейсер, и надо немедленно убраться как можно дальше от того места, которое обозначено маяком.

Уже потом пришла другая мысль. О том, что навести моторо-мотогалов на “Лилию Зари” таким способом — затея безнадежная. Пока мотогальские корабли дойдут до маяка, крейсер успеет улететь черт знает куда. А вот звезда или планета никуда не улетит.

Так что все ясно. Эта история — из той же оперы, что и попытка взломать компьютерную сеть. Шпион хочет навести моторо-мотогалов на Землю — родной мир носителей гена бесстрашия.

По каким-то причинам он не сумел сделать это непосредственно у Земли. А теперь решил, что на обратном пути меры безопасности будут ослаблены... Хотя нет — ведь капитан сам объявил во всеуслышание о границах этих мер.

Ну конечно. И демонстрация недовольства тоже могла быть спровоцирована шпионом. Начальник службы безопасности высказал это предположение сразу же, как только вник в суть проблемы.

— Проклятье! — в сердцах произнес в ответ капитан. — А я пообещал им воздержаться от слежки.

— Ничего подобного, — спокойно сказал на это начальник службы безопасности.

— Что “ничего подобного”?

— Ничего подобного вы не обещали. Даже совсем наоборот. Вы сказали: “Не могу обещать, что этого не случится в будущем”.

И в подтверждение своих слов начальник службы безопасности вызвал на экран видеозапись речи капитана перед недовольными.

Заодно он дал капитану возможность взглянуть на лица митингующих и внимательно рассмотрел их сам.

Подозревать можно было любого и никого конкретно.

— Самые подозрительные, конечно, зачинщики, — заметил он. — Но именно поэтому их скорее всего можно сбросить со счетов. Хотя я бы предпочел не сбрасывать со счетов никого.

— Ты предлагаешь взять под наблюдение всех? — спросил капитан с ноткой ужаса в голосе. Он сразу представил, какой шум поднимется, если о слежке станет известно, а шпиона среди этих миламанов не окажется.

— Именно так, — ответил начальник службы безопасности. — Деваться нам все равно некуда. Мы ведь не знаем, что сделает этот предатель в следующий раз. Может, он собирается взорвать корабль.

“Ну уж это вряд ли”, — подумал капитан, однако промолчал, решив, что нельзя пренебрегать и такой угрозой. Ведь на борту “Лилии Зари” находится особо ценный груз, и если моторо-мотогалы отчаются заполучить носителя гена бесстрашия живым, они наверняка сделают все возможное, чтобы уничтожить его — желательно, вместе с кораблем.

24

Носитель гена бесстрашия Евгений Оскарович Неустроев по прозвищу Же Ни Йя все-таки впал в ярость, однако миламаны не имели возможности с близкого расстояния понаблюдать за этим зрелищем, которого они так долго ждали.

Неустроев закатил громкую истерику в запертой изнутри биоритмической секции своей каюты, где не было никаких приборов наблюдения. Он колотил кулаками по стенам и выкрикивал грязные ругательства, но стены обеспечивали такую великолепную звукоизоляцию, что ни один звук не проникал наружу.

Как это обычно бывает с истерическими типами, при взгляде со стороны могло показаться, будто Неустроев притворяется и при этом сильно переигрывает. Выглядело это так, словно он изображает узника, заточенного в карцер и настолько возмущенного несправедливостью, что он не знает, рыдать ли ему от бессилия или грызть зубами решетку.

Решетки к сожалению не было, а то Неустроев точно бы вцепился в нее зубами. А так он вонзил зубы в собственную руку и прокусил ее чуть ли не до крови.

И все же он вовсе не притворялся, а просто высвобождал таким вычурным способом свою нервную энергию.

— Отпустите меня домой!!! — кричал он, хотя Ли Май Лим не раз говорила ему, что в каюте нет ни телекамер, ни подслушивающих устройств. — Сатрапы! Палачи! Пошли вы со своей войной! Хрен вы получите, а не мои гены! Свободу узникам совести!

Потом он долго лежал ничком на ложе, орошая слезами подушку, изготовленную специально для него в корабельном синтензоре, пока не успокоился совсем. А успокоившись, всячески корил себя за срыв и радовался, что никто этого не видел и не слышал.

Правда, в последнем Неустроев вовсе не был уверен. Миламаны очень даже могли ему соврать, а в тонкости их отношения ко лжи вообще и клятвам в частности землянин, увы, посвящен не был. А потому, утихомирившись, сильно устыдился своей несдержанности, и в мозгу его без конца крутилась одна мысль: “Что о нас подумают представители межпланетной общественности”.

“О нас” относилось к землянам как планетарной расе, полномочным представителем которой перед лицом галактического сообщества Неустроев вдруг себя ощутил.

Межпланетная общественность тем временем думала о том, как восстановить отношения с носителем гена бесстрашия, столь опрометчиво разрушенные лобовым сообщением о том, что Же Ни Йя не может немедленно возвратиться домой.

Привычку впадать в ярость по поводу и без миламаны считали естественной функцией организма землян и не поставили бы истерику Неустроеву в упрек, даже если бы знали о ней.

Однако они не знали, ибо сказали Же Ни Йя правду. В его каюте действительно не было никаких наблюдающих и подслушивающих устройств.

Поэтому Ли Май Лим не ведала, что делает Же Ни Йя, и не имела представления, как он встретит ее, когда она придет мириться.

А мириться послали, разумеется, ее, поскольку миламаны были уверены, что любого другого он встретит еще хуже.

— Открой, пожалуйста, — попросила она из-за дверей каюты так проникновенно, что голос дрогнул даже у механического ретранслятора. — Мне очень нужно с тобой поговорить.

И вздрогнула от неожиданности, когда он распахнул дверь почти сразу после этих слов.

Вернее, не распахнул, а просто открыл, поскольку двери на корабле расходились в стороны, как раздвижные стены японского домика, но это не меняет сути дела. Неустроев предстал перед Ли Май Лим так скоро, словно ждал под дверью, когда она придет.

— Говори, — произнес он, и в пространстве повисла долгая пауза, так как Ли Май Лим не знала, что сказать. Она готовила разные варианты беседы, но от неожиданности все они выветрились у нее из головы.

Не дождавшись от нее ни слова, Неустроев молча отошел вглубь каюты, но дверь не закрыл, словно приглашая миламанку войти.

И она вошла.

Двери автоматически сомкнулись за ее спиной.

— Раздевайся, — все так же холодно и хмуро сказал Же Ни Йя.

— Что? — пролепетала Ли Май Лим.

— Ты ведь за этим пришла?! — повысил голос Неустроев. — Жители деревни Зачатье до сих пор помнят молодого человека средних лет с голубыми глазами и окладистой бородой. С ума сошли генетики от ген и хромосом. Раздевайся, чего стоишь?! — рявкнул он так, что храбрый офицер спецназа Ли Май Лим вздрогнула, как от удара плетью.

Носитель гена бесстрашия еще никогда так с нею не разговаривал. При этом он вовсе не казался впавшим в ярость. Он просто был груб и неделикатен.

Но Ли Май Лим не обиделась и не оскорбилась. Она не вполне поняла слова, сказанные землянином сгоряча, однако уяснила, что он не прочь продолжить вкушение плодов сладострастия в ее обществе. А ради этого она была готова стерпеть любую грубость.

Она сбросила форменный комбинезон задевайся, чего стоРрртак стремительно, словно от этого зависела ее жизнь. И Неустроев невольно подумал, что его плен имеет свои прелести. Миламаны не отпустят его домой, но зато на корабле он теперь может помыкать ими, как хочет. Они все стерпят ради главной цели — этого пресловутого зачатия полноценного потомства.

Неустроев овладел девушкой прямо на полу в главном помещении каюты, и такое с нею тоже было впервые. Это напомнило ей скорее не акт любви, а упражнение из тренировочного комплекса по рукопашному бою. Миламанские мужчины никогда не позволили бы себе так обращаться с женщиной.

Но Же Ни Йя не был миламанским мужчиной. И что самое удивительное — Ли Май Лим понравилось такое обращение. Может, это оттого, что наслаждение от любви смешалось с ощущением новизны и необычности, которое всегда возбуждало девушку с медовой кожей и зелеными глазами и будоражило ее рассудок. А может, в ней пробудились какие-то древние инстинкты из той эпохи, когда взаимоотношения мужчин и женщин в цивилизации миламанов были совсем другие.

Об этой эпохе сохранились лишь смутные предания, которые гласили, что когда-то миламанские мужчины были свирепыми воинами, которые захватывали в плен скромных и целомудренных девушек и превращали их в рабынь сладострастия.

Но Великая Богиня Любви, Мать Матерей встала на защиту девушек, и с каждым годом их становилось все больше, а мужчин все меньше. И хотя мужчины оставались гигантами, а девушки были гораздо миниатюрнее, кончилось тем, что женщины восстали против мужчин и одержали победу. А в наказание за прежние грехи они лишили сильный пол любовной энергии, сосредоточив ее в себе.

Девушки перестали быть скромными и целомудрен-ными и стали наделять мужчин любовной энергией в малых дозах, одаряя их млечными слезами из кормящей груди. А мужчинам пришлось сделаться поэтами, чтобы вернуть себе благорасположение слабого пола.

Но памятуя о прошлом, женщины отказали мужчинам в праве вкушать плоды сладострастия один на один. В помещении, где совершается акт любви, с тех пор всегда находится не больше одного мужчины и не меньше двух женщин.

И даже теперь, когда мужчинам снова пришлось стать воинами, и они добились в этом деле немалых успехов, в любви они остаются скромными и стыдливыми поэтами, не смеющими посягнуть на прерогативы женщин.

Ли Май Лим не преминула сообщить об этому Неустроеву, когда тот, тяжело дыша, перевалился на спину, а она, робко касаясь губами его кожи около уха, снова попыталась завязать разговор.

На ее первые слова Же Ни Йя ничего не ответил, но и прервать ее речь не попытался, что Ли Май Лим сочла за добрый знак.

Дослушав древний миф до конца, Неустроев, наконец, заговорил.

— Привыкай, — сказал он, и у Ли Май Лим сладко заныло где-то в глубине чрева — там, где зреют инфанты.

— Знаешь, наши историки думают, что этот миф повествует о великой генетической революции, — произнесла она с нескрываемой радостью в голосе. Еще бы — ведь только что носитель гена бесстрашия ясно дал понять, что он не против продолжения интимных отношений с Ли Май Лим, и зеленоглазая миламанка бросилась закреплять достигнутый успех.

Правда, она смутно представляла себе, в чем заключалась эта революция, поскольку плохо учила биологию в школе, но если бы Же Ни Йя заинтересовался этим вопросом, можно было призвать на помощь специалистов.

Однако Же Ни Йя не заинтересовался.

— Плевать я хотел на ваши революции, — холодно и зло сказал он и ушел в гигиеническую секцию, где подставил свое разгоряченное тело под тугие струи прохладной воды.

Немного подумав, Ли Май Лим шагнула туда следом, но заговорить о великой генетической революции больше не пыталась.

25

Чудо с парадным катером генерала Забазара, случившееся на отсталой аграрной планете Рамбияр, объяснялось просто. Над программой идентификации, которая закрывала доступ к бортовому компьютеру катера, поработали рамбиярские колдуны. Они ни разу в жизни прежде не видели компьютера, но это вовсе не стало помехой для тех, кто умеет предсказывать будущее.

При случае колдуны, пожалуй, смогли бы сами управлять звездолетом, полагаясь только на свою беспредельную интуицию — однако это не понадобилось. Партизан навел на базу моторо-мотогалов офицер космофлота союзнических войск, который случайно узнал, что рамбиярские маги могут помочь ему снять добровольческий ошейник, способный убить носителя по команде вышестоящего начальника при малейшем признаке неповиновения или измены.

Этот офицер здорово рисковал. В его ошейнике могло находиться подслушивающее устройство, и изменник мог остаться без головы прямо в разгар переговоров со связниками партизан.

Однако он знал, что высокие технологии в Мотогаллии переживают упадок — как качественный, так и количественный. Иными словами, сложных электронных устройств не хватает точно так же, как и всего остального. Поэтому подслушивающие жучки в ошейники ставят редко, а многие солдатские ошейники лишены даже главного процессора — то есть это чистой воды бутафория.

К сожалению, сам он носил офицерский ошейник, где был и процессор, и запал, и взрывчатка. Но подслушивающего устройства точно не было. Голова осталась на плечах, а колдуны и правда сняли ошейник в два счета, телекинетическим усилием мысли разомкнув контакты замка в правильной последовательности.

Офицер при этом трясся от страха и напряжения, и пот градом стекал по его лицу, а колдуны выглядели невозмутимыми, хотя честный офицер предупредил их об опасности, ничего не скрывая. В том числе и того, что если ошейник взорвется, пострадать может не только носитель, но и те, кто окажутся рядом с ним.

Именно этот офицер — тунганец по имени Кья-696 — отговорил колдунов от мысли наслать порчу на союзнические войска. Он объяснил, что настоящих злодеев в оккупационных войсках на Рамбияре меньшинство, а основная масса — это такие же пленники в ошейниках, как и он сам. И взятые моторо-мотогалами в плен рамбиярские мужчины могут оказаться в точно такой же ситуации где-нибудь на другой планете.

Кья-696 предложил другой вариант — позвать на помощь миламанов, которые, скорее всего, даже и не знают еще о захвате Рамбияра. А когда узнают, то, конечно, примут меры для его освобождения — особенно если рамбиярцы сумеют найти убедительные аргументы и ответы на вопрос, почему свобода Рамбияра важна для безопасности цивилизации миламанов.

Колдуны умели чувствовать ложь и фальшь, зато тунганцы умели убедительно говорить. До завоевания Тунгана моторо-мотогалами его жители прославились, как лучшие торговцы во Вселенной. Они были способны продать снег полярным жителям, замерзающим в своих ледяных жилищах.

И колдуны приняли план тунганца.

В суматохе, которая сопровождала захват генеральского парадного катера, на его борт проник один натуральный моторо-мотогал, и его чуть не разорвали на части, прежде чем разобрались, что это не лютый враг, а миламанский агент, который не нашел лучшего способа передать миламанской разведке чрезвычайно важные сведения о том, для чего собственно генералу Забазару нужен Рамбияр.

Это был как раз тот самый решающий аргумент, которого так не хватало рамбиярским партизанам и беглым тунганцам (а к Кья-696 присоединилось несколько его земляков). Услышав этот аргумент, миламаны наверняка предпримут меры для освобождения Рамбияра.

Колдуны сразу сказали, что моторо-мотогал говорит правду. Один из них, самый старый, которого к катеру тащили на руках двое подростков, сказал: “Я ему верю”, — и с этой минуты ни один из рамбиярцев, оказавшихся на борту, ни словом, ни действием не выражал враждебности по отношению к моторо-мотогалу. А вот тунганцы поглядывали на него настороженно, будучи уверены, что коварные моторо-мотогалы способны обмануть кого угодно.

На борту парадного катера было всего три космолетчика — все трое тунганцы, причем один из них тяжелораненый. Этого было достаточно, пока катер уходил от погони, но когда на подступах к скоплению Ли Май Лим целая эскадра моторо-мотогальского флота ринулась ему наперерез, ситуация здорово осложнилась.

Два линкора и четыре тяжелых крейсера совместными усилиями выбили катер из гиперпространства. Чтобы уйти в него снова, требовалось выстоять хотя бы несколько минут, пока восстановится мощность энергоисточника. А это означало вести бой.

Но для ведения боя двух человек недостаточно. Требуется гораздо больше людей, способных принимать самостоятельные решения и отдавать приказы компьютерам.

И в этот момент моторо-мотогал произнес:

— Я возьму на себя боевые излучатели.

Спорить было некогда. Двое тунганцев управляли текущими маневрами и конфигурацией защитного поля, тяжелораненый в паре с брейн-компьютером готовил катер к экстренному погружению, а заняться наступательным вооружением было просто некому.

К тому же как раз в тот момент, когда моторо-мотогал подал голос, по катеру шарахнул гравитационный таран вражеского линкора. Бортовые антигравы устояли, но на всех экранах тотчас же замелькали огоньки тревоги. “Критическая перегрузка защитных систем!” — сообщали ярко-красные таблички на моторо-мотогальском языке.

— Давай! — крикнул Кья-696, и миламанский агент тотчас же ударил по своим землякам моторо-мотогалам из всех боевых излучателей, по числу и мощи которых парадный катер генерала Забазара не уступал иному крейсеру.

Обоим линкорам пришлось уклоняться от удара и на время забыть об атаке. Через считанные секунды их сменили тяжелые крейсеры, но какое-то время было выиграно, и этого времени миламанскому агенту с моторо-мотогальским именем Забатаган из мотогальника Заба хватило, чтобы подготовить следующий удар.

Двум крейсерам пришлось уходить от мощных фотонных торпед, а два других испытали на себе всю мощь боевых излучателей катера.

Их капитаны в панике докладывали на флагманский линкор, что боевые характеристики противника не соответствуют стандартному вооружению парадных катеров генеральского уровня. Но на флагмане это заметили и без чужой подсказки.

Правда, контр-адмирал, стоявший во главе эскадры, никак не мог понять, в чем тут дело, потому что генерал Забазар, сообщая наверх о бегстве с Рамбияра группы партизан, благоразумно умолчал о некоторых особенностях своего катера, искренне надеясь, что эти особенности не помешают эскадре регулярного моторо-мотогальского флота разнести этот катер на мелкие частицы, по которым ничего нельзя будет определить.

А дело было в том, что стандартное вооружение парадного катера казалось Забазару слишком слабым, и начальник Главного штаба союзнических войск, используя свои более чем обширные связи, самовольно и тайно перевооружил этот катер (равно как и другие челноки, которыми он пользовался) — так что по боевой мощности захваченный партизанами кораблик превосходил даже парадный катер Дважды Генералиссимуса.

Изменивший Всеобщему Побеждателю моторо-мотогал Забатаган даже рычал от восторга, пуляя в разные стороны из всех стволов и демонстрируя удивительную меткость. А тунганцы, половина из которых неожиданно оказалась под его началом, поскольку тех, кто не имел навыков управления звездолетом, посадили к оружейным пультам, то и дело бросали на него сначала изумленные, а потом и восхищенные взгляды.

Пришедший в себя второй линкор успел еще раз ударить по катеру гравитационным тараном, но только с дальнего расстояния, поскольку ближе было не подойти. Пассажиров катера лишь немного тряхнуло, а в следующую секунду указатель мощности энергоисточника пересек контрольную отметку, и Кья-696 скомандовал экстренное погружение.

Уже в гиперпространстве, когда стало ясно, что во второй раз выбить катер из сверхсвета моторо-мотогалам не удастся, старый колдун спросил у Забатагана:

— Там ведь были твои сородичи?

— Да, — ответил моторо-мотогал без тени эмоций.

— И тебе не жалко было их убивать?

По поводу жертв на линкорах и крейсерах можно было сомневаться, но одну канонерку Забатаган точно разнес в пух и прах, и там наверняка погибли все от капитана до последнего матроса.

— Для них величайшее счастье — умереть за Всеобщего Побеждателя, — сказал Забатаган.

— А для тебя? — не унимался волшебник.

— Я отказался от высшего счастья ради благ и удовольствий этого мира, — ответил моторо-мотогал, но колдун, умеющий отличать правду от лжи, сразу понял, что собеседник говорит не то, что думает.

И это насторожило мудрого старика, который прежде не замечал за моторо-мотогалом по имени Забатаган ничего подобного.

26

Легкий крейсер “Лилия Зари” без эксцессов совершил вторую корректировку курса и двигался теперь прямо к точке рандеву, где его ожидала канонерка “Тень Бабочки”.

Носитель гена бесстрашия Же Ни Йя, казалось, смирился с этим, хотя и был не в меру напряжен, почти не выходил из каюты и с членами экипажа разговаривал невежливо.

Члены экипажа, однако, старались не грубить ему в ответ, хотя и были по миламанским меркам чересчур раздражительны. По кораблю разнесся слух, что капитан нарушил свое обещание не вести ни за кем индивидуальной слежки, и после взрыва аннигиляционного маяка наблюдение ведется чуть ли не за половиной команды.

Это была неправда. Начальник службы безопасности приставил “хвост” лишь к четырем зачинщикам акции протеста. Но об этом никто не знал, и взбудораженная команда начинала бурлить и закипать.

Все, конечно, понимали, что вражеского агента надо обезвредить как можно скорее, иначе он может натворить неописуемых бед.

Но одно дело — понимать такие элементарные вещи рассудком, и совсем другое — жертвовать ради этого привычным комфортом. Подумать только — некоторым особо стыдливым мужчинам приходилось теперь полностью воздерживаться от вкушения плодов сладострастия. Ведь если даже они сами вне подозрений, микробот наружного наблюдения может быть приставлен к какой-нибудь из партнерш.

Тут уж поневоле станешь раздражительным.

И в довершение всего по крейсеру пошли разговоры, что носитель гена бесстрашия плохо обращается с женщинами. Он взял моду каждой женщине, вошедшей в его каюту, командовать: “Раздевайся!” — и овладевать ими в циничной форме с применением силы и причинением боли сразу по выполнении этого приказания.

Но что самое удивительное, женщины, узнав про такое дело, чуть ли не в очередь выстроились у каюты землянина и ломились в дверь поодиночке и группами.

Увы, все то нисколько не способствовало достижению главной цели и только усугубляло напряженность на корабле.

Чтобы хоть немного приблизиться к решению первоочередной задачи, надо было уговорить Же Ни Йя продолжать сотрудничество, которое заключается вовсе не в том, чтобы давать миламанкам сеансы первобытной любви, а в том, чтобы самому пройти курс комплексной генетической адаптации, который позволит довести биосовместимость земного организма до уровня, приемлемого для скрещивания.

— Ни за что! — неизменно отвечал на все предложения такого рода Же Ни Йя. — Мало того, что вы готовы угробить меня в своих звездных войнах, так еще предлагаете, чтобы я добровольно дал превратить себя в мутанта.

Никакие объяснения в том духе, что он вовсе не превратится в мутанта, а лишь приобретет способность к скрещиванию с миламанами, на Неустроева не действовали.

Конечно, можно было проделать все необходимые процедуры и без согласия Же Ни Йя. Однако это нельзя проделать незаметно. И все может очень плохо кончиться. Землянин попросту откажется участвовать в финальной стадии процесса, и вся работа пойдет насмарку.

В то, что даже в этом крайнем случае сохранится надежда на успех, верили только самые крайние оптимисты. Конечно, существует еще искусственное оплодотворение, но при таком невысоком уровне биосовместимости оно скорее всего не даст результатов.

А времени становилось все меньше, и когда казалось, что его уже нет совсем, один из старших медиков произнес вслух то, о чем многие специалисты знали, но боялись даже подумать.

— Есть еще один вариант. Изменить генотип миламанской женщины. Успех почти гарантирован, но эта женщина практически наверняка лишится способности иметь детей от миламанских мужчин и даже вести полноценную половую жизнь. И я не готов поручиться, что мы сможем потом вернуть ее генотип в исходное состояние. Одну операцию подобного рода женщина скорее всего выдержит, но вторую — вряд ли.

— Мы не можем сделать такую операцию, — категорически заявил другой старший медик. — Это противоречит закону о вивисекциях и закону о генофонде миламанской расы.

— Этим законам противоречит сама затея с геном бесстрашия, заметил первый медик, и его поддержал капитан корабля.

— Хочу напомнить, что законы мирного времени не всегда действуют на борту боевого корабля, — сказал он. — Я, как капитан крейсера, могу в боевой обстановке приостановить действие любого закона, кроме тех, которые касаются непосредственно боевых действий.

Об одном никто из участников совещания не спорил. Ни у капитана крейсера, ни у самой королевы, ни даже у Господа Бога нет права принудить миламанскую женщину к участию в подобном эксперименте.

Единственное, что мог сделать капитан — это пригласить на совещание младшего офицера Ли Май Лим.

Персонально ей ничего не стали излагать и предлагать. Просто посадили в одно из свободных кресел и продолжили обсуждение проблемы.

Минут через пятнадцать Ли Май Лим вскочила сама и воскликнула в необычайном возбуждении:

— Что же вы раньше молчали? Я хочу, чтобы мне сделали эту операцию немедленно.

— Но после операции ты не сможешь иметь нормального потомства и нормальных половых сношений с миламанами, — предостерег ее старший из медиков, опасаясь, что Ли Май Лим не все поняла.

— Но я смогу иметь детей от носителя гена бесстрашия? — уточнила Ли Май Лим.

— Одного — почти наверняка. Но это может быть опасно само по себе. Противоестественные генетические изменения могут дать непредсказуемый результат. Нельзя ручаться, что развитие инфанта пойдет по обычному пути. Нельзя исключить вероятности тяжелых осложнений, которые могут даже привести к смерти.

— Моей или ребенка?

— Очень может быть, что придется выбирать.

— Если вы готовы сделать выбор в пользу ребенка, я согласна.

Однако медики колебались, и на этом совещании не было принято никакого конкретного решения.

Ли Май Лим пришлось еще два дня доставать медиков, убеждая их, что она действительно согласна на генетическую коррекцию и если даже будет потом об этом жалеть, то упрекать станет только себя.

Медики пугали девушку мутациями, изменением внешнего облика, осложнениями, болезнями и смертью в мучениях, но она была непреклонна. И на третий день специалисты сдались.

Они решились подсадить в организм Ли Май Лим вирус генетической коррекции, который в считанные дни изменит ее генотип, максимально сблизив его с генотипом гуманоидов вида Homo sapiens. Это не превратит Ли Май Лим в человеческую самку — такое превращение не имело бы смысла. Но и полноценной миламанкой она тоже больше не будет.

И главный риск состоит в том, что она может быстро утратить способность к деторождению вообще. Земной и миламанский способы размножения очень сильно отличаются друг от друга и внутренние органы, отвечающие за эту сферу, также весьма различны. И компьютер предсказывает 50‑процентную вероятность того, что миламанские органы у Ли Май Лим после генетического вмешательства атрофируются, а человеческие не разовьются.

Но даже это не испугало Ли Май Лим. Она только спросила:

— Первый инфант родится наверняка?

— Скорее всего да. Стопроцентной гарантии дать нельзя, но мы почти уверены в этом.

— Тогда я готова.

И операция началась. Она ничем не напоминала хирургическое вмешательство — даже такое чистое и бескровное, какое практикуют миламаны, использующие лазерные скальпели и регенераторы тканей. Всего несколько безболезненных инъекций.

Правда, без наркоза не обошлось. Уже через несколько минут после инъекций тело Ли Май Лим забилось в жутких судорогах, и если бы не наркоз, то мучения были бы невыносимы.

Однако глубокий сон избавил ее от страданий, а проснулась Ли Май Лим только через три дня, когда все самое страшное было уже позади. Правда, чувствовала она себя отвратительно, а до прихода в точку рандеву оставались всего одни сутки.

Эти сутки еще не истекли, когда врачи сообщили одновременно капитану и Ли Май Лим, что биосовместимость ее яйцеклеток со сперматозоидами землянина достигла максимального уровня. Если зачатие не удастся совершить сейчас, то это не получится никогда.

И тогда Ли Май Лим пришла к носителю гена бесстрашия и сказала:

— Я хочу родить от тебя ребенка. Может быть, после этого у меня не будет детей, может быть, я даже умру, но если мой ребенок унаследует от тебя ген бесстрашия, то я умру счастливой. Пожалуйста, не лишай меня этого счастья.

Неустроев нашел, что речь ее прозвучала чересчур патетически, но ничего по этому поводу не сказал. Только спросил:

— А почему ты так уверена, что на этот раз у тебя получится? И чего это ты вдруг заговорила о смерти?

— Потому что я больше не миламанка. Я монстр, который создан специально для того, чтобы родить от тебя ребенка.

Говоря это, Ли Май Лим раздевалась, не ожидая напоминаний, и когда она предстала перед Неустроевым нагой, он, придирчиво оглядев ее с ног до головы, не нашел лучших слов, чем банальное:

— Надо сказать, ты очень привлекательный монстр.

“Кажется, он заметил!” — подумала Ли Май Лим про себя. Дело в том, что этим утром она обнаружила странную вещь. Ее груди ощутимо увеличились, хотя она еще не родила инфанта, и значит, для роста молочных желез не было никаких оснований. Похоже, это начали сказываться генетические изменения.

Но Евгений Неустроев по прозвищу Же Ни Йя ничего не заметил. Ему просто нравилась Ли Май Лим, и его слова были всего лишь очередным комплиментом.

И все-таки он был в восторге от Ли Май Лим. Более того, ему нравились все миламанки без исключения, и он не стал возражать, когда вслед за младшим офицером спецназа в каюту вошли еще четыре девушки с медовой кожей.

27

После того, как парадный катер генерала Забазара с рамбиярскими партизанами и колдунами на борту ушел от погони, его чуть было не обстреляли миламанские корабли, охраняющие священные рубежи родного скопления. Однако миламаны вовремя сообразили, что генеральский катер без эскорта не станет прорываться через линию фронта на вражескую территорию просто так.

К тому же миламанская разведка уже слышала о том, что у прославленного генерала Забазара угнали катер. Доблестным разведчикам удалось перехватить переговоры самого Забазара с заместителем, оставшимся на хозяйстве в Главном штабе союзнических войск.

В этом штабе вообще было больше миламанских шпионов, чем в любом другом подразделении моторо-мотогальских войск. Когда кого-то заставляют воевать из-под палки, он невольно задумывается о том, не поработать ли ему на противника. Как знать — может, это приблизит окончание войны.

Свои три медали “За образцовое растерзание врага” генерал Забазар заработал тем, что лично порвал в клочья четверых миламанских агентов. Но это не остановило их последователей, и начальник Главного штаба союзнических войск никогда не мог быть уверен, что его секретные переговоры остаются тайной для врага.

Правда, в случае с Рамбияром секретность соблюдалась особенно строго, и прокол случился лишь после того, как у Забазара угнали катер. Паника на временной базе привела к ослаблению бдительности, и в результате миламанская разведка узнала об инциденте.

Правда, миламаны так и не смогли выяснить, где находится планета Рамбияр и для чего она понадобилась моторо-мотогалам. И аналитики решили поначалу, что это просто очередное территориальное приобретение, до которых моторо-мотогалы так охочи.

Но тут появился этот самый парадный катер, который вышел на связь с миламанами по каналу, предназначенному специально для агентов, нуждающихся в экстренной помощи.

Как раз в этот момент катеру пытались преградить путь фронтовые силы моторо-мотогалов — космическая бронекава­лерия. Но миламанский шпион Забатаган по специальному каналу сообщил коллегам нечто такое, из-за чего пришли в движение все миламанские корабли на большом участке фронта.

Из парковочных туннелей в пространство посыпались истребители, и бронекавалеристам стало не до погони за парадным катером генерала Забазара. Мотогальские мотошлюпки и миламанские истребители закружились в стремительной карусели, которая очень напоминала воздушный бой “Яков” против “Мессершмиттов” с той поправкой, что скорости измерялись в сотнях и тысячах километров в секунду, и поле боя растягивалось соответственно.

Верховые мотошлюпки, похожие на гибрид мотоцикла с самолетом, были менее массивны и более маневренны, нежели истребители, но это их не спасало. Миламанские пилоты умело теснили мотогальских всадников на периферию, растаскивая их по сторонам и отбивая от стаи, после чего расправиться с одиночными кавалеристами не составляло никакого труда.

Тем временем миламанские крейсера прикрыли парад­ный катер от линкоров противника, и один из них втянул маленькое суденышко в свое чрево, после чего стремительно покинул поле боя.

Бой вскоре затих сам собой, поскольку моторо-мотогалы не имели на этом участке фронта никаких сиюминутных интересов, кроме захвата беглого катера.

Катер захватить не удалось, и мотогалы благоразумно отошли на исходные позиции.

Когда об этом узнал генерал Забазар было уже поздно. Чтобы захватить катер теперь, потребовалось бы проникнуть в самое сердце скопления Ми Ла Ман, а для этого надо прорвать фронт, чего моторо-мотогалы не могли сделать уже несколько лет.

Крах последней надежды поверг Забазара в такой шок, что он даже осмелился грубо разговаривать с маршалом Караказаром, который выбрал этот крайне неудачный момент для того, чтобы сделать выговор начальнику Главного штаба союзнических войск.

Для выговора у младшего помощника запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя были все основания. Миламанский шпион, сбежавший на катере вместе с партизанами и предателями из числа добровольцев, не просто был с генералом Забазаром из одного мотогальника, но и пользовался мощной протекцией начальника Главного штаба, что вовсе не редкость среди моторо-мотогалов, приходящихся друг другу родственниками.

Однако теперь выходило, что именно Забазар виноват в том, что вражеский агент занял высокую должность в Главном штабе союзнических войск — должность, которая открывала ему доступ к самым серьезным военным секретам.

И вот вам результат. Эти секреты — как те, которые хранятся в мозгу Забатагана, так и те, которые сосредоточены в памяти бортового компьютера парадного катера — попали к миламанам. Чем это может обернуться, страшно даже подумать, и не будь Забазар таким прославленным военачаль­ником, он бы одним выговором не отделался. Как пить дать, пошел бы под трибунал и отправился командовать какой-нибудь штрафной эскадрой.

Но когда у генерала столько орденов и прочих знаков отличия, отдать его под трибунал не так-то просто. Это подрывает авторитет верховной власти, которая увешала его этими наградами. Поэтому сначала надо отобрать у провинившегося знаки отличия и только потом думать о трибунале.

Но отнять все награды сразу тоже нельзя. Вина должна быть соизмерима с подвигом, и чем выше рангом наказуемый, тем это очевиднее. Рядового можно расстрелять на месте без суда и следствия, и никто о его наградах даже не вспомнит. Но с генералами такие вещи не проходят.

Правда, в горячке скандала обезумевший от ярости маршал кричал:

— Я вырву твое кровавое сердце и скормлю его мурбазан­с­ким пиявкам!

Но эта фраза, несмотря на зловещее звучание, относилась не к собственному сердцу начальника Главного штаба союзни­чес­ких войск, а лишь к наградной броши, которую Забазар носил приколотой к своему носовому платку. Эта брошь была изготовлена из синего жемчуга, которым охотно питаются хищные мурбазанские пиявки, чья слюна на две трети состоит из чистого спирта, а спирт, как известно, растворяет жемчуг в два счета.

И Караказар-таки выполнил свою угрозу, когда в ответ  на упреки расстроенный генерал начал ему грубить, говоря:

— Я не согласен с вами, достопочтенный маршал. Я повышаю офицеров в чине и должности, исходя из той пользы, которую они приносят. А выявление шпионов в мои функции не входит. Для этого в войсках полно сексотов.

Спорить с самим младшим помощником запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя было верхом хамства, бестактности и непочтительности, и маршал Караказар не мог оставить это без последствий.

— Загрызу! — прорычал он, обнажая свои огромные даже для моторо-мотогала клыки, и сразу вслед за тем от имени лично запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя вице-генералиссимуса Загогура объявил о лишении генерала Забазара знака особого отличия “Кровавое сердце”.

— Мне нужен письменный приказ самого вице-генералис­си­муса, — еще раз нагрубил маршалу Забазар.

Оба собеседника прекрасно понимали, что Забазар никогда не стал бы прославленным военачальником, если бы не имел родственных связей, простирающихся далеко наверх. Его родной мотогальник Заба был ответвлением большого мотогальника За’ — и надо ли говорить, что именно к этому мотогальнику принадлежал великий и могучий запасной адъютант Всеобщего Побеждателя Загогур.

А большой мотогальник За’ был через обмен гнездовыми самками связан родством с мотогальником Набу, к которому принадлежал старший помощник второго адъютанта Всеобщего Побеждателя, что поднимало волосатую лапу генерала Забазара на недосягаемую, прямо-таки астрономи­чес­кую высоту. Ведь у Всеобщего Побеждателя было в общей сложности шестнадцать основных и восемь дополнительных адъютантов, и запасной адъютант Загогур занимал лишь седьмое место среди дополнительных, тогда как второй адъютант Тартакан находился на третьем месте среди основных после главного и первого. Недаром он носил звание Четырежды Генералиссимуса.

Даже если бы генерал Забазар не был столь ценен для моторо-мотогальских войск, следовало ожидать, что родичи не оставят его в беде и возьмут под защиту хотя бы ради поддержания чести мотогальника.

Однако Забазар оставался ценнейшим кадром, даже несмотря на грубый прокол с непредсказуемыми последстви­ями. И он знал, что делает, когда хамил вышестоящему начальнику в маршальском звании.

Потому что начальник этот — штабная крыса без роду и племени, приставленная к вице-генералиссимусу из мотогальника За’ в качестве соглядатая, а Забазар — боевой генерал, мундир которого рвется под тяжестью наград, а волосатая лапа скребет подножие трона Всеобщего Побеждателя.

28

Млечные слезы источали аромат ванили и сочились, как сладкий сок из тропических плодов.

Ли Май Лим, которая поначалу выглядела усталой, изможденной и осунувшейся, буквально расцвела под благотворным воздействием этих волшебных капель, которыми было покрыто все ее тело. На ее медовой коже смешивалась влага из пяти источников — или даже из десяти, если быть совсем уж точным. Ведь сама Ли Май Лим тоже источала эту влагу.

Млечные слезы действовали, как ведьмин крем. Ли Май Лим молодела на глазах и казалось, она вот-вот взлетит — настолько одухотворенным было ее лицо и окрыленным казалось тело.

Зато Евгений Неустроев по прозвищу Же Ни Йя был по-настоящему изможден. Он не чувствовал усталости, поскольку все его ощущения были вытеснены одним — беспредельным наслаждением. Но когда он попытался в очередной раз переменить позу, оказалось, что мышцы больше не повинуются ему, и единственное, на что он еще способен — это лежать пластом на спине, отдав свое тело в распоряжение пятерых девушек, которые продолжали без устали покрывать его поцелуями и натирать своим божественным напитком.

Похоже, этот напиток все-таки действовал и на него, поскольку Же Ни Йя при всей своей усталости и неподвижности продолжал исправно выполнять свою главную функцию, снова и снова извергая в чрево Ли Май Лим водопады семени, которое миламаны называют “плодоносным дождем”.

Такого с ним не бывало еще никогда, и он опасался, что и впредь никогда не будет, потому что эти ненасытные нимфоманки выжмут его без остатка.

— Я больше не могу! — хрипло шептал он пересохшими губами, но тотчас же у этих губ появлялся чей-то влажный сосок, и новая порция волшебного напитка растворяла сухость во рту и в горле и заставляла забыть о протестах.

А где-то далеко внизу тем временем попарно колдовали над предметом гордости Же Ни Йя другие девушки, и казалось бы, навеки поникший цветок сладострастия, как называют его миламанские поэты, снова обретал силу.

Чем все это кончилось, Же Ни Йя не знал. Он не то потерял сознание, не то просто заснул, но и во сне не было ему покоя. Его преследовали видения райского сада, и нагие гурии не миламанского, а вполне земного вида, белокожие, черноокие и длинноволосые девственницы, преследовали его среди тропических растений, и было их столько, что убежать от них и вырваться из окружения не было никакой надежды.

Когда круг сомкнулся и нагие девственницы числом не меньше миллиона навалились на него все сразу, Неустроев громко и протяжно закричал, но не проснулся, как это обычно бывает при кошмарах, а наоборот, потерял сознание еще раз.

Дальше он спал без сновидений и нисколько не удивился, узнав потом, что провалялся на ложе целые сутки и даже больше — полночи, день и еще целую ночь.

А в то утро, когда Же Ни Йя проснулся, Ли Май Лим снова вошла в его каюту и остановилась посередине, лучась счастьем и преисполненная гордости.

В руках она держала большое телесного цвета яйцо, от которого отходила тонкая длинная трубка с расширением на конце. Эта трубка тянулась к соску ее левой груди и раструб охватывал его, как присоска.

— Что это? — спросил Неустроев, не скрывая удивления.

— Это твой сын, — ответила Ли Май Лим, и улыбка на ее лице, казалось, могла осветить непроглядную космическую тьму лучше всякого солнца.

— Вы что, несете яйца? — тупо произнес он, безуспешно пытаясь собрать в кучу свои мысли.

— Конечно. А вы разве нет? — сказала она, улыбаясь еще шире, чем раньше. — Хотя да, я забыла — вы ведь живородящие.

Живородящий Евгений Оскарович не нашелся, что ответить, а тем временем улыбка вдруг сползла с лица Ли Май Лим, и она произнесла с неожиданной злостью:

— Пока мы тут несем яйца, моторо-мотогалы мечут икру!

И вышла, бережно держа в руках инфанта, присо­сав­шегося к ее груди.

29

Гнездовая самка по имени Аймарабу метала икру в бассейне временного полевого гнездовья большого мотогальника Бу в присутствии почтенного оплодотворителя генерала Бунтабая, который впервые за много дней отвлекся по этому случаю от насущных дел.

С благоговением глядя на портрет Всеобщего Побеждателя, Аймарабу никак не могла удержаться от мысли, насколько лучше было бы метать икру дома, в дорогой сердцу Мотогаллии, на гнездовье предков в присутствии самого дедушки Бугимота — но она понимала, что эта мечта недостижима. Лишь лучшие из лучших удостаиваются чести размножаться в тылу, где чуть ли не каждый юный моторо-мотогал, сумевший пройти многотрудный путь от икринки до имаго[3], становится офицером высокого ранга.

А на полевых гнездовьях самки плодят солдат. Их нужно много, очень много, ибо потери моторо-мотогалов поражают воображение. С древних времен сыны Мотогаллии привыкли воевать не умением, а числом. Война всегда была для моторо-мотогалов средством освобождения от излишков населения. И завоевывать Галактику они начали с той же самой целью — чтобы облегчить бремя старых планет.

Но теперь ситуация изменилась. С тех пор, как моторо-мотогалы столкнулись с расой миламанов, в доблестных войсках Всеобщего Побеждателя постоянно ощущается нехватка живой силы. И нехватка техники тоже дает о себе знать, потому что дополнительные мобилизации обескровливают военную промышленность, а автоматика не может заменить живых рабочих. В прошлые времена не было причины заменять дешевых работяг дорогими роботами, а теперь роботов делать некому, а значит, и работяг заменить некем.

Только одно и спасает — поразительная плодовитость гнездовых самок. Пусть не всякая икринка превратится в конечном счете во взрослого моторо-мотогала, пусть в борьбе хищных личинок за место под солнцем выживают только сильнейшие и никакие ухищрения не способны этого  изменить — все равно моторо-мотогалы размножаются во много раз быстрее, чем миламаны.

Жаль только, что все это преимущество без остатка съедают потери. К боевым потерям добавляются небоевые. Несчастные случаи, которые следуют один за одним, ибо нет времени учить бойцов правильно обращаться с техникой и оружием. Самоубийства, неизбежно венчающие провалы и военные катастрофы, которых становится все больше. Болезни, которые косят солдат миллионами, поскольку медицинская служба в моторо-мотогальской армии поставлена из рук вон плохо.

Именно поэтому пришлось перевести союзнические войска из вспомогательной категории в боевую. Но они тоже не оправдывают надежд, несмотря на все старания генерала Забазара.

Зато Аймарабу в полной мере оправдала надежды своего мотогальника, выметав в бассейн не меньше десяти тысяч икринок размером свыше ста кубических миллиметров каждая.

Крупные икринки как полупрозрачные ягоды гроздьями повисли в толще воды.

Генерал Бунтабай смотрел на них в суровом умилении и видел не капельки студенистой биомассы, а будущих солдат, грозных и непобедимых. Длинный плотный строй пехотинцев с плазменными дезинтеграторами наперевес.

В этот момент он совершенно забыл, что далеко не из каждой икринки вылупится солдат, потому что отнюдь не всякая личинка выживет в борьбе за место под звездами — в борьбе, которая начинается задолго до того, как юные моторо-мотогалы обретут разум.

Если искусственно оберегать личинки друг от друга, не давая им поедать себе подобных, то из них вырастут хилые нежизнеспособные особи, и выживут все равно только самые сильные, но между ними уже не будет то        й вечной братской дружбы и поддержки, которая так характерна для моторо-мотогалов. Ведь те личинки, которые не съели друг друга в гнездовом бассейне и объединились против всех остальных личинок, навсегда становятся андами — кровными братьями, дружбу которых не способно разрушить ничто.

Анда[4] всегда прикроет анду в бою и разделит с ним славу и позор.

И начальник разведки Генерального штаба Мотогаллии генерал Бунтабай очень жалел, что нет с ним рядом его анды Бунтакира, который покончил с собой после провала прошлогоднего наступления, которое в случае успеха могло закончиться проникновением моторо-мотогалов в ядро скопления Ми Ла Ман, но вместо этого завершилось страшной катастрофой.

После этой катастрофы два десятка генералов приняли смертельную дозу алкоголя внутривенно, а Бунтакир, как главный виновник провала, наказал себя еще строже, употребив эту смертельную дозу через рот. Он умирал несколько дней в тяжких мучениях, а его анда в это время был далеко и ничего не знал.

Бунтабай узнал о смерти кровного брата слишком поздно и чуть было сам не покончил с собой, но все-таки удержался, потому что великий и могучий дедушка Бугимот сказал, что он еще нужен Мотогаллии.

И вот теперь его собственные неудачи в поисках миламанского крейсера “Лилия Зари” с носителем гена бесстрашия на борту, грозили перерасти в такой позор, по сравнению с которым любая военная катастрофа может показаться детской игрой.

Потому что если миламаны заполучат ген бесстрашия, а моторо-мотогалы нет, то амба наступит всем.

30

Все утро Евгений Оскарович Неустроев размышлял, к чему бы это могут сниться обнаженные девственницы в таких количествах. И в конце концов решил, что к дождю.

Думал он об этом исключительно для того, чтобы отвлечься от мыслей о сыне в виде яйца размером поменьше страусиного, но побольше гусиного. Потому что если не отвлечься от этих мыслей, то можно запросто сойти с ума.

Гуманоиды, которые несут яйца и мечут икру, были для земного учителя биологии внове и он пожалел, что не захотел слушать Ли Май Лим, когда она была готова рассказать ему про генетическую революцию.

А теперь ей, как и всем остальным, было не до разговоров с землянином. Пока Неустроев спал, “Лилия Зари” прибыла в точку рандеву и вышла в досвет. Теперь два корабля, большой и маленький, маневрировали поблизости друг от друга, а на капитанском мостике крейсера решали ключевой вопрос — стоит ли, фигурально выражаясь, класть яйца в одну корзину.

Речь шла о том, кого пересаживать на канонерку “Тень бабочки”, а кого оставить на “Лилии Зари” или переправить на другой крейсер, который обретается по соседству.

Канонерка считалась самым надежным убежищем. Хотя скопление Ми Ла Ман и находится в окружении, моторо-мотогальские заслоны с той стороны, где кончается Галактика, малочисленны и непрочны. Конечно, если через эти заслоны будет прорываться крейсер, моторо-мотогалы тотчас же его засекут и скопом ринутся на него, несмотря на всю свою малочисленность. Весь моторо-мотогальский флот при поддержке союзнических войск в последние недели только тем и занимается, что ищет “Лилию Зари”, принимая за нее любой крейсер, который осмелится перейти космическую улицу в неположенном месте.

Но если крейсер в сопровождении эскорта будет прорываться где-то в стороне, то никто, конечно, не обратит внимания на одинокую канонерку, которую к тому же трудно засечь и еще труднее догнать.

Такие канонерки нередко ходят за линию фронта в разведку и за ними никто всерьез не гоняется — особенно там, где разведывать по большому счету нечего.

На этом и строился весь расчет. И первое предложение было — посадить на канонерку не только носителя гена бесстрашия, но и всех земных женщин с “Лилии Зари”, а также Ли Май Лим с инфантом.

Но на совещании в точке рандеву появились другие идеи. Например, оставить инфанта с матерью на крейсере, а земных женщин, носящих в чреве клоны Неустроева, рассредоточить по всем трем кораблям. Канонерка может случайно попасть в передрягу, и наоборот, у крейсеров есть шанс прорваться. Сумели же они скрытно покинуть фронт и просочиться сквозь все моторо-мотогальские заслоны, чтобы выйти в исходные точки сосредоточения.

Как любил говорить капитан “Лилии Зари” Лай За Лонг:

— Космос большой и круглый, в нем всегда можно затеряться.

Трудно сказать, почему он считал космос круглым, однако крейсера действительно затерялись в нем без труда.

Всего крейсеров было двенадцать, не считая “Лилию Зари”. Один находился в точке рандеву, прикрывая встречу “Лилии” с “Тенью бабочки”, еще девять ожидали в трех других местах, а последний был сам по себе, поскольку ему предстояло изображать “Лилию Зари” в том спектакле, который миламаны готовили на задворках фронта.

Однако Ли Май Лим ни за что не хотела расставаться с отцом своего инфанта. И с самим инфантом тоже, хотя ей предлагали и такой вариант: она летит с землянином на канонерке, а инфант остается с кормилицей на крейсере. Девушки, помогавшие Ли Май Лим в трудном деле зачатия, тут же вызвались быть кормилицами. Проблем никаких — надо только зачать собственного инфанта от миламанского мужчины и отложить его вскармливание до лучших времен, а вместо него кормить инфанта Ли Май Лим.

То, что Евгений Неустроев принял за яйцо, на самом деле было личинкой, которая способна при перерывах в кормлении впадать в анабиоз на сколь угодно долгий срок и благополучно оживать, как только кормление возобновится.

Но Ли Май Лим этот вариант не приняла. Она настаивала, что скорее инфант должен лететь на канонерке, потому что там безопаснее.

Тут она слегка кривила душой, поскольку более безопасным ей казался крейсер — однако вопрос о пересадке Неустроева на канонерку был решен однозначно, и Ли Май Лим понимала, что если удастся настоять, чтобы инфант летел с ним, то не будет никакого смысла оставлять саму Ли Май Лим на крейсере.

Так оно и вышло.

На сторону Ли Май Лим встал командир спецназа Ри Ка Рунг, в обязанности которого входило защищать бесценного инфанта от любых опасностей.

— На канонерке это будет проще, — сказал он. —Там меньше экипаж, а в группу сопровождения можно отобрать самых надежных и проверенных. Не надо забывать, что по кораблю бродит шпион, и мы не только не поймали его, но даже не знаем точно, какое у него задание. Может, он здесь специально для того, чтобы уничтожить инфанта.

— Шпион может проникнуть и на канонерку, — возразил Ри Ка Рунгу начальник службы безопасности.

— Не может, если вы как следует выполните свою работу. Можно отсечь всех самых подозрительных — тех, кто появился на крейсере перед самым отлетом и тех, кто неадекватно вел себя в ходе экспедиции. Что касается меня, то я возьму с собой только тех, кому доверяю больше, чем самому себе.

— И все равно нет гарантий, что шпион не окажется именно среди них, — заметил начальник службы безопасности, слегка обиженный словами спецназовца.

— И все равно в узком кругу его проще выявить и легче обезвредить, — в тон ему сказал Ри Ка Рунг.

На том и порешили.

— На канонерку грузятся Же Ни Йя, Ли Май Лим с инфантом и шесть земных женщин под охраной Ри Ка Рунга и его бойцов, — подвел итог капитан Лай За Лонг. — Еще три земных женщины пересаживаются на “Огненную кошку”, а последние три остаются здесь.

Только после этого Евгений Неустроев узнал, что ему предстоит пересадка в открытом космосе.

Ретранслятор перевел название класса кораблей, к которому принадлежала “Тень бабочки”, как “канонерка”, но Неустроев этим не удовлетворился. Впрочем, может быть, он был просто недоволен, что его куда-то перегружают. “Это ж‑ж‑ж‑ж‑ж неспроста, — решил Евгений Оскарович. — Не иначе как вот-вот начнется”.

Что именно начнется, он толком определить не мог, но все-таки раздраженно буркнул:

— Что еще за канонерка?

— Малый многоцелевой маневренный звездолет, — пояснили ему, и Неустроев тотчас же составил из эпитетов аббревиатуру и стал называть канонерку не иначе, как “звездолет МММ”.

Понимая, что если он откажется пересесть на канонерку добром, то его потащат туда силой, Неустроев сопротивляться не стал и через несколько минут был огорошен еще больше, ибо следом за ним на борт “звездолета МММ” поднялись шесть земных девушек, три из которых были русскими, а остальные три представляли собой интернационал в миниатюре, словно сошедший с плаката советских времен — высокая белокурая шведка, маленькая смуглая китаянка и негритянка настолько черная, что нельзя было усомниться в ее африканском происхождении. Афроамериканки такими черными бывают крайне редко — к тому же эта негритянка единственная из шести девушек не захотела надеть миламанский форменный комбинезон и явилась на канонерку в костюме Евы до грехопадения.

— Это еще кто такие? — в недоумении поинтересовался Неустроев, и это был щекотливый вопрос, которого миламаны опасались с самого начала. Правда, теперь он волновал их уже меньше, поскольку самое главное Же Ни Йя совершил накануне. Он помог Ли Май Лим зачать инфанта, а что будет дальше — это уже головная боль центральной власти. С момента перехода Неустроева на канонерку экипаж “Лилии Зари” снимает с себя всякую ответственность за дальнейшее сотрудничество с ним.

Поэтому биологи и медики ответили на вопрос Неустроева без промедления, ничего не пытаясь скрыть:

— Это ваши суррогатные жены.

Тут у Евгения Оскаровича голова окончательно пошла кругом, хотя виноват был ретранслятор, который недостаточно четко ориентировался в тонкостях обозначения родства и свойства.

Ученый, который произнес эту фразу по-миламански, сказал что-то вроде: “Это суррогатные матери ваших клонов”, — но на миламанском языке такая мать обозначается словом, которое может иметь значение “супруга” или “подруга”.

Поскольку у миламанов отсутствует брак как таковой, для них значение “подруга” ближе, но применительно к инопланетянам то же самое слово может обозначать жену или наложницу, и хорошо еще, что ретранслятор, запутавшись в этих тонкостях, не обозвал земных женщин наложницами Неустроева, а то Евгений Оскарович и вовсе мог понять это объяснение превратно.

Он и так возбудился сверх всякой меры и рявкнул на ученого так, что тот аж подпрыгнул от неожиданности:

— Какие еще к черту жены?!

Тут же взвилась и одна из русских девушек, которая атаковала медиков с тыла, крича, что не собирается замуж ни за кого и уж тем более за человека, которого она знать не знает. И тут же, противореча сама себе, заявила, что у нее на Земле остался жених, к которому ее и надлежит вернуть немедленно во избежание межпланетного скандала.

В том, что эта девушка способна устроить межпланетный скандал, миламаны, похоже не сомневались, поскольку она донимала их своими выступлениями на протяжении всего полета.

Странно было, правда, что в качестве главного аргумента, подкрепляющего ее претензии, эта девушка выдвигала богатство и статус своего жениха — нового русского, у которого есть связи в мафии и в правительстве.

Это она немножко привирала. Во-первых, новый русский, пострадавший от миламанов во время достопамятного налета на дискотеку, не был ее женихом, а во-вторых, его связи простирались никак не выше Администрации области, но миламанов это нисколько не интересовало. Они не боялись ни мафии, ни правительства, и единственное, что ввергало их в легкий мандраж — это взрывной характер самой девушки, который запросто мог затмить даже пресловутую ярость носителя гена бесстрашия.

Не без труда совместными усилиями миламанов и людей эту девушку по имени Зоя удалось убедить, что никто не требует от нее вечно быть вместе с Неустроевым в беде и в радости, пока смерть не разлучит их. Попутно объяснилось и недоразумение с понятием “суррогатная жена”, что вызвало новый скандал.

Оказывается клетки клона внедрили в организм Зои под наркозом и ничего ей не сказали, так что она узнала о своей беременности только теперь. И тут же потребовала одновременно аборта и алиментов, назойливо пытаясь вцепиться ногтями в лицо Неустроева, который вообще ни сном ни духом не подозревал об этой истории и тоже стал предъявлять миламанам претензии.

Экипаж канонерки смотрел на это кино с нарастающей паникой, чувствуя, очевидно, что если так будет продолжаться и дальше, эти буйные земляне запросто разнесут маленький, но смелый кораблик без посторонней помощи, и моторо-мотогалам не придется утруждать себя.

Кончилось тем, что Ли Май Лим чуть ли не силой утащила Неустроева из эпицентра скандала в каюту, отведенную ей с инфантом, который нуждался в особом уходе и охране.

Больше ни у кого на всей канонерке индивидуальных кают не было. Чтобы разместить пассажиров, количество которых раза в три превышало численность экипажа “Тени бабочки”, пришлось потесниться всем, включая даже капитана маленького звездолета.

Ли Май Лим попыталась успокоить землянина самым доступным для нее и самым понятным для него способом, что ей прекрасно удалось, и в результате Неустроев даже прозевал момент отлета.

И только голос девушки по имени Зоя навязчиво преследовал его до глубокой ночи, несмотря на звукоизоляцию, которая на канонерке была ничуть не хуже, чем на крейсере.

Уже засыпая Евгений Оскарович впал в философическое настроение и перед тем, как погрузиться в дрему, успел подумать, что нагие девственницы снились ему вовсе не к дождю.

А к чему — он так окончательно и не решил.

31

Глупому моторо-мотогалу, который имеет могущест­венных родственников, пробиться наверх значительно проще, чем умному моторо-мотогалу, который таких родственников не имеет. Однако если моторо-мотогал умен и у него есть влиятельная родня, то ему пробиться наверх проще, чем всем остальным.

Правда, заоблачных высот такой счастливчик вряд ли достигнет, потому что умникам свойственно весьма болезненно воспринимать непроходимую тупость вышестоя­щего начальства и соответственно на нее реагировать. Именно по этой причине генерал Забазар, который отличался незаурядным умом и сообразительностью, стоял в моторо-мотогальской табели о рангах значительно ниже маршала Караказара — тупого, как дерево баобаб.

Хорошо еще, что у Забазара была наверху волосатая лапа, которая щедрой рукой отсыпала ему награды и привилегии и прикрывала его в чрезвычайных обстоятельствах. Таких, например, как захват генеральского катера партизанами и его угон непосредственно в логово врага.

Генерал Забазар был действительно умнее всех прочих моторо-мотогальских военачальников. Исключительный случай — высокий интеллектуальный уровень сочетался у него с развитой микроцефальной железой, впрыскивающей в кровь наркотические гормоны храбрости. И не всегда было понятно — то ли он храбр до безрассудства, то ли это рациональный рассудок делает его таким смелым.

Никто другой не рискнул бы спорить с помощником адъютанта Всеобщего Побеждателя в звании маршала даже по мелочам, несмотря на то, что это лишь младший помощник запасного адъютанта. Любого пригвоздил бы к месту панический ужас перед последствиями, и его челюсти сомкнула бы судорога страха.

А генерал Забазар был настолько умен, что заранее просчитал все последствия, и оказался прав. Вице-генералиссимус Загогур не утвердил приказ своего младшего помощника о лишении Забазара “Кровавого сердца”.

Правда, он не стал и дезавуировать слова маршала Караказара, так что все остались при своих.

Вице-генералиссимус вообще держался холодно. И надо сказать, было отчего. Вместе с генеральским парадным катером в руки миламанов попала информация о совершенно секретных планах по перехвату крейсера с носителем гена бесстрашия на борту.

Справедливости ради надо отметить, что план этот придумал все тот же генерал Забазар. Он первым понял, в каком месте бескрайнего фронта “Лилия Зари” будет прорываться в свое родное скопление. И предельно точно выбрал планету, мимо которой миламанский крейсер обязательно должен будет пролететь, скрытно пробираясь к окраине Галактики.

Был, конечно, риск, что крейсер пойдет домой кружным путем, и тогда концентрация сил на Рамбияре окажется бесполезной, но вероятность такого варианта Забазар оценивал как один к трем. А на три шанса против одного начальник Главного штаба союзнических войск готов был ставить не задумываясь.

Он настаивал, что лучше перехватить “Лилию Зари” на дальних подступах, потому что на ближних ее прорыв наверняка будет обеспечивать половина миламанского флота. А у моторо-мотогалов нет свободных резервов, чтобы надежно закрыть бреши в заслонах, прикрывающих второстепенный фронт на краю Галактики.

Единственные силы, которые удалось туда направить — это часть боевого флота союзнических войск и один эскадрон отборной бронекавалерии — 128 мотошлюпок, которые вполне способны справиться с одним легким крейсером, но окажутся бессильны против прикрывающего удара целой вражеской флотилии.

А другая часть боевого флота союзнических войск устроила миламанам засаду на Рамбияре. Мудрый генерал Забазар предлагал правда, занять расположенную неподалеку планетку, лишенную разумной жизни, но Дважды Генералис­си­мус Набурбазан эту идею начисто отверг. Он хотел одним ударом убить двух зайцев — посодействовать Забазару в его операции по захвату носителя гена бесстрашия и доложить своему шефу, второму адъютанту Всеобщего Побеждателя, о новом территориальном приобретении.

Второй “заяц” был для Набурбазана гораздо важнее, а пустынный мирок без разумной жизни не мог считаться полноценным территориальным приобретением. Поэтому Забазару пришлось атаковать Рамбияр — наудачу, с колес, без толковой разведки и серьезной подготовки.

Вот и получилось, что о рамбиярских колдунах и о бандах мятежников, которые воевали против местных князей, но после оккупации в считанные дни переквалифицировались в партизан, Забазар узнал только после инцидента с катером.

Он, разумеется, тотчас же отдал приказ выловить всех колдунов и прилюдно сжечь их на медленном огне по древнему моторо-мотогальскому обычаю — но ведь было уже поздно.

Парадный катер генерала Забазара стоял в секретном доке на орбите миламанской планеты Рай Рио Ман, а моторо-мотогал по имени Забатаган давал показания миламанской разведке.

32

— Мы успеем предупредить “Лилию Зари”? — спросил у своих подчиненных высокопоставленный миламан по имени Мир Ка Мин, отвечавший в центре за всю операцию по поиску и доставке в Ми Ла Ман носителя гена бесстрашия, когда стало ясно, что генерал Забазар совершенно точно угадал маршрут крейсера.

— Нет. Они уже ушли из точки рандеву, — ответили Мир Ка Мину подчиненные, и тогда был объявлен мозговой штурм. Требовалось срочно найти ответ на вопрос “Что делать?” — который, как оказалось, имеет мистическое значение не только для землян.

Когда корабль находится в гиперпротранстве, с ним невозможно поддерживать связь по информационному каналу. Можно лишь послать “гонца” — сверхветового почтового кибера. Но пока он долетит до “Лилии Зари” и “Тени Бабочки”, они успеют подойти к Рамбияру достаточно близко, чтобы моторо-мотогалы сумели их засечь.

К тому же “гонца” придется направлять по тому же опасному маршруту, и если мотогалы сядут ему на хвост, то “Лилии Зари” не поможет никакая маскировка. “Гонец” выведет врагов прямо к крейсеру, даже если тот будет еще далеко.

Так что предупредить “Лилию Зари” никак невозможно. Больше того — кажется, “Лилию Зари” вообще невозможно спасти.

Миламаны, интеллектуальный уровень которых вызывал зависть у друзей и ненависть у врагов, искали выход и не видели выхода.

Однако кроме миламанов в совещании участвовал Забатаган, который, собственно, и принес своим нанимателям дурную весть.

Миламаны с трудом переносили его присутствие — не потому что он принадлежал к расе врагов, а потому что физиологические особенности этой расы внушали миламанам отвращение. Этот серый цвет лица, пергаментная кожа, мощные обезьяньи челюсти с длинными клыками, а главное — запах, который не в силах отбить никакие ванны и дезодоранты.

И однако же именно Забатаган подал из своего угла спасительное предложение.

— Вы могли бы неожиданно напасть на Рамбияр, —хрипло и жестко произнес он по-миламански. Этот нежный щебечущий язык в его устах казался таким же странным и неуместным, как скрипка в руках биндюжника.

Между тем, в Главном штабе союзнических войск Мотогаллии подполковник Забатаган работал старшим переводчиком мобильной группы сопровождения генерала Забазара и именно в силу этого имел доступ к секретам высшей категории.

— Моторо-мотогалы не имеют права оставить однажды завоеванную планету. Если это случится, они покроют себя страшным позором. Даже Забазару такого не простят. Да он и сам себе не простит, хоть и относится к вопросам чести с пренебрежением.

— И наше нападение на Рамбияр наверняка отвлечет мотогалов от “Лилии Зари”, — с полуслова понял Мир Ка Мин.

— Но для этого удар должен быть достаточно мощным, — предупредил Забатаган.

— Выводить большие силы в глубокий тыл противника? — в сомнении покачал головой пожилой миламан в армейской форме. Ему было лет сто, хотя земляне или моторо-мотогалы могли бы в этом усомниться. Он выглядел моложе иных пятидесятилетних.

Миламаны живут долго — если, конечно, их не убьют на войне.

— Не в тыл, а в нейтральную зону, — поправил военного Мир Ка Мин. — Рамбияр находится в ничейной полосе.

— Все равно, — отозвался военный, носивший звание адмирала. — Придется снимать войска с фронта, прорывать окружение, нарушать баланс сил в зоне боев — и все ради спасения какого-то одного крейсера.

— Не какого-то, а с носителем гена бесстрашия на борту. Груз этого крейсера может раз и навсегда изменить баланс сил в нашу пользу, так что эта экспедиция важнее любых сиюминутных тактических построений. К тому же у нас есть резервы. Сколько кораблей сейчас находится на ремонтных базах?

— Эти корабли ждут на фронте, — упрямо стоял на своем адмирал.

— Ничего, фронт без них не рухнул — продержится и еще несколько недель. Тем более, что мотогалы тоже будут вынуждены отреагировать на нашу акцию, и им станет не до попыток прорыва на главном направлении.

— Как знать, — не сдавался адмирал, хотя уже понимал, что его слово значит не слишком много. Мир Ка Мин — приближенный самой королевы, и хотя раса миламанов придерживается демократических принципов управления, на войне эти принципы отступают перед правилом единоначалия. А Верховный Главнокомандующий миламанских войск Адмирал Ее Величества Тай Ва Тин принадлежит к тому же кругу, что и Мир Ка Мин. Больше того — они близкие друзья, тогда как адмирала Май Не Муна в ставке недолюбливают за его прямоту и пренебрежение к субординации.

Так что дело можно было считать решенным, особенно после того, как тунганец Кья-696, тоже присутствующий на совещании, заметил:

— Нам наверняка помогут рамбиярские партизаны и колдуны. В крайнем случае, они наведут порчу на мотогальские войска, а может, и на их звездолеты.

Миламаны, несмотря на свой поэтический склад ума, не особенно верили в порчу, зато их очень заинтересовали партизаны. Тунганец не мог точно сказать, сколько их, но был уверен, что очень много. О том же твердил и Забатаган.

— В нападении на временный космодром участвовали десятки тысяч. А это был всего лишь один отряд из близлежащего города.

Не прояснили ситуацию и приглашенные в кабинет Мир Ка Мина рамбиярцы. Они в один голос уверяли, что сражаться с захватчиками готовы все жители Рамбияра от грудных младенцев до глубоких стариков. При этом говорившие показывали поочередно на босоногую девочку лет двенадцати и седовласого старца лет ста двадцати.

Старец важно кивал головой, а девочка, взяв слово, принялась горячо убеждать миламанов, что по зову колдунов на сторону партизан встанут не только разумные рамбиярцы, но также звери и птицы, деревья и травы, ветры и воды, цунами и вулканы и разные неодушевленные предметы.

Перечисление предметов несколько затянулось, и Мир Ка Мин был вынужден прервать девочку.

— Мы поняли, — сказал он. — У рамбиярских партизан очень серьезная поддержка. Мне будет что доложить королеве.

И он отправился к королеве сразу же после совещания, не желая терять времени даром.

Было маленькое опасение, что у королевы есть какие-то другие крупномасштабные планы помимо спасения экспеди­ции, которая должна доставить в Ми Ла Ман носителя гена бесстрашия — что-нибудь вроде генерального наступления на всех фронтах или создания чудо-оружия. Но это опасение развеялось тотчас же, едва Мир Ка Мин изложил ее величеству суть дела.

— Отдайте необходимые распоряжения и оставайтесь здесь, со мной, — томно произнесла королева, и по ее знаку фрейлины ее величества стали освобождаться от одежд, предвкушая приятный вечер.

Недаром во дворце шептались, что Мир Ка Мин — это один из самых приближенных к королеве вельмож.

33

Черные столбы, венчающие срубы костров, выстроились цепью на холме у подножия княжеского замка, опоясывая его стены по кругу.

Для хозяина замка, сиятельного князя Индрадевиманурая Телаверикарамутаранди, владетеля всех окрестных земель и вод, был предназначен тот столб, что находился прямо перед главными воротами.

Четыре соседних столба были отведены для его жены и трех дочерей.

Это удивило многих, потому что приказ генерала Забазара о казни через сожжение на костре касался только колдунов и чародеев, в то время как князь Индрадевиманурай ни в чем подобном замечен не был. Поговаривали, правда, что его младшая дочь Гуара знается с ведьмами и балуется чародейством, и именно в этом кроется причина ее небывалой красоты, о которой знали все на много сотен миль вокруг, хотя немногие видели это воочию.

Проблема, однако, заключалась в том, что для казни не хватало колдунов. Раньше, чем оккупационные войска вышли на охоту, все волшебники успели попрятаться в таких местах, где их век никому не найти. А если кто и остался в городах и деревнях, им ничего не стоило обвести моторо-мотогалов вокруг пальца.

Однако генерал Забазар не хотел слушать никаких оправданий.

— Достать сто колдунов хоть из-под земли! — приказал он, и подчиненные стали рыть носом землю.

Когда и это не помогло Забазару пришлось издать дополнительный приказ. В первом пункте казнь через сожжение распространялась на лиц, оказывающих помощь и покровительство колдунам. А во втором пункте к таковым лицам приравнивались все рамбиярцы, уличенные в связях, ведущих к подозрению в колдовстве или пособничестве чародейству.

После этого собрать необходимую сотню жертв не составляло никакого труда. Достаточно было арестовать по подозрению в чародействе княжескую дочь Гуарамалаини Телаверикарамутарандария, которую все в округе звали просто Гуарой, и убедиться в ее дивной красоте — и дальше цепочка выстраивалась сама собой.

Слухи о сношениях княжны с ведьмами легко превратились в свидетельские показания, что дало основание взять под стражу также ее отца, мачеху и сестер.

Понятное дело, следом за князем и его присными были арестованы и все слуги от майордома до чистильщика выгребных ям включительно — и этого было уже достаточно, чтобы дважды заполнить жертвами все столбы, окружившие стены замка.

Однако генерал Забазар остался недоволен. С одной стороны, князь, конечно, заслуживал смерти, ибо его с первых дней оккупации подозревали в покровительстве партизанам. Но с другой стороны, Забазар задумал эту акцию, как мероприятие, направленное против колдунов.

Он рассчитывал, что узнав о лютой смерти своих собратьев, чародеи перестанут колдовать и строить козни против оккупационных войск, а простые рамбиярцы перестанут помогать волшебникам. Однако чтобы это произошло, надо было сжечь на костре хотя бы нескольких настоящих колдунов, которых не заменят никакие родственники и слуги князя Индрадевиманурая.

Рамбиярцы-то уж наверняка разберутся, кто колдун, а кто нет.

И чтобы раздобыть для аутодафе настоящих колдунов, Забазар взял в заложники детей из города и отправил их на орбиту, куда не дотягивалось рамбиярское волшебство. А затем объявил, что начнет казнить заложников, если колдуны немедленно не выйдут в расположение оккупационных войск с поднятыми руками.

В ответ колдуны по всему Рамбияру затеяли обряд наведения порчи на Забазара.

Лучшим способом было раздобыть какой-нибудь предмет, принадлежащий генералу, и партизаны таинственным образом умудрились выкрасть его носовой платок с пришпиленным в углу “Кровавым сердцем”.

Однако торжественное протыкание платка ржавой штопальной иглой под заунывное пение глухонемых близнецов в ночь тройного полнолуния не дало ожидаемых результатов. Поскольку у моторо-мотогалов все не как у людей, обряд наведения порчи подействовал на Забазара чрезвычайно благотворно, и проснувшись в утро казни, он сказал адъютанту, что никогда еще не чувствовал себя так хорошо.

Генерал прибыл на место казни верхом на боевой мотошлюпке в парадной форме со всеми орденами. Не хватало только “Кровавого сердца”, в похищении которого генерал подозревал агентов маршала Караказара.

Но даже эта неприятность не омрачала настроение начальника Главного штаба союзнических войск. Накануне ему лично сдались двенадцать доподлинных колдунов, которые представились старейшинами Верховного Клана Чародеев Западной Стороны Земли. Им было твердо обещано, что после их сдачи все заложники будут отпущены, а приговоренные к сожжению без вины — помилованы. Однако генералу Забазару было не впервой нарушать свои обещания.

Как только чародеи были схвачены и обездвижены, генерал Забазар сделал новое объявление. Он уведомил рамбиярцев, что любые попытки партизан сорвать аутодафе силой оружия, а равно и любые усилия колдунов нарушить течение казни посредством магии приведут к немедленной смерти заложников на орбите.

Рамбиярцы не очень понимали, что такое орбита, но твердо уяснили, что генерал скрывает пленников в тайном заколдованном месте, надежно защищенном от волшебства. Тем не менее партизаны были готовы рискнуть жизнью детей — даже своих, не говоря уже о чужих — ради спасения князя, который мог бы возглавить сопротивление.

Однако сам князь переслал из темницы воззвание, суть которого сводилась к тому, что он не хочет спасения такой ценой.

Злые языки говорили, что князь подписал это воззвание, чтобы спасти собственных дочерей, и генерал Забазар был готов пойти на это, но все испортила княжна Гуара, которая затеяла побег. Не то колдовством, не то женскими чарами она заворожила охранников  — “доброволь­цев” из союзнических войск — и сумела выбраться из камеры в тюремной башне.

Разметав стражу, она добралась до нижних ворот башни, но они были заперты, и тут не помогло даже колдовство. А в замке уже поднялась тревога и ловить беглую принцессу было поручено отряду быстрого реагирования из чистокровных моторо-мотогалов, у которых вместо мозгов — одна сплошная микроцефальная железа, переполняющая их кровь гормонами храбрости.

Убегая от них, княжна достигла вершины башни, но тут силы оставили ее, и мотогалы догнали девушку у самого края, с которого она была готова броситься, дабы не дать врагам подвергнуть ее позору и мучениям.

Но увы — она добилась лишь того, что в дополнение к смерти в огне ее приговорили к бичеванию.

— В каком порядке прикажете исполнять наказания? — поинтересовался у Забазара начальник команды палачей.

— Что значит “в каком порядке”? — не понял генерал.

— Что сначала — сожжение или порка? — пояснил свой вопрос главный палач.

Со своей точки зрения палач был прав, поскольку в моторо-мотогальской пенитенциарной системе принято исполнять наказания в порядке вынесения приговоров, а к сожжению Гуара была приговорена раньше, чем к бичеванию. Но генерал Забазар все равно спросил у подчиненного:

— Ты что, совсем идиот?

И удалился, не дожидаясь ответа, оставив начальника команды палачей в глубоком недоумении.

Его недоумение рассеялось только к началу аутодафе. Адъютант Забазара взял ответственность на себя и как бы невзначай заметил, что после сожжения бичевать будет некого. Костры воздвигнуты такие, что от казненных даже костей не останется. Так что волей неволей бичевать принцессу придется до сожжения.

Костры были устроены точно так, как это практиковалось в героические времена древней Мотогаллии, когда на родной планете грозных завоевателей Галактики еще сжигали колдунов. А продолжалось это до тех пор, пока Всеобщий Побеждатель не изрек однажды, что колдовства не существует.

Следовало ожидать, что за многие века преследований все колдуны были обращены в пепел и прах, и даже следа их не осталось в Мотогаллии, однако очень скоро Всеобщий Побеждатель смог убедиться, что колдовское племя неистребимо.

Из всех щелей повыползали и расплодились, словно кролики-мутанты, особи, называющие себя “мудрецами”. На деле это были те же самые недобитые колдуны, только сменившие имя и имидж. Теперь они утверждали, что все их предсказания и магические действия базируются на прочной научной основе и не содержат в себе ни капли мистики.

Среди этих “мудрецов” преобладали шарлатаны и лишь изредка среди них, как крупинки золота среди камней, вспыхивали такие звезды, как великий мудрец Бурамбаран из большого мотогальника Бу.

Впрочем, досужие сплетники, неравнодушные к древней истории, поговаривали, что не кто иной, как достопочтенный предок мудрейшего Бурамбарана и нашептал Всеобщему Побеждателю идею прекратить преследования колдунов.

С тех пор утекло немало воды и сменился не один Всеобщий Побеждатель — однако об этом не принято было говорить вслух, поскольку считалось, что Всеобщий Побеждатель бессмертен, и лишь его портрет время от времени чудесным образом обретает новое лицо.

Таким образом история Мотогаллии получала стройность и логическую законченность. Когда-то Всеобщий Побеждатель завоевал всю планету и положил конец вражде моторо-мотогалов между собой, а теперь он же методично завоевывает Галактику и кладет конец розни разумных рас, превращая их в добровольных союзников Мотогаллии.

Так или иначе, колдунов в Мотогаллии не сжигали давно. Но генерал Забазар не в пример большинству своих коллег любил читать книги, в том числе исторические, и одну такую книгу он использовал, как учебное пособие по уничтожению ведьм и волшебников на Рамбияре.

Дочерей князя вывели из башни босиком, в одних рубашках из тончайшего шелка, и толпа ахнула, ибо простолюдинам на Рамбияре не полагалось видеть воочию ни единой части тела высокопоставленных дам. Их плотные многослойные одежды всегда ниспадали до самой земли, а лицо и волосы были закрыты покрывалом.

А теперь нагие тела просвечивали сквозь тонкий шелк, и девушки не знали, куда деть глаза от стыда. Распущенные волосы струились по спине до пояса, а  каждый шаг отдавался болью во всем теле, потому что княжеские дочкам никогда прежде не приходилось ступать босыми ногами по камням мостовой и по земле.

Они шли, хромая и спотыкаясь, но никто не смеялся над ними. Наоборот, простолюдины отводили глаза в сторону, и генерал Забазар не мог бы придумать лучшего способа возбудить в рамбиярцах еще большую ненависть к себе и своим войскам.

Но Забазар, как и все моторо-мотогалы, свято верил в действенность акций устрашения, хотя ему, как и всей Мотогаллии уже приходилось нарываться на обратный эффект.

Когда с младшей дочери князя сорвали даже и рубашку, чтобы приготовить ее к бичеванию, возбужденно рычавшая толпа взревела. Казалось, еще мгновение, и она ринется с голыми руками на ощетинившуюся бластерами цепь солдат.

Но генерал Забазар предусмотрительно поставил в ближнее оцепление настоящих “героинов” из отборной броне­кава­ле­рии с маленькими мозгами и огромными микроцефаль­ными железами, выбрасывающими в кровь чудовищное количество гормонов храбрости.

Ни один мускул не дрогнул на лицах этих бойцов, зато из стволов станковых излучателей на капоте мотошлюпок заструился живой огонь. Струи смертоносного пламени заставили рамбиярцев отшатнуться. Передние попытались отступить вглубь человеческой массы, но тугая масса не поддалась, потому что сзади люди стояли сплошной стеной и ни за что не хотели идти вперед. А задние не понимали, что происходит, и тоже не могли отступить, потому что дальше за ними стояло еще одно оцепление.

Это были отряды, которые силой сгоняли зрителей к месту казни, а затем встали у них за спинами, чтобы не дать им уйти. В этой цепи преобладали “союзники”, которые испытывали большие проблемы с храбростью и крепостью боевого духа, и толпа в целенаправленном движении могла бы их опрокинуть. Но ее движение, увы, не было целенаправлен­ным. А хаотическое движение в толпе создает угрозу только для нее самой и для тех, из кого она состоит.

В глубине толпы кричали задавленные и плакали дети, а за ближним оцеплением продолжалась экзекуция.

Один из колдунов выкрикивал заклинания, которые должны были заставить руки палачей онеметь, но ему быстро заткнули рот кляпом и накинули на голову мешок, дабы уберечься от его гипнотического взгляда.

С другими колдунами поступали точно так же — но только в том случае, если они открывали рот. Тем, кто молчал, рот не затыкали, потому что Забазар хотел слышать крики казнимых, когда вспыхнет огонь.

Вернее, он хотел, чтобы эти крики слышали рамбиярцы в толпе.

А старший из колдунов, седая борода которого спускалась чуть не до колен, не издавал ни звука. Он покорно дал привязать себя к столбу и молча смотрел, как палачи, у которых так и не онемели руки, бичуют прекрасную Гуару на глазах ее отца.

После первого же удара и вскрика дочери князь смертельно побледнел, а когда на спину девушки обрушился третий удар, тело феодала поползло вниз по столбу и повисло на прочных веревках.

Две другие дочери князя вскрикнули в унисон так громко, что перекрыли вопли бичуемой сестры.

— Что с ним? — резко спросил генерал Забазар.

— Умер, — ответил штатный врач команды палачей, потратив на осмотр князя не более десяти секунд. — Сердечный приступ.

Генерал в сердцах бросил наземь свой головной убор и рявкнул на бичевателей:

— Хватит!

Он подумал, что нежная красавица тоже может окочуриться раньше времени, а это вовсе не входило в его планы.

Когда Гуару стали привязывать, прижимая окровавлен­ной спиной к шершавому столбу, она уже не кричала, а только стонала негромко. И лишь когда палач зажег лучом из бластера дрова под ее ногами, и пламя, взметнувшись вверх, лизнуло ее икры, девушка закричала снова — страшно, как раненый зверь.

Еще один молчавший до того колдун не выдержал и попытался погасить огонь силой заклинания. Но ему тут же заткнули кляпом рот и сразу подожгли его костер.

В судороге боли он сумел вытолкнуть кляп, но ничего вразумительного произнести уже не смог и только кричал, словно приняв эстафету от княжны. А несколько мгновений спустя к его крику присоединились искаженные болью голоса двух других дочерей князя.

Костры вспыхивали один за другим, и разрозненные крики слились в единый жуткий вой. А старший из колдунов по-прежнему молчал. Молчал до тех пор, пока пламя не охватило его самого. Только тогда, усилием воли притупив боль, он вперил свой взгляд в генерала Забазара, и тот не смог отвести глаза.

— Слушай меня убийца, слушай и запомни, и не говори, что не слышал! — загремел над толпой голос колдуна, и словно стих рокот людской массы и крики боли. А может, так только показалось генералу, который замер в седле своей мотошлюпки и превратился в некое подобие конной статуи. — Сегодня ты погубил не меня и не тех, кто умирает со мной. Ты погубил себя, и с этого дня никогда и ни в чем не будет тебе удачи. А когда ты вкусишь сполна бед и несчастий и проклянешь всю свою жизнь, а пуще всего — этот день, тогда и сам ты умрешь, как пес, от зубов своей своры, и наши мучения вернутся к тебе тысячекратно. Я приду за тобой, и пусть страх не оставляет тебя все дни, пока я в пути. Будь проклят! Будь проклят! Будь проклят!

И когда он, наконец, умолк, задохнувшись дымом, ни единого звука не было слышно у подножия замка. Только вороны громко каркали, слетая с тюремной башни, да потрескивали, догорая, костры.

Все приговоренные были мертвы, и зрителей — особенно тех, что стояли в отдалении — больше всего поразило не грозное пророчество старого колдуна, ибо к пророчествам на Рамбияре привыкли, а то, что князь не издал ни звука во время казни.

Ближние видели, что он то ли умер, то ли потерял сознание еще до того, как был зажжен его костер, однако дальние этого не поняли и разнесли по округе легенду о невиданной стойкости славного благодетеля, пострадавшего за всех своих подданных.

И если до этого с партизанами был связан от силы каждый двадцатый, то теперь в леса и горы был готов податься чуть ли не каждый второй.

Воспламенить эту горючую смесь могла любая случайная искра.

34

Кораблей в сводной десантной флотилии особого назначения было немного, но они отправились в путь, набитые десантниками, как бочки селедкой. Бойцы буквально сидели друг у друга на плечах и спали вповалку посменно.

Приученные жить вольготно миламаны не привыкли к таким спартанским условиям, но тут был особый случай. Ради обогащения генофонда миламанской расы драгоценным геном бесстрашия, десантники, спецназовцы и космолетчики были готовы терпеть любые лишения.

Миламаны давно не проводили крупных наступательных операций, и их десантные силы успели соскучиться по настоящей работе. Конечно, похищение портрета Всеобщего Побеждателя из полевого мотогальника — это увлекательно и романтично, но десант создан все-таки не для этого. Его главная задача — вышибать врага с оккупированных им планет.

Флотилия двигалась через гиперпространство россыпью, потому что ее корабли имели разную скорость, и если держать строй по самому тихоходному борту, то можно проститься с надеждой прийти к Рамбияру раньше “Лилии Зари” и “Тени бабочки”.

Быстрее всех мчались скоростные канонерки и легкие крейсера во главе с флагманом флотилии, носившим имя “Свет Неба”. Следом двигались тяжелые крейсера и один старый линкор, только что вышедший с ремонтной базы, но по виду готовый тут же на нее вернуться. Ремонтники спешно завершили капитальный ремонт внутреннего оборудования, но не успели даже приступить к внешней отделке.

А уже за этим эшелоном на сотни световых лет растянулись разномастные транспортные звездолеты, набитые оружием и людьми.

Впрочем, боевые корабли тоже везли десантников. Весь доступный объем корабельных помещений флотилии был отдан под живую силу и технику.

Даже на флагмане индивидуальную каюту имел только один миламан — командующий в чине контр-адмирала. Но даже в его каюте почти все свободное место занимали ящики с оружием и боеприпасами.

Сам командующий в этой каюте появлялся редко. Он дневал и ночевал на мостике, не отходя от компьютеров. Они непрерывно анализировали ситуацию и выдавали на гора массу полезной информации, которую контр-адмирал просеивал через свой мозг, лишенный быстродействия компьютера, но зато наделенный интуицией.

На сегодняшний день главной новостью было то, что авангард флотилии успевает подойти к Рамбияру раньше, чем моторо-мотогалы смогут обнаружить след “Лилии Зари”, которая приближается к той же планете с другой стороны.

О приближении миламанской флотилии на Рамбияре пока не подозревали. Когда она прорвала кольцо окружения  в той точке, где присутствие моторо-мотогалов было чисто символическим, генерал Забазар встревожился, но даже он не подумал о том, что миламаны рискнут напасть на Рамбияр.

Он испугался другого — что “Лилия Зари” сумела обойти ловушку и добралась до линии фронта раньше, чем ее там ожидали. А действия флотилии — это начало операции, цель которой — прорыв крейсера в скопление Ми Ла Ман.

Когда же выяснилось, что флотилия ушла вглубь космоса и скрылась в неизвестном направлении, Забазар решил, что миламаны избрали другую тактику и собираются встретить “Лилию Зари” в условленном месте, чтобы прорываться домой большими силами, упрятав корабль с ценным грузом в глубине боевых порядков.

И узнав, что на Рамбияр движется группа неопознанных кораблей, Забазар поначалу подумал, что это Генеральный штаб Мотогаллии все-таки выслал ему подмогу, но по причине бардака, который царит там, наверху, забыл уведомить его об этом.

Однако очень скоро таинственные корабли были опознаны, как миламанские боевые звездолеты, и генералу пришлось срочно прервать рабочую поездку по городам Рамбияра, в которых Забазар занимался организацией сожжения колдунов и истребления партизан.

Вернувшись на главную базу, начальник штаба союзнических войск получил подтверждение — к планете приближаются миламанские крейсера.

— Сколько их? — спросил генерал, поскольку в сообщениях по мобильной связи назывались разные цифры.

— Идентифицировано восемь легких крейсеров и флагман. Но на большем удалении замечены и другие следы.

— Все ясно, — проворчал генерал. — Они узнали про нашу засаду и решили встретить свою экспедицию здесь. Но они поздно спохватились и к тому же плохо умеют считать.

— Если миламаны думают девятью кораблями справиться со всей нашей эскадрой, то они непроходимые идиоты, — усмехнулся адъютант Забазара, но генерал грозно сверкнул на него глазами, и тот умолк.

Начальник Главного штаба союзнических войск Мотогаллии не считал миламанов идиотами и ожидал от них какого-нибудь подвоха.

Его опасения начали сбываться, когда мимо Рамбияра пролетел “гонец”, который мотогальские наблюдатели заметили слишком поздно, поскольку были увлечены слежением за крейсерами и удаленными следами, среди которых как минимум один явно принадлежал линкору.

Сесть “гонцу” на хвост мотогалам не удалось, но не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, зачем его послали навстречу “Лилии Зари”. Миламаны пытаются предупредить свою экспедицию о засаде, чтобы она изменила курс.

Но генерал Забазар тоже не лыком шит. Он еще раньше разослал кибершпионов по тому же маршруту с учетом возможных отклонений, а теперь отправил еще одного точно по курсу “гонца”.

Кибершпионы ищут цель примерно так же, как и “гонец”, только почтовый кибер охотится в гиперпространстве за адресатом, а робот-разведчик — за врагом.

Плохо другое. “Гонец” за время пути от авангарда миламанской флотилии до Рамбияра успел хорошо разогнаться, а кибершпиону пришлось стартовать с места, да еще с опозданием — ведь пока “гонца” обнаружили, пока идентифицировали цель, пока доложили генералу, пока он принял решение и пока аппарат готовили к пуску, прошло какое-то время. Так что кибершпион отправился в путь со значительным отставанием.

И у Забазара отлегло от сердца, когда робот-разведчик вышел на связь с сообщением, что в сторону Рамбияра, не меняя курса, движется миламанский легкий крейсер дальней разведки.

Чтобы передать эту информацию, кибершпион был вынужден выйти в досвет, но потом он снова бросился в погоню и легко достал свою цель в стремительном рывке.

Больше робот-разведчик на связь не выходил.

— Боюсь, его сбили, — сказал дежурный оператор, когда все сроки очередного контакта прошли.

Но буквально несколько минут спустя Забазара вызвал орбитальный центр ловчей сети.

— Инверсионный след на 24 и 6, — доложил начальник группы наблюдения. — Идентифицировать цель не удается. Надежная маскировка. Но цель приближается. Скоро сможем сказать точнее, что это.

— Я и без вас знаю, что это, — ответил генерал, не скрывая своей радости по поводу того, что посланное миламанами предупреждение не дошло до цели. — Это “Лилия Зари”.

35

Одинокий крейсер был далеко, гораздо дальше, чем авангард миламанской флотилии, который приближался к Рамбияру с другой стороны. Но генерал Забазар понимал, что “Лилия Зари” в любой момент может выйти в досвет и сменить курс, получив, пусть и с опозданием, послание, которое несет “гонец”, либо просто сообразив, что означало появление рядом с крейсером моторо-мотогальского кибершпиона.

Между тем выход в досвет приведет к исчезновению инверсионного следа, и чтобы найти “Лилию Зари” придется прочесать несколько кубических парсек пространства. А если крейсер рискнет на малых оборотах откатиться куда-нибудь в сторону и затаиться там, то поиски вообще могут затянуться на месяцы.

И генерал Забазар поспешно двинул навстречу миламанскому крейсеру двенадцать своих кораблей.

И опять начальнику Главного штаба союзнических войск пришлось убедиться в своей прозорливости.

Сначала на главную базу поступали только хорошие новости. Сближаясь с чужим кораблем, мотогальские звездолеты достигли точки, откуда его инверсионный след был виден ясно и четко, и не оставалось уже никаких сомнений, что это действительно миламанский легкий крейсер.

Но потом след вдруг исчез, и это могло означать только одно — вражеский корабль вышел в досвет.

Какое расстояние он прошел по инерции на грани между гиперпространством и стабильной реальностью, и в какую сторону его при этом унесло, установить было невозможно. Слишком большой была начальная скорость и слишком резким торможение.

И вот тут генерал Забазар оказался перед дилеммой почти неразрешимой.

С одной стороны к Рамбияру приближалась миламанская флотилия, и уже ясно было, что состоит она отнюдь не из девяти кораблей. Просто первые девять подойдут к планете раньше, чем все остальные, и среди них — флагман, который вооружен немногим хуже линкора, но зато гораздо лучше защищен и более проворен.

А с другой стороны, на удалении от Рамбияра бесследно пропала главная цель всех моторо-мотогальских сил в этой зоне — “Лилия Зари”. И для прочесывания пространства требуется гораздо больше, чем двенадцать кораблей, которые уже отправились туда.

В подобной ситуации девяносто девять моторо-мотогальских командиров из ста непременно обратились бы за помощью к вышестоящим военачальникам, чтобы потом было на кого свалить ответственность в случае неудачи. Это не всегда помогало, поскольку крайним все равно оказывается стрелочник — но желание сбросить груз ответственности со своих плеч на чужие было неистребимо.

Однако генерал Забазар достоверно знал, что все вышестоящие начальники вместе взятые гораздо глупее его одного. И к тому же он никогда не отказывался брать ответственность на себя.

Решение, которое генерал принял после недолгого размышления, было поистине соломоновым. Забазар приказал разделить рамбиярскую эскадру точно поровну и распорядился направить одну половину на прочесывание пространства. А для другой половины у него был отдельный приказ:

— Любой ценой задержать главные силы миламанов и не допустить их в зону прочесывания. Довести до сведения личного состава, что все участники этой операции будут представлены к званию “Героин Мотогаллии” посмертно.

Этот приказ поднял боевой дух моторо-мотогалов и союзников на небывалую высоту и они ринулись в бой, не жалея жизни ради победы.

Превосходящие силы моторо-мотогалов обрушились на авангард миламанской флотилии, как лавина, и погребли восемь легких крейсеров и флагманский корабль под собой.

За этим последовало несколько минут суматохи, по истечении которых восемь крейсеров и флагман выкарабкались из-под лавины и, отряхиваясь от обломков, продолжили путь к Рамбияру.

На поле битвы догорали несколько мотогальских кораблей, в большинстве своем столкнувшихся друг с другом в горячке боя.

Как всегда, на ходе боестолкновения сказывалась разница в подготовке пилотов и быстродействии бортовых компьютеров.

Миламанские пилоты отправлялись на первую боевую операцию не раньше, чем после тысячи часов тренировочных полетов, не говоря уже о ежедневных занятиях на тренажерах и симуляторах.

А мотогальские пилоты имели сто тренировочных часов на троих при том, что мощность их корабельных компьютеров в полете без остатка тратилась на текущие нужды, и запускать симуляторы и прочие полезные игрушки можно было только на стоянках.

Тысячу часов боевых учений за спиной имел не всякий мотогальский капитан, даже если он командир тяжелого крейсера. Вот и получалось, что в реальном бою капитаны теряли ориентацию, пилоты впадали в панику, оружейники не видели цели, а компьютеры начинали глючить при первом же повреждении в корпусе корабля.

По идее компьютерная сеть любого звездолета должна иметь двойной запас прочности, но на деле основные ячейки сети выходили из строя настолько часто, что все резервные блоки были под завязку загружены даже на стоянке, не говоря уже о боестолкновении. И стоило какой-нибудь цепи получить перегрузку из-за банального разрыва проводов, как начинало сыпаться все сразу.

Последним сходил с ума от перегрева брейн-компьютер, и тогда корабль полностью терял управление, превращаясь в сильно увеличенное подобие поезда, сошедшего с рельсов.

К подобным инцидентам все давно уже привыкли, и любому младенцу расы миламанов было известно, что победы моторо-мотогалов в космических битвах объясняются только их подавляющим численным превосходством. Мотогальские младенцы не знали об этом только потому, что получали все сведения об окружающем мире только из уст официальной пропаганды и не имели альтернативных источников информации.

Однако на этот раз численное превосходство было не настолько подавляющим, и после второй схватки, в которой мотогалы вывели из строя один миламанский крейсер и две канонерки, а миламаны угробили четыре тяжелых звездолета и два усиленных эскадрона бронекавалерии, остатки полуэскадры сочли за благо отойти за Рамбияр.

Остатки эти были пока еще не жалкие — кораблей в полуэскадре с лихвой хватило бы, чтобы уничтожить все звездолеты миламанской флотилии лобовым тараном. И первые попытки уже были — но проклятые миламаны умели уворачиваться от тарана, и героизм моторо-мотогалов растрачивался без толку.

Однако напрасно полуэскадра ждала миламанов за Рамбияром. Они так и не появились из-за рамбиярского солнца, зато с планеты пришло сообщение о высадке десанта.

Огромные корабли, которые могут считаться “легкими” только по космическим меркам, нависли над сушей вокруг главной базы оккупационных войск, и первыми в атаку пошли многоцелевые истребители, которые безжалостно крошили поднятую в воздух бронекавалерию и утюжили территорию базы, поливая ее огнем из всех видов оружия.

Но применение истребителей было ограничено, поскольку миламаны стремились нанести как можно меньше вреда мирным жителям и гражданским объектам. И пока в небе шел грандиозный воздушный бой, на землю в челноках, шлюпках и на индивидуальных антигравах спускались десантники.

Передовые отряды десанта уже входили в город покойного князя Телаверикарамутаранди, который назывался Телава кара’Мутаран. Пешие спецназовцы рассыпались по узким улочкам, то и дело перелетая через дома на антигравах, а следом за ними уже шли бронемашины главных сил — летающие и шагающие.

Дилемма, которая встала перед генералом Забазаром теперь, была куда сложнее предыдущей. А умственные способности прославленного военачальника притупила необходимость спасаться лично, потому что миламанские спецназовцы уже проникли на территорию базы и генерал мог в любую минуту погибнуть или попасть в плен.

Он уже готов был вызвать на планету полуэскадру, ушедшую за солнце и, поднявшись на один из ее кораблей, отдать приказ о применении оружия массового поражения, которое уничтожит все живое в месте высадки десанта и на сотни миль вокруг — но вовремя понял, что если это сделать, то второй эшелон миламанской флотилии беспрепятственно прорвется к месту исчезновения “Лилии Зари” и устроит там форменный разгром.

Поэтому генерал вызвал на базу только один корабль и был спасен в самый последний момент ценой гибели нескольких тысяч бронекавалеристов, которые отвлекли на себя истребители.

Корабль, который вытащил Забазара с разгромленной базы, мог и в одиночку сжечь все живое в радиусе десяти километров, но на него, как пастушьи собаки на волка, бросились сразу семь миламанских крейсеров. Пришлось срочно уносить ноги, не думая ни о каком контрударе.

Зато на орбите генерала ожидала добрая весть. Вторая полуэскадра нашла миламанский крейсер, который очень невовремя решил сорваться в сверхсвет.

— Огня не открывать! Взять экипаж и пассажиров живыми! — приказал Забазар, но было уже поздно. У кого-то там не выдержали нервы, и два мотогальских крейсера засадили из всех орудий друг по другу, безуспешно пытаясь попасть в миламанский корабль, затесавшийся между ними.

Так начался неравный бой одного миламанского звездолета против целой мотогальской полуэскадры.

Легкий крейсер дальней разведки сумел уничтожить только семь вражеских бортов, прежде чем потерял все свои средства защиты. Прямое попадание фотонной торпеды в незащищенный энергоблок окончательно решило дело.

Полчаса спустя от крейсера остались только обугленные обломки. И на одном из этих обломков моторо-мотогалы, знающие миламанский язык, смогли прочитать название погибшего корабля: “Огненная кошка”.

Они еще долго не хотели верить, что ошиблись в определении цели, но доказательств скапливалось все больше, и в конце концов мотогалам пришлось смириться с тем, что это была не “Лилия Зари”.

36

Когда “Лилия Зари” и “Тень бабочки” под прикрытием крейсера “Огненная кошка” покидали точку рандеву, предполагалось, что они вместе доберутся до места на краю Галактики, где их ждут еще четыре крейсера, похожих на “Лилию Зари” как две капли воды.

Кружной путь по малозвездным окраинам галактичес­кой спирали занял бы слишком много времени. Ведь сверхсветовой корабль по кругу лететь не может, даже если радиус этого круга составляет тысячи парсек. Гиперпро­стран­ственные звездолеты летают только по прямой и для каждой корректировки курса им надо останавливаться, а потом разгоняться снова.

Именно поэтому умнейший генерал Забазар был так уверен, что “Лилия Зари” обязательно пролетит мимо Рамбияра — если он, конечно, правильно определил ее конечную цель.

Устроив засаду на Рамбияре, Забазар поступил подобно вратарю, который выходит навстречу атакующему игроку, чтобы сократить угол обстрела. И угадал все предельно точно. Чтобы обмануть возможных наблюдателей, миламанская экспедиция трижды меняла курс, с каждым разом удлинняя прямые отрезки, но самый длинный из них все равно проходил мимо Рамбияра.

Миламаны не ждали в этой зоне никакой опасности — ведь резидент, засевший в разведке Генерального штаба Мотогаллии докладывал, что моторо-мотогалы по-прежнему не знают о “Лилии Зари” ничего конкретного. Ее местонахож­дение, намерения, маршрут возвращения и его сроки оставались для подчиненных генерала Бунтабая тайной за семью печатями.

Единственное, что они смогли раздобыть — это показания аннигиляционного маяка, который выбросил в космическое пространство мотогальский шпион. Однако он сделал это уже после того, как генерал Забазар, полагаясь исключительно на собственную интуицию и вдумчивый анализ разрозненных разведданных, захватил Рамбияр и развернул вокруг него ловчую сеть, в которую рано или поздно должен был попасться миламанский крейсер с ценным грузом на борту.

И эта сеть почти сработала, потому что миламаны не верили в наличие у моторо-мотогалов интуиции и не ожидали от них ничего подобного. А потому не стали применять радикальных мер стратегической маскировки, которые удлинняли путь раза в четыре, но зато гарантировали от подобных неожиданностей.

Ведь можно было лететь домой не по прямой и не по кругу, а под углом. Сначала взять курс далеко в сторону от скопления Ми Ла Ман, а потом, резко повернув, двигаться в исходную точку прорыва по прямой, однако с совершенно неожиданной стороны, где уж точно не могло быть никакой засады.

Нечто подобное миламаны и предприняли, однако угол мог быть и побольше.

Конечно, экспедиция имела шанс проскочить мимо ловчей сети генерала Забазара, но шанс этот был примерно фифти-фифти. А “гонец”, угодивший в эту сеть, окончательно похоронил все шансы, кроме одного.

На то, чтобы воспользоваться этим последним шансом, у капитана “Лилии Зари” Лай За Лонга было так мало времени, что лучше сказать — его не было совсем. Когда “гонец” нагнал адресата, два крейсера и канонерка уже находились почти на пределе видимости сверхдальних пеленгаторов ловчей сети.

Но они все же не пересекли эту грань. Прочитав сообщение “гонца”, Лай За Лонг немедленно остановил “Лилию Зари” и переслал “гонца” на канонерку.

“Тень бабочки” тоже остановилась, и только “Огненная кошка” продолжала мчаться вперед.

Она получила инструкции примерно через полчаса. Лай За Лонг, как командир мобильной группы из трех кораблей, предлагал капитану “Огненной кошки” на выбор два варианта — либо просто уходить врассыпную, либо устроить спектакль, в котором крейсер наверняка погибнет, но зато удастся надолго отвлечь моторо-мотогалов от “Тени бабочки”.

Лай За Лонг не колеблясь подставил бы под удар собственный корабль, но на “Лилии Зари” находились ученые и их материалы, а “Огненная кошка” — это просто крейсер прикрытия, которому с самого начала отводилась именно эта роль: притвориться другим кораблем и если понадобится — погибнуть, приняв на себя удар, предназначенный “Лилии Зари”.

И старый космический волк Пан Ра Пау, капитан “Огненной кошки”, даже не подумал снизить скорость, хотя Лай За Лонг дал ему такую возможность.

Больше того, Пан Ра Пау отдал свою капитанскую шлюпку со сверхсветовым двигателем трем земным женщинам, неосмотрительно погруженным на “Огненную кошку” в точке рандеву. Под охраной четырех истребителей они благополучно добрались до “Лилии Зари”, которая как раз в это время встретилась в досвете с “Тенью бабочки”.

А “Огненная кошка” неслась вперед до тех пор, пока мотогальские “тормозильные бомбы”, похожие по принципу действия на “гонцов” и кибершпионов, не выбили ее из гиперпространства.

И никто на корабле не сказал ни слова против, хотя они наверняка боялись — ведь никто из миламанских звездолет­чи­ков не имел гена бесстрашия, а если среди них и были герои, то уж наверняка не все.

Но тут уж никуда не денешься с подводной лодки. Если капитан — герой, то всем приходится следовать его примеру.

Удивительно другое — миламаны, привыкшие высту­пать по любому поводу, сетуя на нарушение своих гражданских прав даже в боевой обстановке, на этот раз все как один молчали, стиснув зубы, а когда начался бой и эфир заполнил хаос криков, команд, докладов, воплей боли и панических возгласов, все звуки перекрывали бодрые голоса оптимистов, которые кричали друг другу и всем:

— Прорвемся!

И они кричали это искренне, ибо действительно верили, что “Огненная кошка” — достойный представитель лучшего класса миламанских кораблей — сможет пробиться на соединение со своей флотилией сквозь строй из десятков мотогальских звездолетов.

Когда на крейсере погибли уже все до последнего миламана, какой-то истребитель, которому некуда было вернуться, продолжал бой против целого эскадрона бронекавалерии, и в эфире был слышен его захлебывающийся крик:

— Прорвемся!!!

Но он тоже не прорвался, и девчонки на “Лилии Зари” ревели в голос, потому что там тоже ловили звуки боя по каналу мгновенной связи. “Тень бабочки” давно ушла, повернув на новый курс, а крейсер оставался в досвете, следя за обстановкой, чтобы мгновенно броситься на перехват, если мотогалы все же заметят канонерку и попытаются ее догнать.

Но они не заметили и теперь по всем расчетам должны были броситься обратно к Рамбияру, чтобы хоть как-то спасти лицо, чтобы сорвать высадку десанта и удержать планету в своих руках.

Такая реакция казалась миламанам единственно возможной со стороны моторо-мотогалов, для которых не было большего позора, чем отдать врагу однажды завоеванную территорию.

Но генерал Забазар слишком долго вращался среди союзников, которые умели мыслить другими категориями и понимали, что отступление может быть не только позорным бегством, но и тактической хитростью.

И он сумел здорово удивить своих офицеров, отдав приказ:

— Эскадре соединиться в походный строй. Приготовить­ся к срочному погружению. Курс на скопление Ми Ла Ман.

— А что будет с Рамбияром? — осмелился спросить один из заместителей генерала, чин которого позволял задавать начальству подобные вопросы.

— Рамбияр никуда не денется! — уверенно осадил его Забазар. — Для нас главное — ген бесстрашия, а он сейчас — на пути к Ми Ла Ману. Они пойдут кружной дорогой, и мы успеем их перехватить.

После инцидента с “Огненной кошкой” генерал понял, что в миламанской экспедиции не один корабль, и силы прикрытия мощнее, чем он ожидал. А значит, когда дело дойдет до схватки, каждый звездолет будет на счету.

Поэтому генерал не оставил у Рамбияра ни одного корабля и сделал все, чтобы уклониться от боя с миламанской флотилией.

Главной целью флотилии было высадить десант на Рамбияре, и ее командующему тоже не улыбалось устраивать с мотогалами встречный бой в открытом космосе — поэтому противники обошли друг друга стороной, не сделав никакой попытки выбить врага из гиперпространства.

На прощание генерал Забазар не забыл оставить своей пехоте внизу приказ: “Ни шагу назад!” — и пообещал вернуться, как только будет выполнена главная задача.

Оккупационных войск на Рамбияре было достаточно, чтобы весь десант миламанской флотилии надолго завяз в затяжных боях на поверхности планеты. А партизан начальник Главного штаба союзнических войск Мотогаллии, несмотря на всю свою интуицию, в расчет не брал.

37

Эпидемия морской свинки вспыхнула среди солдат союзнических войск совершенно неожиданно и сразу же приобрела весьма злокачественный характер.

Это было странно, поскольку вообще-то рамбиярская морская свинка была распространенной детской болезнью, которая встречалась только на океанском побережье и протекала обычно легко и без последствий.

К тому же “добровольцам” из союзнических войск должны были перед высадкой сделать прививки от всех болезней, включая неизвестные мотогальской науке.

Прививки действительно были сделаны, но большую часть универсальной вакцины украли интенданты медицинской службы для продажи на черном рынке. Поэтому солдаты получили недостаточную дозу и с самого начала оккупации страдали тяжелым насморком и расстройством пищеварения.

А потом на них навели порчу, и хотя заразить союзнические войска черно-белой чумой не удалось, “добровольцам” с лихвой хватило и свинки.

Больной мальчик с побережья под заклинания тридцати трех колдунов торжественно и с чувством оплевал кишащей вирусами слюной сержантский погон, украденный у его владельца в трактире, и оттого морской свинкой первыми заболели сержанты. У них опухло не только горло, но и все тело, а голос пропал бесследно, будто его и не было, так что они не могли отдавать приказов. А без приказов союзнические войска превратились в неуправляемое стадо баранов, с которым никак не могли справиться здоровые офицеры.

Офицеры не заразились только потому, что им прививки делались по полной программе, зато солдаты все до единого подхватили инфекцию от сержантов и тоже сделались небоеспособны.

Рамбиярские партизаны решили, что это подходящий повод для восстания, и начали наступление по всей планете.

Сопротивление оказывали только моторо-мотогальские гарнизоны и блок-посты, лучше защищенные от инфекции и от порчи, и благоразумные партизаны обходили их стороной, оставляя на закуску миламанским десантникам, которые уже захватили главную базу оккупационных войск и теперь занимались планомерным расширением плацдарма.

В городах и деревнях миламанов встречали, как героев-освободителей, и юные девушки в венках из цветов толпами карабкались на их глайдеры, мешая вести боевые действия.

Одежда многих девушек состояла из одних венков, но миламаны оставались к этому равнодушны — тем более, что среди них даже в десантных подразделениях преобладали женщины.

Ликование народа здорово задерживало продвижение десантников, но это не могло спасти моторо-мотогалов от разгрома. Полевой штаб оккупационных войск, потеряв всякую надежду, в панике запрашивал подкрепления, но из Мотогаллии слали только советы, первый из которых — обратиться к генералу Забазару.

Проблема заключалась в том, что ни в Генеральном штабе Мотогаллии, ни в Главном штабе союзнических войск понятия не имели, где означенный генерал находится. Его эскадра пропала, не оставив после себя никаких следов.

Вице-генерал Заразабах, которому Забазар отдал приказ “Ни шагу назад”, пал смертью храбрых от случайного выстрела своего заместителя, не успев передать этот приказ кому-либо еще.

Прежде чем произвести случайный выстрел, заместитель Заразабаха четырежды полковник Тугудун забыл спросить, куда и зачем улетел генерал Забазар.

Тугудун надеялся победить всех врагов собствен­норучно и рассчитывал, что это принесет ему заслуженную награду — генеральское звание, новую должность и полную грудь орденов. Он даже свои приказы подписывал не “четырежды полковник Тугудун”, а “врио[5] генерала Тугудун”. Но это ему не помогло.

Врио генерала запросил подкреплений слишком поздно, но их ему все равно никто не дал. Дело в том, что Тугудун так и не решился сообщить наверх о том, что положение катастрофическое и скоро весь Рамбияр окажется в руках миламанов и партизан.

— Мы наступаем на всех фронтах, — докладывал врио генерала лично младшему помощнику запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя, — и ввиду непреходящего героизма мотогальских солдат срочно нуждаемся в подкреплениях.

— По причине отсутствия свободных резервов и средств для доставки подкреплений к месту боев приказываю удвоить героизм, — отвечал маршал Караказар.

Удвоение героизма привело к росту потерь в геометрической прогрессии, и вскоре Тугудуну пришлось отбить паническую телеграмму в Генеральный штаб:

“Победа близка, но солдат не осталось совсем и боеприпасы на исходе”.

“Но ты же воин Всеобщего Побеждателя, Тугудун”, — отвечал Генеральный штаб, и врио генерала пришлось лично вести штабных офицеров в атаку, поскольку бой шел уже на территории его резиденции.

— Враг капитулирует, но некому поднять знамя Всеобщего Побеждателя над поверженной крепостью, — доложил Тугудун некоторое время спустя, когда миламанские десантники и рамбиярские партизаны, блокировав его на чердаке разгромленного штаба, кричали через дверь: “Сдавайся, вонючий мотогал!”

Наверху так и не узнали бы о поражении мотогальских войск на Рамбияре, но все испортил старший из выживших офицеров разведки, который рискнул сообщить своему собственному начальству об истинном положении дел.

— Некоторые гарнизоны еще держатся, но их ряды тают! Без подкреплений мы не выстоим! — возбужденно выкрикивал он по мобильному каналу связи, и начальник разведки Генерального штаба Мотогаллии Бунтабай сразу понял, что это отличный повод реабилитировать себя в глазах вышестоящего руководства, недовольного тем, что главный разведчик до сих пор не нашел миламанский крейсер с носителем гена бесстрашия на борту.

А заодно это будет пика в зад генералу Забазару, который подобрался к проклятому крейсеру гораздо ближе, но в то же время практически потерял Рамбияр.

Для маршала Караказара, который был введен в заблуждение победными реляциями врио генерала Тугудуна, доклад начальника разведки прозвучал, как гром среди ясного неба. Но он тоже сразу понял, что это отличный способ обскакать на повороте и вице-генералиссимуса Загогура и Дважды Генералиссимуса Набурбазана. Надо только пробиться через все промежуточные инстанции к самому второму адъютанту Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералис­си­мусу Тартакану.

Конечно, такие дела быстро не делаются, и пока маршал Караказар добивался аудиенции у Четырежды Генералисси­муса, врио генерала Тугудун был пленен, а офицер разведки, геройски сказавший начальству правду, убит в бою.

Чтобы избежать лишних жертв, миламаны разнесли последние бастионы мотогалов в пыль бомбардировкой с воздуха, и Рамбияр вновь обрел свободу, в честь чего все его жители от младенцев до глубоких стариков вдрызг упились молодым вином и учинили массовый дебош планетарного масштаба, о котором еще долго помнили потомки, передавая рассказы о Дне Победы из уст в уста.

38

Случайно узнав о том, что канонерка “Тень бабочки”, пассажиром которой он являлся помимо своей воли, чуть не попала в моторо-мотогальскую ловушку у Рамбияра, носитель гена бесстрашия впал в трансцендентное состояние.

Употребив лошадиную дозу миламанских стимуляторов он парил над беспросветной реальностью вне времени и пространства с умиротворенной улыбкой, столь же бес­страстной, как улыбка Будды.

Первую дозу транквилизатора в него впихнули насильно, потому что Евгений Оскарович проявил намерение спрыгнуть со звездолета на ходу и, упорствуя в этом намерении, вверг переполненную канонерку в пучину хаоса и безумия.

Пришлось звать на помощь микробот с инъектором, который в два счета утихомирил буйного пассажира, засадив ему под лопатку полмилиграмма “эликсира счастья”.

После этого Евгений Оскарович уже не пытался покинуть судно противоестественным путем, зато начал приставать ко всем присутствующим людям и миламанам с предложением:

— А давайте выпьем!

И поскольку возражений не последовало, он укушался вдребезги божественными нектарами, которые лились из синтензора, словно из волшебного источника.

Пока Же Ни Йя еще был способен разговаривать, он читал Ли Май Лим стихи, которые написал когда-то в молодости его собственный отец:

На закате, когда становится

Все, как бронзовое литье,

Я шепчу, провожая солнце,

Как молитву, имя твое.

Витийствовал он не просто так, а с тайным умыслом — чтобы показать миламанам, что на Земле тоже умеют писать стихи. Однако на миламанов это впечатления не произвело — наверное, опять сказались трудности перевода. А когда Же Ни Йя приступил к чтению рубаи Омара Хайяма, органы речи окончательно отказались ему повиноваться. Именно тогда на его лице застыла улыбка Будды и уже не сходила с губ до тех пор, пока носитель гена бесстрашия не провалился в сон.

Но тишина на борту “Тени бабочки” так и не наступила, потому что скандальную эстафету у Неустроева перехватила горячая девушка по имени Зоя. Правда, она действовала более разумно и не проявляла желания выпрыгнуть за борт без скафандра. Вместо этого она попыталась захватить ходовую рубку, взять в заложники пилотов и заставить их повернуть к Земле.

Против нее тоже применили испытанное средство — “эликсир счастья” внутримышечно, но окончательно Зоя успокоилась лишь после того, как ей пообещали возместить моральный и материальный ущерб, предложив в качестве вознаграждения слиток золота, который будет весить столько же, сколько она сама.

В ответ такого же вознаграждения потребовали все земные девушки, но их удалось усмирить без применения лекарственных препаратов. Капитан канонерки заверил их, что золота у расы миламанов хватит на всех.

Тогда девушки начали торговаться, требуя надбавки, но капитан отмахнулся от них, ибо как раз в этот момент “Тень бабочки” догнал новый “гонец” с “Лилии Зари”. Лай За Лонг передавал, что эскадра генерала Забазара в полном составе ушла прямым курсом на Ми Ла Ман и наверняка будет ждать в наиболее вероятной полосе прорыва.

Еще Лай За Лонг сообщал, что поиски шпиона на борту “Лилии Зари” пока не увенчались успехом. Миламаны, взятые под наблюдение, ведут себя совершенно обычно, и есть опасение (или наоборот, надежда), что шпион теперь никак не проявит себя до самого Ми Ла Мана, поскольку он завершил свою миссию, запустив в гиперпространство аннигиляционный маяк.

Сохраняется, однако, вероятность того, что мотогальский агент имеет и другое задание — например, уничтожить носителя гена бесстрашия или зачатого им инфанта.

В этом случае он может находиться на борту канонерки, и Лай За Лонг в очередной раз призывал ее капитана и командира спецназовцев Ри Ка Рунга к особой бдительности.

Беседуя с Ри Ка Рунгом в ходовой рубке капитан канонерки даже предположил, не находится ли земная девушка по имени Зо Йя под влиянием мотогальского агента. В этом случае ее странная попытка захватить мостик получала логическое объяснение.

Однако Ри Ка Рунг отнесся к этой идее скептически.

— Канонерка — неудачное место для заговоров, — заметил он. — Негде уединиться. Все на виду. Я, конечно, проверю, с кем из миламанов она вступала в контакт особенно часто. Но кажется, это пустой номер. Да и действовала она слишком бестолково. Ни одного шанса на успех.

Что правда, то правда. Можно было, конечно, заподозрить, что Же Ни Йя тоже в заговоре со шпионом и устроил дебош с последующим спаиванием экипажа специально, чтобы притупить бдительность — но в этом случае странно, почему он сам напился до состояния нирваны, оставив сопровождающих лиц трезвыми, как пуленепроби­ваемое стекло.

А попытка Зои отвлечь матерого спецназовца жгучим поцелуем, чтобы свободной рукой вытянуть у него из кобуры парализатор, выглядела просто смехотворно. Это же не земной мужчина, который может потерять голову от поцелуя и жарких объятий. Миламанам подавай млечные слезы, да и то не факт, что тренированный спецназовец даже в этом случае потеряет голову и позволит отобрать у себя табельное оружие.

Ну а когда Зоя все-таки ворвалась в рубку без всякого оружия, если не считать ультразвуковых обертонов ее крика — это была уже обыкновенная истерика, бессмысленная и безобразная.

Зоя попыталась взять пилотов на испуг, а когда это не вышло, принялась бить приборы, но на ее несчастье приборы оказались сделаны из небьющихся материалов, способных выдержать даже близкий взрыв. Так что она только отбила себе руки и получила заряд транквилизатора под лопатку.

Все точно так, как сказал Ри Ка Рунг — ни единого шанса на успех.

Но это вовсе не означало, что на борту канонерки нет моторо-мотогальского шпиона, который спит и видит, как бы угробить носителя гена бесстрашия и его еще нерожденного потомка.

39

Когда стало очевидно, что Рамбияр перешел в руки миламанов, и наступило время для наказания невиновных и награждения непричастных, генерала Бунтабая вызвал к себе второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан.

В его приемной восседал новый секретарь — дважды маршал Караказар, и Бунтабай сразу понял, что ничего плохого этот визит ему не сулит.

Так и оказалось. Четырежды Генералиссимус объявил, что достойному Бунтабаю из большого мотогальника Бу присваивается звание дважды генерала и поручается отыскать трусливого изменника Забазара, дабы захватить его живым или мертвым для предания справедливому суду.

А Караказар в приемной добавил по секрету, что если новоиспеченный дважды генерал справится с этой задачей и доставит изменника живым, то он сможет занять его место.

Намек был прозрачен и понятен без объяснений. Рамбияр потеряли союзнические войска — значит отбивать его обратно придется тоже им. И это будет такой подвиг, который послужит отличным трамплином для карьеры. Тем более, что генералам для совершения подвигов необязательно даже спускаться с небес на землю. Руководить войсками можно и с борта флагманского корабля, который практически неуязвим.

Генерал Забазар мог бы подняться до больших высот, если бы не его характер. Но когда обсуждался вопрос о назначении Забазара на должность начальника штаба бронекавалерии, против высказался не только Караказар, но и собственные покровители генерала из мотогальника За’. И Забазара сплавили в союзнические войска, оставив в прежнем звании.

Правда, тогда же союзническим войскам были приданы бронекавалерийские части, а Забазар с тех пор нередко возглавлял совместные боевые операции “добровольцев” и бронекавалерии. И ордена сыпались на него дождем — да вот только орденами сыт не будешь. У иного рядового тоже бывает полна грудь наград, а любой унтер все равно может заехать ему по морде.

Генералу унтер заехать по морде не может, а вот генералиссимус — вполне. Что второй адъютант Всеобщего Побеждателя и собирался сделать, но оказался перед неразрешимой проблемой. Генерал Забазар вместе со всей своей космической эскадрой пропал неизвестно куда. Буквально как сквозь землю провалился.

— Достать хоть из-под земли! — распорядился Четы­режды Генералиссимус.

— Есть достать из-под земли! — поперхнувшись посередине фразы, преданно ответил дважды генерал Бунтабай, ослепленный сиянием второго адъютанта, который по статусу был примерно равен заместителю Господа Бога по стратегическим вопросам. Если учесть, что моторо-мотогалы не знали иного бога, кроме Всеобщего Побеждателя, то это даже не будет преувеличением.

Но в тот момент, когда Бунтабай совсем уже собрался рыть носом землю в прямом смысле слова, эскадра генерала Забазара вынырнула из гиперпространства в непосредственной близости от скопления Ми Ла Ман.

Там, где она появилась, уже были корабли союзнических войск. Генерал Забазар никогда не клал все яйца в одну корзину и заранее расставил свои боевые силы в тех местах, где прорыв миламанской экспедиции был наиболее вероятен. Но лучшие космические силы Забазар взял с собой на Рамбияр и там их крепко потрепал авангард миламанской флотилии и одинокая “Огненная кошка”.

Но теперь генерал был уверен, что ему удалось обмануть миламанов. Они бросили на Рамбияр все свои резервы, и флотилия не успеет вернуться. А снимать боевые части с фронта миламаны не станут.

Генерал знал, как важен для миламанов ген бесстрашия, и все-таки был уверен, что даже ради такой добычи они не пожертвуют прочностью обороны своего скопления.

Но за то время, что эскадра провела в гипер­простран­стве, обстоятельства изменились. Миламаны неожиданно быстро захватили Рамбияр, а Генеральный штаб, недолго думая, определил в виновные Забазара. А чего тут долго думать, если все лежит на поверхности. Забазар бросил без помощи свою пехоту, и пехота не сумела удержать планету.

Приказ об аресте Забазара можно было отдать по мгновенной связи, но Бунтабай побоялся, что прославленный генерал окажет сопротивление и назло всем погибнет в схватке, чтобы остаться в памяти мотогалов героем без страха и упрека. Поэтому дважды генерал не решился доверить арест Забазара контрразведке и вылетел на место событий лично, захватив с собой суперэлитный спецназ — отдельный диверсионный отряд Генштаба.

А пока флагман начальника разведки с кораблями сопровождения добирался от Мотогаллии до Ми Ла Мана и окольными путями пробирался на задворки кольца окружения, опасаясь миламанских рейдеров, призрачными тенями снующих по тылам противника, Забазар спокойно готовил капкан для “Лилии Зари”.

Посвященные старательно скрывали решение об аресте Забазара от его покровителей, и начальник Главного штаба союзнических войск так и не узнал о нем, пока в непосредственной близости от капкана не появился флагманский корабль разведки.

А когда он появился, крейсера Забазара резво метнулись от него прочь.

Бунтабай, естественно, подумал, что изменник преду­прежден и убегает — и бросился следом. И неожиданно оказался в самой гуще боя, потому что Забазар на самом деле никуда не убегал. Он просто устремился к тому месту, где как раз в этот момент пытался прорваться через кольцо окружения миламанский легкий крейсер.

40

Легкий крейсер глубокой разведки новейшего образца имеет очень высокий коэффициент кратного ускорения. Но до какой бы скорости он ни разогнался — тормозильная бомба догонит его все равно, рано или поздно. И скорее рано, чем поздно.

Обогнав крейсер, бомба сработала, мгновенно превратив в ничто область пространства, ничтожную по космическим меркам. Но этого было достаточно, чтобы звездолет, попавший в аннигиляционный разрыв в следующую долю секунды, тотчас же выпал в досвет, как падает в канализационный люк без крышки человек, оступившийся на темной улице.

Мотогальские корабли накинулись на него, как осы из потревоженного гнезда. Но тут на горизонте появился еще один крейсер, который демонстрировал свои скоростные способности далеко в стороне.

Оба звездолета принадлежали к одному классу, и любой из них можно было принять за “Лилию Зари” не только издали, по приборам, но даже вблизи, глядя на корабль в упор. Но второй корабль удостоился большей чести, чем первый. Ему навстречу из глубины миламанской территории рванулась группа тяжелых крейсеров, окруженная роем истребителей.

Центр боя переместился туда, но прошло совсем немного времени — и в освободившееся пространство ринулись еще три крейсера.

Миламаны умело растягивали оборону, и когда Забазар понял, что в прорыве участвует не меньше десяти одинаковых крейсеров, бой кипел уже в семи разных местах.

А с периферии поступали сообщения о новых кораблях, идущих к Ми Ла Ману на всех парах. Режиссеры прорыва щедро раскидали на окраине галактики ложные цели, и на мгновение Забазар даже подумал, что вся флотилия, наносившая удар по Рамбияру, каким-то образом успела вернуться к родному скоплению раньше, чем можно было предполагать.

Флагман разведки Генерального штаба  Мотогаллии крутился в мясорубке боя без всякой цели и смысла. Дважды генерал Бунтабай, не знал, что ему предпринять, и посоветовать было некому, потому что мнения разделились.

Одни подчиненные начальника разведки были уверены, что все это — уловка Забазара, который пытается избежать ареста, инсценировав свою гибель в бою, в то время как другие не исключали, что прославленный генерал действительно набрел на след “Лилии Зари”, и один из крейсеров, которые рвутся теперь к Ми Ла Ману — это она и есть.

Вторые были ближе к истине, но Бунтабай об этом не знал и склонялся скорее к первому варианту.

Между тем, “Лилия Зари” действительно была здесь. Больше того, она нос к носу столкнулась с флагманом разведки, который как раз подыскал себе относительно безопасное местечко в стороне от эпицентра схватки.

Именно тут и решил пробиваться к своим капитан “Лилии Зари” Лай За Лонг. Он тоже счел это место наиболее безопасным.

Корабли сошлись один на один, но дважды генерал Бунтабай не принял боя. Со стороны Ми Ла Мана уже спешили тяжелые крейсера и два линкора, и главный разведчик тихо сказал своему капитану:

— У нас другая задача.

Капитан был того же мнения и поспешно рванул в сторону.

За миламанским крейсером уже гнались корабли союзнических войск, и стремительная бронекавалерия почти что села ему на хвост. Стоило флагману разведки продержаться против “Лилии Зари” всего несколько минут — и она бы не ушла. Начался бы встречный бой, а там уж кому повезет.

Но на этот раз повезло миламанам. “Лилия Зари” проскользнула мимо флагмана разведки Генерального штаба Мотогаллии, вежливо уступившего даме дорогу, и юркнула за большие крепкие спины громадных линкоров.

В этот момент на крейсере с облегчением вздохнули все, включая даже моторо-мотогальского шпиона, который решил, что ему теперь нет резона спасаться в шлюпке и спешно бежать к хозяевам, не имея в руках ничего ценного. Ведь “Лилия Зари” теперь пойдет на профилактическую проверку, а шпион — младший офицер ремонтной группы, и его не спишут на берег вместе с остальным экипажем.

Между тем дома бдительность на корабле наверняка упадет, и можно будет без труда забрать из компьютерной сети информацию о маршруте крейсера, а потом передать ее резиденту, не вызывая никаких подозрений.

Так думал моторо-мотогальский агент, который оставался на борту “Лилии Зари” и при всем желании не мог проникнуть на канонерку “Тень бабочки”, поскольку там хватало своих ремонтников, и варяги им были не нужны — особенно такие, которые погрузились на крейсер в последние дни перед отлетом.

Совет Ри Ка Рунга сработал на все сто. Шпион и носитель гена бесстрашия оказались на разных кораблях, и мотогальский агент никак не мог повредить землянину или инфанту. Конечно, младший офицер не стал бы даже и пытаться — ведь он не камикадзе и не идиот, однако миламаны об этом не знали, и их предосторожность была вполне оправданной.

И возможно, все получилось бы именно так, как рассчитывал шпион — но все испортило феноменальное чутье генерала Забазара.

Когда генерал в очередной раз бросил быстрый взгляд на карту боя, в его голове зазвенел сигнал тревоги. Миламаны сумели оттянуть все мотогальские силы на один фланг, совершенно оголив другой.

На свободном фланге зияла пустота. Там не было никаких целей, ни истинных, ни ложных. И только в глубине миламанской территории, укрывшись за огромной звездой — холодным красным гигантом — засела группа звездолетов, готовых рвануться вперед по первому сигналу.

В горячке боя легко было упустить этот момент — тем более, что еще несколько минут назад в центре этого пространства кипела драка. Но потом миламанские корабли бросились врассыпную, разлетелись по сторонам, укрылись в сверхсвете, стремительно набирая скорость. И мотогалы, повинуясь охотничьему инстинкту, ринулись за ними.

Рвались тормозильные бомбы, корабли вылетали из гиперпространства, как пробки из шампанского, но все это происходило уже за триллионы километров от того места, где теперь зияла пустота.

Предельная скорость хорошего боевого звездолета в кратковременном импульсном броске достигает миллиона световых, и хотя такой бросок длится считанные секунды или в лучшем случае — минуты, за это время можно улететь очень далеко.

И теперь в боевых порядках мотогалов образовался разрыв длиной не меньше пяти парсек, причем с одной стороны этого разрыва находились лишь обычные для этих мест мотогальские заслоны — малочисленные, слабые и небоеспо­собные.

Главные силы мотогалов давно перекочевали на другой фланг. Раскинувшийся на десятки парсек капкан захлопнулся раньше времени, и генерал Забазар ничего не мог с этим поделать. Если не создать численного превосходства в зоне боя, то этот бой неизбежно будет проигран.

Чтобы не пропустить за кольцо ни один из миламанских крейсеров, пришлось даже ослабить и без того маломощные заслоны на второстепенных направлениях. Но и это не помогло. По меньшей мере три крейсера все равно прорвались, а еще четыре — погибли, и это все больше напоминало лотерею, ибо никто не мог сказать, где теперь искать “Лилию Зари” — среди погибших или среди прорвавшихся. А может, среди тех, кто еще ведет бой.

Но генерал Забазар не имел привычки гадать вслепую. Он доверял своей интуиции, а она подсказывала — что-то здесь не так. Ведь миламаны тоже не круглые идиоты. Они должны понимать, что мотогалы будут охотиться за всеми крейсерами, которые пойдут на прорыв — а значит, лотерея неизбежна. Кто-то прорвется, кто-то погибнет, но нет никаких гарантий, что повезет именно “Лилии Зари”.

Когда из-за неприметной желтой звездочки выскользнула маленькая канонерка, окутанная густым облаком маскировоч­ных полей, мотогалы уже привычно идентифицировали ее, как ложную цель. А на эту удочку попалось уже несколько мотогальских звездолетов, которые, погнавшись за блесной, нарывались под неожиданный удар с тыла.

Миламаны ложными целями растаскивали вражеские корабли по сторонам и били их поодиночке.

Но Забазар недаром любил читать регулярные разведсводки из ведомства Бунтабая. В его мозгу под наслоениями оперативной информации роились бесчисленные данные из этих сводок. И на этот раз в голове Забазара внезапно всплыли и слились в критическую массу два разрозненных сообщения.

В одном из них мотогальский крот, засевший в миламанской службе вооружений и боеприпасов, передавал, что несколько новых канонерок были переоборудованы для специальных операций и получили более мощное вооружение и средства защиты.

Весьма осведомленный агент приводил даже список этих канонерок, и одно из тех имен недавно попалось на глаза Забазару в другом списке — перечне потерянных миламанских кораблей.

Канонерка “Тень бабочки” не встречалась мотогальским наблюдателям на фронте и шпионам в тылу достаточно долго, чтобы появилась почва для подозрений. Что если эта лодка ушла на спецзадание особой важности?

А то, что наблюдатели идентифицировали, как ложную цель, было очень похоже на след канонерки.

И, повинуясь внезапному порыву, генерал Забазар бросил свой корабль ей навстречу, на ходу командуя всем остальным:

— Делай как я!

Импульсный рывок флагмана союзнических войск заметили все, и никого он не оставил равнодушным. Но особенно бурные эмоции это телодвижение вызвало на другом флагмане — корабле дважды генерала Бунтабая.

— Они уходят! — взревел капитан флагмана разведки, имея в виду генерала Забазара и его корабли, и не дожидаясь приказаний, бросил свой звездолет в погоню.

— Проклятье! — в то же самое время воскликнул на своем мостике Лай За Лонг. — Они засекли канонерку!

И тоже не задумываясь вывел “Лилию Зари” из-под прикрытия линкоров, чтобы броситься на помощь маленькому кораблику, которому не удалось обмануть врага.

41

Капитан первого ранга Тум Ман Ти вполне мог командовать тяжелым крейсером, но в этой экспедиции ему досталась канонерка. А поскольку обычно кораблями такого класса командуют капитан-лейтенанты, Тум Ман Ти звался не просто командиром лодки, а начальником особой группы. В этом качестве он возглавлял не только свой экипаж, но и всех, кто находился на борту канонерки “Тень бабочки”.

И надо сказать, им здорово повезло. Неизвестно, как бы поступил на месте Тум Ман Ти менее опытный офицер, даже если он прошел все положенные командирские учения, проверки, тренировки и занятия на тренажере.

Реальный боевой опыт не заменит ничто. Тум Ман Ти среагировал на неожиданный рывок мотогалов мгновенно. Он сразу понял, что встречный бросок ничего не даст. До скопления слишком далеко, а на повторный импульс не хватит энергии. И секунду спустя Тум Ман Ти вышвырнул свою лодку в досвет с резким разворотом.

Будучи уверен, что в одном прыжке мотогалы канонерку не достанут, Тум Ман Ти решил не сближаться с ними, а наоборот, уходить от погони в противоположную сторону.

Он видел, что за мотогалами устремились миламанские корабли, а значит, бой между ними неизбежен, и важно только, чтобы он начался раньше, чем мотогалы догонят “Тень бабочки”. Тогда будет возможность отсидеться в стороне и, улучив момент, проскользнуть мимо дерущихся домой.

Но оторваться далеко не получилось. На скорости в десять тысяч световых канонерка стабилизировала полет и перешла из импульсного режима в линейный, чтобы тотчас же начать маршевое ускорение. Ни один корабль не может менять режимы полета быстрее, чем юркая канонерка, но в стабильном полете звездолет уязвим для тормозильных бомб, и эти бомбы доставали “Тень бабочки” одна за другой.

После каждого удара канонерка начинала ускорение снова, но любой, кто свалился в открытый люк десять раз подряд, неизбежно начнет хромать. Хорошо еще, в тылу у мотогалов были свои, и они тоже швыряли вдогонку врагам тормозильные бомбы — так что погоня превратилась в рваный бег.

Марафон этот продолжался несколько часов, пока все его участники не выдохлись и не растеряли весь гиперпространственный боезапас.

Когда флагманский корабль генерала Забазара догнал, наконец, канонерку, ему оказалось нечем выбить ее из гиперпространства, и бронекавалеристу-камикадзе пришлось пожертвовать собой, запустив самоуничтожитель прямо перед носом “Тени бабочки”.

Самое удивительное, что все это время пассажиры канонерки безмятежно спали. Им не стали сообщать, что цель путешествия близка, но существует опасность боя. Миламаны опасались, что Же Ни Йя опять поведет себя неадекватно, а взрывная как порох девушка по имени Зо Йя еще чего доброго начнет в разгар боя бить приборы и таскать звездолетчиков за волосы.

Но когда прямо по курсу аннигилировала бронекава­лерийская мотошлюпка, экипажу канонерки стало не до сантиментов. “Тень бабочки” опять вылетела в досвет, но теперь у нее не было шансов на новое срочное погружение. Пространство вокруг экранировали силовые поля мотогаль­ского флагмана, который пытался взять канонерку в захват и затянуть ее в свой трюм.

И возможно, это ему бы удалось, даже несмотря на то, что поблизости вывалилась из сверхсвета “Лилия Зари”, и ее истребители без промедления пошли в атаку. Но тут на корабль Забазара обрушился сверху флагман разведки, который затеял аварийную стыковку.

Дважды генерал Бунтабай стремился сбросить свой спецназ и арестовать Забазара раньше, чем тот получит в свои руки ценный груз, который позволит ему оправдаться перед вышестоящим командованием за потерю Рамбияра.

Между тем Забазар поначалу решил, что его атакует трофейный мотогальский корабль, попавший в руки миламанов. И естественно, стал отстреливаться.

Тогда Бунтабай, совершенно ошалевший от всего происходящего, отдал приказ:

— Уничтожить изменника!

Два мотогальских флагмана сцепились друг с другом на глазах изумленных миламанов. “Тень бабочки” вырвалась из захвата и была близка к тому, чтобы уйти под защиту миламанских крейсеров, но ее остановила фотонная торпеда, которую пустил корабль Забазара, демонстрирующий способность успешно сражаться сразу на три фронта.

Тут в зоне боя появились другие мотогальские корабли, и поврежденная канонерка оказалась перед ними беззащитна.

Ее прикрыла “Лилия Зари”, которая находилась к канонерке ближе всех — но у “Лилии” были свои проблемы. Бой кипел прямо на ее борту. Один из младших офицеров ремонтной бригады забаррикадировался на шлюпочной палубе и пытался угнать шлюпку, отстреливаясь от штурмовой группы спецназа, которая под огнем ломала дверь.

Сначала миламаны решили, что парень просто сошел с ума от страха, и только некоторое время спустя до них дошло, что это и есть тот самый шпион, которого так долго искали, но так и не нашли.

Шпион в панике врубил маршевый двигатель прямо на шлюпочной палубе, а защита от дурака не сработала, потому что компьютерные цепи корабля были перегружены из-за многочисленных боевых повреждений.

Мотогальский звездолет в подобном состоянии давно бы сошел с ума и потерял управление, а на “Лилии Зари” отрубились только некоторые второстепенные предохранители, которые, по сути, вообще были ни к чему, поскольку в миламанском военном флоте дураков нет.

Но один идиот все-таки нашелся, и маршевый двигатель катера обрушил всю шлюпочную палубу, которая похоронила под собой штурмовую группу спецназа и прилегающие отсеки крейсера.

Шпион в шлюпке рвался к мотогальским кораблям, посылая в эфир полученный от резидента сигнал “Я свой”. Но два флагмана, полностью утративших представление о реальности, уже не верили никаким сигналами в полном согласии между собой обстреляли шлюпку, не прекращая палить друг по другу.

Тем временем на канонерку “Тень бабочки” насела бронекавалерия. Истребители с разбитой “Лилии Зари” пытались ее отсечь, чтобы продержаться до подхода подкреплений — но подкрепления все не подходили, потому что завязли в боестолкновении с мотогальскими кораблями. И Тум Ман Ти понял, что у канонерки остался только один шанс уцелеть.

Уходя от мотошлюпок, “Тень бабочки” вплотную приблизилась к обитаемой планете, про которую бортовой компьютер сообщал: “Имеет стандартную биосферу. Пригодна для жизни миламанов. Наличие разумных обитателей под вопросом. Подробное обследование не проводилось. Мотогальских баз нет. Интереса не представляет”.

Теперь эта планета представляла для экипажа канонерки очень большой интерес. Даже если просто перевести бой в атмосферу, а затем на сушу, то преимущество получит тот, кто совершит этот маневр раньше. Если же скрыться под водой, то бронекавалерия вообще окажется бессильна.

И Тум Ман Ти без колебаний направил канонерку к планете.

Но уйти от бронекавалерии не удалось. Уже в атмосфере три последних мотошлюпки пристроились канонерке в хвост.

Когда одну из них сбил истребитель, а еще одна погибла в лобовой атаке, пытаясь преградить истребителю путь, третий бронекавалерист решил таранить канонерку. Он был сбит кормовым орудием, но самоуничтожитель мотошлюпки сработал, и “Тень бабочки” задело краем аннигиляционного взрыва.

Этот взрыв повредил энергоисточник. Свет сначала погас, а потом замигал, действуя на нервы, и на борту началась паника. Виноваты в ней были, конечно, земляне, и больше всех — Евгений Оскарович Неустроев по прозвищу Же Ни Йя, носитель гена бесстрашия, который всегда боялся летать на самолетах и часто видел подобные сцены в кошмарных снах.

С криком “Дайте мне парашют!!!” — он набросился на первого встречного члена экипажа женского пола, схватив ее за грудки с явным намерением вытрясти душу. Миламанка душу не отдавала, но Неустроев инстинктивно выбрал не бойца спецназа, а звездолетчицу, привыкшую к сидячей работе. силы же самого Неустроева в панике возрастали десятикратно.

На помощь коллеге кинулись другие миламаны, но пока Неустроева оттаскивали от звездолетчицы, земные женщины решили, что у нее есть парашюты, и тоже стали требовать средства спасения.

Между тем ретранслятор заколодило на слове “парашют”, потому что предмет, который обозначается этим словом на Земле, миламаны не использовали, а можно ли назвать парашютом индивидуальный антигравитационный двигатель, ретранслятор не знал. Поэтому миламаны не могли понять, чего эти сумасшедшие земляне от них хотят.

Несчастную звездолетчицу, у которой не было ни парашюта, ни даже ИАДа, спасло от линчевания только то, что на борту было много спецназовцев, которым даже в аварийной ситуации было нечего делать. К тому же в самый критический момент отказала искусственная гравитация, и все кубарем покатились по салону наперегонки с неодушевленными предметами.

Горячая девушка по имени Зоя столкнулась с Неустроевым где-то в районе потолка. Храня верность принципу: “Держись за воздух — земля обманет”, — она ухватилась за мужчину и упала на пол вместе с ним. И неизвестно что на нее нашло, но только Зоя с патетическим возгласом: “Прощай!” — внезапно вцепилась в губы Евгения Оскаровича чуть ли не зубами, так что он даже на мгновение забыл про вожделенный парашют.

Но тут от недостатка энергии захлебнулся последний из четырех планетарных двигателей, а слова капитана Тум Ман Ти, сказанные им пилоту в соседнем кресле, почему-то разнеслись по громкой трансляции и были дословно переведены ретранслятором для землян.

— До моря не дотянем, — сказал капитан. — Падаем на сушу. Чтоб ты заржавела, чертова железяка!

Насчет заржаветь — это был спорный вопрос, поскольку миламанские звездолеты строились из некоррозийных материалов, но вот разваливалась чертова железяка на ходу. А суша хоть и казалась еще далекой, но приближалась неумолимо.

А тем временем в космосе продолжался бой, и все его участники давно потеряли из виду канонерку.

Подбитая шлюпка с “Лилии Зари” тоже не вызывала ни у кого интереса, а между тем, она, потеряв управление, с околосветовой скоростью шла прямо на ту же самую планету.

Система экстренного торможения сгорела гораздо раньше, чем удалось сбросить скорость до первой космической, и шлюпка пропорола атмосферу за доли секунды, как не смог бы даже крупный метеорит.

Воткнувшись в землю, она стерла с лица земли большой город со всеми его окрестностями и пробила в планетарной коре дыру, по сравнению с которой Аризонский кратер — все равно что ямка в детской песочнице.

Но моторо-мотогальский шпион по имени Зам Ми Зунг  остался жив. Ведь самой надежной из всех систем миламанской спасательной шлюпки является катапульта, а индивидуальный антигравитационный двигатель может быстро и без риска для здоровья затормозить своего хозяина вплоть до полной остановки независимо от начальной скорости.

На то она и антигравитация.

42

“Тень бабочки” катилась вниз, словно с громадной пологой горы. Гравитационная подушка то включалась, то вырубалась, свет мигал, как мечта эпилептика, компьютер заело на фразе: “Экипажу и пассажирам настоятельно рекомендуется покинуть корабль”, а главный энергоисточник закоротило, так что со стороны падающая канонерка напоминала большой веселый фейерверк.

— Балласт в шлюпку! — орал капитан, которому некогда было выбирать выражения, и что самое удивительное — его прекрасно поняли, хотя под балластом он имел в виду самый ценный груз корабля.

Два спецназовца подхватили под мышки носителя гена бесстрашия и бегом потащили его к шлюпке, шатаясь от стены к стене, потому что искусственная гравитация отключилась, а естественная вела себя крайне неадекватно. Канонерка то и дело проваливалась вниз, как сорвавшийся с тросов лифт, и тогда всех подбрасывало к потолку, а потом опять швыряло на пол или на стенку, в зависимости от того, с каким креном “Тень бабочки” выходила из пике.

Всего шлюпок было две, и места в них с лихвой хватало всему стандартному экипажу канонерки — но на такое количество пассажиров они рассчитаны не были. И тем не менее в шлюпки погрузили именно пассажиров — истошно вопящих земных девушек, обезумевшего от страха Неустроева, Ли Май Лим с инфантом и ученых из группы сопровождения.

Спецназовцы поместились в шлюпке не все, но Ри Ка Рунга втолкнули туда почти насильно. Все так же не стесняясь в выражениях, капитан напомнил командиру спецназа, что его задача — беречь землян и инфанта, что в свете новых обстоятельств приобретает особую остроту.

Но когда шлюпки отчалили, оказалось, что одна из них повреждена, причем та самая, куда затолкали Неустроева и Ли Май Лим.

Кувыркаясь, шлюпка с воем пошла к земле, обгоняя канонерку.

Ри Ка Рунг, который из-за препирательств с капитаном, оказался в другой шлюпке, среагировал мгновенно.

— На перехват! — скомандовал он пилоту, и тот понял спецназовца с полуслова.

В крутом пике исправная шлюпка догнала поврежден­ную и захватила ее своим силовым полем. Случилось это уже возле самой земли, но даже кратковременная перегрузка оказалась слишком большой. Силовая установка исправной шлюпки не выдержала напряжения, и будь высота побольше, катастрофа была бы неминуема.

А так пассажиры шлюпок отделались синяками и шишками. Сильнее всех пострадала Ли Май Лим, которая, спасая инфанта, совсем не думала о себе. Инфант остался цел, зато его мать крепко побило о борта и переборки, несмотря на то, что спецназовцы пытались ей помочь.

Шлюпки приземлились так стремительно, что опередили падающую канонерку, и с высокого холма, на котором они оказались, было хорошо видно, как “Тень бабочки” садится на реку.

Река подвернулась очень кстати. Вода смягчила удар, и хотя на ближайшем повороте канонерка вылетела на берег, пропахивая корпусом в земле широкую полосу, она, во всяком случае, не развалилась на куски.

Спасшиеся в шлюпках не сговариваясь помчались с холма вниз, к реке — даже Ли Май Лим с отбитыми ребрами и Неустроев, полупарализованный ужасом. Они неслись, не думая, как будут переправляться через широкую реку — ведь разбитая канонерка воткнулась в лес на другом берегу.

И словно по заказу у берега покачивалась на слабой волне лодка. В ней сидела красивая длинноволосая девушка — гуманоид скорее земного типа, чем миламанского. Светлая кожа, черные волосы, тяжелые груди с темно-красными сосками, аккуратная ямочка пупка. Неустроев не удивился бы, увидев такую красавицу на Земле.

Она была одета в длинную белую юбку, но сорвала ее с себя тотчас же, едва увидела, что на нее с холма катится шумная ватага незнакомцев. Цель этого действия была чисто утилитарной. Избавившись от юбки, девушка прыгнула с носа лодки в воду и, далеко занырнув, стала улепетывать вплавь на другую сторону реки.

Проводив аборигенку взглядом и оценив размеры лодки, Ри Ка Рунг заметил:

— Больше четырех человек в нее не поместится. Мы с тремя офицерами сплаваем на тот берег, посмотрим, что с кораблем и попытаемся найти помощь. Там, кажется, деревня, — добавил он, указав рукой на скопление домиков на другом берегу.

Лишь садясь в лодку, спецназовцы заметили на корме упругий белый шарик, похожий на кожаный мячик размером чуть побольше теннисного.

Но это был не мячик. Перевернув его, миламаны увидели тоненькое щупальце с раструбом и сразу поняли, что они нашли.

— Это же инфант! — воскликнул Ри Ка Рунг.

43

Поскольку моторо-мотогалы приняли инцидент на второстепенном участке фронта за прорыв кольца окружения с выходом миламанских войск на оперативный простор, реакция Генерального штаба Мотогаллии на это событие была соответствующей. Линия фронта — это не какой-то далекий Рамбияр, и мотогальские подкрепления начали подходить в район прорыва буквально в тот же день.

Это незапланированное перемещение войск стало причиной срыва экспедиции на поиски планеты, где живут носители гена бесстрашия. Точка, отмеченная маяком шпиона Зам Ми Зунга была известна, но Генеральный штаб никак не мог найти хотя бы пару свободных кораблей, чтобы туда слетать. А когда корабли все-таки нашлись, не было на месте генерала Бунтабая, которого с некоторых пор перестали интересовать вопросы разведки.

Бунтабай терпел позорное поражение в битве титанов от флагмана союзнических войск, а тем временем добытые с таким трудом корабли срочно понадобились для ликвидации прорыва, которого на самом деле не было.

Миламаны засекли переброску войск сразу, как только она началась, и естественно, приняли контрмеры, которые оказались настолько успешными, что прорыв-таки появился.

До миламанов вдруг дошло, что их локальная операция по возвращению домой экспедиции с ценным грузом переросла в массированное наступление, и теперь уже на всей стороне кольца, обращенной к краю Галактики нет никаких мотогальских кордонов. Они сметены бурной волной перемещений, и теперь совершенно непонятно, где свои, а где враг, где фронт, а где тыл, и на самом деле нет ни тыла, ни фронта — только эфемерные, кочующие в пространстве очаги боев.

Ясно только, что кончается фронтовая зона у обитаемой планетки, которая в миламанском каталоге числится, как 33/6‑8011‑3, а на языке местных жителей, к которым попали люди и миламаны с канонерки “Тень бабочки”, называется Роксаленом.

Здесь сложилась патовая ситуация. Миламаны и мотогалы не пускали друг друга к планете, и хотя мотогалов было больше, они не могли справиться с хаосом, поскольку не имели единого командования.

Дважды генерал Бунтабай довел до общего сведения, что трус и изменник Забазар от командования отстранен, но Забазар тотчас же уведомил своих подчиненных, что это миламанская дезинформация. И подчиненные поверили именно ему, а не Бунтабаю, поскольку никто и никогда еще не называл героического генерала Забазара трусом.

— Придумали бы что-нибудь получше, — ворчали покрытые шрамами ветераны. — У этих миламанов совсем истощилась фантазия, если они гонят такую грубую дезу.

Подоспевшим кораблям разведки с большим трудом удалось спасти звездолет Бунтабая от полного уничтожения. Но попытка дважды генерала принять на себя командование всеми мотогальскими войсками в районе Роксалена все равно не удалась. В игру вступил некто третий, а именно — фронтовой военачальник, который привел подкрепления. Он носил шеврон трижды генерала и на правах старшего по званию претендовал на общее руководство.

Отведя свой корабль на безопасное расстояние, Бунтабай принялся щеголять перед трижды генералом полномочиями, которые получены лично от второго адъютанта Всеобщего Побеждателя, умалчивая при этом, что полномочия касались только ареста генерала Забазара, но никак не руководства боевыми действиями.

Со стороны противостояние фронтовиков и разведчиков напоминало начальную стадию гражданской войны, и миламаны окончательно уверились в том, что у мотогалов не все дома.

Под шумок они попытались посадить на Роксалене эвакуатор, чтобы вывезти с планеты миламанов и людей с разбитой канонерки. Поскольку Ри Ка Рунг сразу после не особенно мягкой посадки по мобильному каналу вышел на связь с “Лилией Зари”, командованию миламанов было известно, что по меньшей мере часть экипажа и пассажиров “Тени бабочки” уцелела.

Но эвакуация не удалась. Бронекавалеристы генерала Забазара преградили эвакуатору путь, а корабли прикрытия не смогли ему помочь, потому что Забазар бросил против них крейсера, сохранившие ему верность. Их было мало, но им помогли фронтовые корабли, против которых миламанские звездолеты не могли устоять, поскольку их было еще меньше.

Когда миламаны отступили, фронтовые крейсера ринулись за ними, а генерал Забазар остался на месте, преисполненный желания немедленно начать сухопутную операцию по захвату носителя гена бесстрашия на планете Роксален. Но тут опомнился Бунтабай, который, наконец, догадался призвать на помощь дважды маршала Караказара.

Возможно, Забазар не поверил бы и Караказару, по привычке потребовав письменный приказ генералиссимуса, но тут генералиссимус позвонил ему сам. Запасной адъютант Всеобщего Побеждателя Загогур вызвал генерала Забазара по спецсвязи и приказал ему сдаться именем мотогальника За’.

А неофициально добавил:

— Всеобщий Побеждатель еще не знает о твоих выходках. А значит, они могут считаться изменой только условно. То есть я еще могу спасти тебя не только от казни, но и от каторги. Но если ты не сдашься немедленно, то Всеобщий узнает непременно, потому что я сам ему доложу. Иначе это сделает Тартакан, и тогда казнить нас с тобой будут вместе — тебя за измену, а меня за укрывательство.

Это Загогур преувеличивал. На такой риск он никогда бы не пошел.

Рисковать надо с умом. И запасной адъютант Всеобщего Побеждателя уже знал, как устроить так, чтобы генерал Забазар при всей суровости наказания остался жив, цел и в строю.

Конечно, придется прибегнуть к помощи Дважды Генералиссимуса Набурбазана, у которого есть выходы на любовницу Главного Адъютанта Всеобщего Побеждателя, а следовательно — и на самого Главного Адъютанта, поскольку Великий Генералиссимус Мотогаллии обожает эту свою трутовку. И если она попросит за генерала Забазара, то никакой Тартакан ничего не сможет сделать.

Вице-генералиссимус Загогур твердо решил не оставлять Забазара в беде. Опозоренный и спасенный им лично Забазар был даже нужнее и полезнее, чем просто прославленный полководец.

У генерала можно отнять звание и награды — но ум и чутье у него не отнимет никто.

И теперь все зависело только от того, согласится Забазар сложить оружие и отправиться под арест, или же пойдет ва-банк.

Генерал раздумывал несколько минут, а потом произнес:

— Ладно, черт с вами. Я сдаюсь.

Спецназовцы Генерального штаба ворвались на его корабль так, как будто он не произносил этих слов, но захват обошелся без жертв. Дважды генерал Бунтабай особо настаивал на том, чтобы взять Забазара живым и невредимым.

Поэтому его даже не стали бить и позволили сказать несколько слов.

— Надо снять с планеты миламанов, — сказал он. — У них ген бесстрашия, и они еще не успели далеко уйти.

44

Примерно с середины реки Ри Ка Рунг заметил отряд всадников, который двигался по берегу наперерез лодке. Впрочем, возможно они скакали к разбитой канонерке, застывшей на некотором удалении от берега среди поваленных ею деревьев. Все равно иначе как по берегу туда было не добраться.

Ри Ка Рунг налег на весла. Кроме него в лодке было три женщины — иначе она бы просто не выдержала. Гигантские мужчины потопили бы ее своим весом.

Но один мужчина был необходим. Девушки никогда не смогли бы так энергично грести, хотя это были тренированные бойцы спецназа.

Две девушки сидели на корме и одна на носу. Все трое держали наизготовку парализаторы дальнего боя — самое мощное оружие, которое миламанским солдатам разрешено применять на нейтральных планетах. Кроме них разрешены еще парализаторы ближнего боя, похожие на пистолеты, а также любые виды местного оружия — в случае если враждебные действия аборигенов потребуют их применения.

Поглядев на всадников в бинокль, Ри Ка Рунг задумчиво произнес:

— У них мечи и луки со стрелами.

— Что? — переспросила одна из девушек, не столь хорошо осведомленная о типах примитивного оружия.

— Меч — это холодное оружие с длинным клинком. А лук — примитивное метательное оружие. Думаю, это аграрный мир. Вторая или третья стадия варварства.

По всей вероятности, спутница Ри Ка Рунга учила в школе историю так же плохо, как Ли Май Лим биологию. На лице ее отразилось недоумение, однако она удержалась от новых вопросов. Тем более, что Ри Ка Рунг продолжал размышлять вслух:

— Если это варварский мир, то мы удачно упали. С парализаторами против луков нам не составит труда продержаться до подхода помощи, даже если аборигены поведут себя агрессивно.

И тут же в борт лодки вонзилась стрела, пущенная одним из аборигенов на скаку.

— Пригнитесь! — крикнул Ри Ка Рунг своим бойцам, но одна из девушек не выполнила приказа и, хладнокровно прицелившись, сняла лучника из парализатора.

Отряд не заметил потери бойца. Остальные всадники скакали вперед, не оглядываясь, и стало ясно, что их цель — канонерка.

Ри Ка Рунг попытался вызвать корабль по мобильной связи. Предыдущие попытки были неудачны, и он почти потерял надежду, но на этот раз услышал в ответ на вызов чей-то стон.

— Ри Ка Рунг вызывает “Тень бабочки”. Есть кто живой?

— Не знаю, не уверен, — произнес после паузы чей-то голос.

— Если есть, приходите в себя быстрее. К вам скачут аборигены.

— Сколько их?

— Теперь семеро. Вооружены холодным и метательным оружием.

— Этого еще не хватало. А вы где?

— Мы на середине реки, в весельной лодке. Доберемся нескоро. Так что приготовьтесь к отражению атаки.

Когда спецназовцы все-таки добрались до канонерки, преодолев последнюю часть пути пешком, они сразу поняли, что на корабле подготовились к отражению атаки по полной программе. Семеро парализованных всадников валялись в живописных позах под кустами, а звездолетчики и коллеги Ри Ка Рунга с интересом разглядывали их холодное и метательное оружие.

— Капитан погиб, — предваряя расспросы новоприбыв­ших, сказал один из звездолетчиков. — И еще многие. Раненых тоже до черта. Срочно нужен эвакуатор.

Ри Ка Рунг немедленно вызвал “Лилию Зари”, но после короткого обмена фразами был вынужден огорчить уцелевших:

— Эвакуатору не пробиться. Там еще не кончился бой. И я боюсь, как бы мотогалы не пожаловали сюда первыми. У канонерки оставаться опасно. Надо унести раненых в лес и рассредоточиться. И хорошо бы найти общий язык с аборигенами.

— Насчет общего языка не знаю, — сказал звездолетчик, оставшийся после гибели капитана за командира. — А то, что орал этот придурок с ведром на голове, мы записали. Мои компьютерщики соединили уцелевшие планшеты в сеть, так что язык скоро расшифруем.

“Придурок с ведром на голове” на самом деле оказался всадником в латах и шлеме.

Когда уцелевшие миламаны с “Тени бабочки” вышли из канонерки, чтобы по инструкции встретить аборигенов миром, этот персонаж раскричался, то и дело поднимая лошадь на дыбы и размахивая копьем и мечом, да так раздухарился, что пришлось успокоить его парализатором.

Крики всадника удалось расшифровать довольно быстро, и оказалось, что он обращался к миламанам с такими примерно речами:

— Прочь с дороги, мерзкие свиньи! Я — доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер иду на бой, чтобы сразиться с драконом, который изрыгает свой огонь на мою землю и крадет наших девственниц в угоду проклятым живородящим.

Из следующих выкриков благородного рыцаря миламаны с запозданием узнали, что это именно он ранил свирепого дракона в честном бою, а сюда примчался, чтобы добить его, и не позволит мерзким и дурнопахнущим слугам чудовища ему мешать.

Миламаны, которых еще никто никогда не обзывал дурнопахнущими, очень удивились, но не обиделись, потому что на идиотов обижаться грех. А поскольку за дракона благородный рыцарь принял, разумеется, канонерку, старший звездолетчик, прослушав расшифрованную запись, проворчал:

— Что-то не видел я там на орбите никаких рыцарей с ведрами на башке.

В этом он был прав. Если на орбите и попадались какие-то всадники, то только моторо-мотогальские бронекавалеристы верхом на мотошлюпках.

Между тем, поглядев на трех обездвиженных лошадей, Ри Ка Рунг тоже задумался о верховой езде — и как раз вовремя, потому что лошади начали оживать. Человеческая доза парализующего излучения оказалась для них слишком мала.

Еще четыре лошади паслись сами по себе неподалеку. Поначалу они носились в панике вокруг канонерки, но потом успокоились и принялись мирно щипать траву. Миламанским мужчинам, которые габаритами и телосложением здорово напоминали скульптуры с Аничкова моста, удалось изловить их без особого труда, но в путь верхом отправились женщины. Парни не решились садиться в седло из опасения, что под таким весом у лошадок переломится хребет.

Девушки помчались в деревню, чтобы разведать обстановку и если получится, все-таки найти общий язык с аборигенами. Может, не все они окажутся такими воинственными, как благородный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер и его свита.

А Ри Ка Рунг тем временем озаботился другой проблемой. Надо было доставить с другого берега тех, кто остался там, и только теперь звездолетчики напомнили спецназовцам, что часть крыши любой космической шлюпки представляет собой отделяемый плот, а в аварийном наборе есть и мотор к нему.

Конечно, Ри Ка Рунг и сам это знал, только забыл в суматохе. Теперь же проблема переправы через реку была решена легко и быстро.

С другими проблемами было сложнее. Хорошо еще в шлюпках сохранился неприкосновенный запас лекарств, и из канонерки тоже удалось кое-что извлечь. Этого хватило для глубокой консервации тех, кто пострадал особенно тяжело. Теперь их можно было транспортировать без опасений, что они умрут в дороге, а потом положить в укромном месте, где они смогут дождаться помощи, даже если она придет через год.

Но сначала надо было найти это укромное место.

45

Почетный главнокомандующий союзнических войск Мотогаллии четырежды генерал Набурай долго и нудно зачитывал дребезжащим старческим голосом список обвинений, каждый пункт которого заканчивался отдельным приговором.

— ... За оставление поля боя без приказа лишить означенного генерала Забазара звания “Героин Мотогаллии” и за то же самое преступление, но совершенное при отягчающих обстоятельствах, лишить названного генерала Забазара того же звания вторично, а за открытие огня по своим и злостное сопротивление аресту лишить его же упомянутого звания в третий раз, и далее за позорное и трусливое бегство с поля боя лишить вышепоименованного Забазара звания “Героин Мотогаллии” в четвертый раз, поскольку же он бросил своих товарищей на поле боя без помощи, лишить его того же звания в пятый раз, а так как его товарищи и подчиненные в результате погибли в бою или были захвачены в плен, лишить его же означенного звания в шестой раз, и поскольку следствием сего преступления стала утрата территории, завоеванной прежде во имя Всеобщего Побеждателя, лишить названного генерала Забазара звания “Героин Мотогаллии” навсегда, как изобличенного труса и изменника. А так как он не совершил подвига, дабы вернуть утраченные территории, лишить генерала Забазара ордена “За беспримерный подвиг”, поскольку же другим мотогалам пришлось совершать подвиги вместо него, лишить Забазара второго ордена “За беспримерный подвиг”, и принимая во внимание тот факт, что вышеупомянутый генерал не пролил ни капли своей крови ради спасения войска, лишить его почетного знака “Кровавое сердце” и наградного аксельбанта к нему...

Строй мотогалов и “добровольцев” стоял неподвижно в мертвой тишине. Только голос старого четырежды генерала разносился над бесконечными рядами солдат, которые тянулись от горизонта до горизонта.

Генерал Забазар стоял перед строем, не опустив головы и устремив неподвижный взгляд куда-то вдаль, мимо офицера, который один за другим срывал с его груди ордена.

— ... И поскольку генерал Забазар не растерзал ни одного врага, дабы предотвратить поражение, лишить его знаков отличия “За образцовое растерзание врага”, а поскольку его поведение явило всем очевидцам наглядный пример ничем не оправданной трусости, лишить его знаков отличия “За кошмарную храбрость”, и в силу того, что Забазар не принял никаких мер для поголовного истребления врага, лишить его знаков отличия “За лютую ненависть”. А также за все вышеизложенное лишить генерала Забазара знаков особого расположения “Благосклонная улыбка Всеобщего Побеждателя” и “Именной портрет Всеобщего Побеждателя”, в связи с чем считать его утратившим навечно почетное звание “Славный сын Мотогаллии”.

Четырежды генерал умолк, и тишина сделалась по-настоящему мертвой.

Когда офицер церемониальной службы прикоснулся к именному портрету Всеобщего Побеждателя, Забазар побледнел до синевы, но вопреки ожиданиям многих, не умер тут же на месте от разрыва сердца. Зато в строю напротив какой-то юный мотогал, не выдержав, с грохотом свалился в обморок, и это вызвало цепную реакцию в других шеренгах.

Если бы тишина продлилась еще немного, неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут инициативу взял в свои руки дважды маршал Караказар, и его зычный голос быстро привел пораженных солдат в чувство.

— Преисполненный мудрости достойнейший из достойных второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан принял решение разжаловать покрывшего себя позором генерала Забазара в подполковники и изгнать его из рядов славных союзнических войск с переводом в штрафную эскадру на должность старшего офицера бригады камикадзе.

С парадного мундира торжественно спороли генеральский шеврон и бросили Забазару красную повязку камикадзе с грубо намалеванными знаками различия, которые соответствовали званию подполковника.

Но это было еще не все. Дальше начиналось самое страшное.

Забазар стоял перед строем в мундире, превратившемся в лохмотья, поскольку офицер церемониальной службы намеренно срывал многочисленные ордена, знаки отличия и шевроны крайне неаккуратно. Но на этих лохмотьях еще держались три последних награды — “Гордость мотогальника Заба”, “Истинный сын мотогальника За’” и “Славный собрат мотогальника Набу”.

Ни суд чести, ни командование войска не были властны над этими наградами. Только мотогальник, вручивший каждую из них, мог забрать ее обратно.

Последнюю из трех снял с груди Забазара сам четырежды генерал Набурай. Забазар перенес это стоически, но когда через проход в строю вперед вышли дети в ритуальных одеяниях мотогальника За’ — разжалованный генерал невольно отшатнулся. Не было позора страшнее, чем терпеть унижение от детей.

Так думал Забазар, пока из строя не вышел его старый анда, вечный побратим и добрый друг вице-генерал Забайкал[6]. Они не виделись давно, ибо жизнь раскидала побратимов — но все равно у Забазара не было родных и друзей более близких.

— Ты недостоин зваться гордостью мотогальника Заба, — произнес Забайкал, и голос его дрогнул, а в глазах стояли слезы. — Отныне ты позор нашего рода и нет тебе прощения.

Тут Забазар опустил голову так низко, как только мог. Маршал Караказар добился своего. Теперь поверженный генерал больше не выглядел прославленным воином, страдающим невинно. Он казался униженным и растоптанным до такой степени, что даже смерть от собственной руки не в силах избавить его от этого кошмара.

И тогда маршал решил добить его окончательно.

— А дабы презренный Забазар до конца осознал всю глубину своей вины и позора, — произнес он размеренно и веско, — я от своего имени лишаю его права на почетную смерть от винного спирта, ибо в нем заключен дух Всеобщего Побеждателя, который не должен и не может соприкасаться с жалкой кровью труса и изменника. Умри в бою и унеси с собою побольше врагов — тогда и только тогда тело твое не будет подвергнуто поруганию и выброшено на съедение падальщикам. Кровь смывает позор, и смерть в бою почетна для всех.

И тут случилось неожиданное. Забазар поднял голову и расправил плечи. Он расставил ноги так, как это могут делать в строю только командиры высокого ранга и прокричал, чтобы слышали все солдаты, до последнего дня бывшие в его подчинении:

— Да здравствует моторо-мотогальское иго!

И солдаты не могли не ответить на этот возглас. Громогласное “Ура!” разнеслось над строем, и улыбка тронула губы разжалованного генерала.

Он повернулся к маршалу Караказару, скользнул взором по фигуре дважды генерала Бунтабая, а почетного главнокомандующего не удостоил даже взгляда. И произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— А кто сказал, что я вообще собираюсь умирать?

46

Генерал Бунтабай так торопился убраться из опасной зоны вблизи Роксалена, что совершенно забыл о миламанах и людях, которые остались на планете.

Впрочем, его можно понять. Ген бесстрашия, никак не дающийся в руки, настолько надоел Бунтабаю в бытность его начальником разведки Генштаба, что получив шанс избавиться от этого бремени, дважды генерал поспешил им воспользо­ваться.

Теперь его гораздо больше интересовал Рамбияр, где миламаны остались практически без поддержки с родины. У родины все силы отнимал новый плацдарм, который тянулся от границ скопления Ми Ла Ман почти до Роксалена.

Впрочем, Роксален теперь попал в ничейную зону. Поскольку о разбившейся канонерке все забыли, мотогалов она больше не интересовала, а миламаны не могли к ней пробиться, поскольку между Роксаленом и Ми Ла Маном противник выстраивал новое кольцо окружения и делал это весьма усердно.

Даже бывший генерал, а ныне подполковник Забазар вспоминал о Роксалене все реже, ибо его захватила новая идея.

Странная прихоть нового младшего помощника запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя вице-маршала Набурая, возжелавшего провести смотр отрядов камикадзе 13-й штрафной эскадры обернулась его беседой с подполковником Забазаром с глазу на глаз, к которой присоединился по личному каналу связи вице-маршала и сам запасной адъютант. Слишком уж интересной была тема.

Забазар напомнил Загогуру о сигнале шпионского маяка, который почти наверняка идет прямо от планеты носителей гена бесстрашия. Сейчас в связи с обострившейся ситуацией на фронте про этот ген и эту планету мало кто вспоминает. Больше того, об этой истории предпочитают не говорить вслух, поскольку именно эпопея с поисками злополучного гена привела к катастрофическим последствиям на Рамбияре и на Роксаленском направлении.

Но отряд камикадзе тем и хорош, что любой его корабль можно без проблем списать, как погибший в бою при совершении подвига.

Правда, корабли эти находятся в таком состоянии, что неизвестно, сумеет ли хоть один из них пересечь половину Галактики, не развалившись по пути. Воистину эти осколки былой славы годятся только для совершения подвигов.

— Я готов рискнуть, — сказал подполковник Забазар, и это само по себе опровергало любые разговоры о его трусости.

Пожалуй, у того, кто бросает себе под ноги гранату в надежде унести с собой на тот свет хотя бы десяток врагов, больше шансов выжить, чем у того, кто отправляется в неисследованную часть Галактики на корабле штрафной бригады камикадзе.

— Штрафная эскадра готовится к переброске на Рамбияр, — сообщил запасной адъютант Всеобщего Побеждателя через несколько дней, когда Забазар и Набурай снова уединились и вышли на связь с резиденцией вице-генералиссимуса.

Во всей эскадре о переброске знали только коман­дующий и его начальник штаба, а простому подполковнику знать такие секретные сведения не полагалось. Но Забазар мог догадаться и без посторонней помощи. Выбор был невелик — либо Рамбияр, либо Роксаленский плацдарм. На других участках фронта сейчас активных боевых действий не велось, и штрафники там были ни к чему.

— По пути у тебя будет возможность проверить корабли. Выбери три самых надежных. На Рамбияре мы их спишем. Все равно от бригады ничего не останется.

— А команда?

— На твое усмотрение. Командир бригады будет знать, что у тебя спецзадание, для которого нужны лучшие из лучших.

— Командир будет знать, какое именно задание?

— Нет. Хотя он должен погибнуть со всей бригадой, но лучше не рисковать.

— Хорошо. Но мне понадобятся ученые. Я сам ничего не смыслю в генах и не думаю, что другие штрафники разбираются в этом лучше.

— Все предусмотрено. На днях в метрополии разоблачен заговор среди разработчиков биологического оружия. Они прекрасно разбираются в генах.

— Заговор настоящий или как обычно? — со свойственной ему прямотой спросил Забазар.

— В Мотогаллии все заговоры — настоящие. Ты слышал о докторе Нарангае?

— Он еще жив? — удивился Забазар.

— Он слишком ценный специалист. Но на этот раз его твердо решили ликвидировать. Предполагалось испытать на нем одно из его собственных изобретений, но я задействовал кое-какие связи...

— Возможности мотогальника На’ безграничны, — понимающе кивнул Забазар.

— Как бы то ни было, доктор Нарангай приговорен к пожизненной ссылке в отряд камикадзе в качестве старшего полевого медика. Отчасти именно поэтому твоя бригада должна погибнуть в полном составе.

— Интересно, а меня вы тоже решили записать в мертвяки?

— Пусть это тебя не беспокоит. Ты мне еще понадобишься по возвращении. Так что тебя запишут в пропавшие без вести. Устроит тебя легенда о многомесячных скитаниях в джунглях Рамбияра, в одиночку среди врагов?

— Обо мне рассказывают много разных легенд, — уклончиво ответил Забазар. — Но вот что меня не устраивает, так это личность куратора рамбиярской операции.

Все в Мотогаллии уже знали, что координировать действия мотогальских войск на рамбиярском направлении поручено новому начальнику Главного штаба союзнических войск дважды генералу Бунтабаю.

Никаких официальных приказов на этот счет не издавалось, но Бунтабай был старшим по званию среди всех военачальников на этом направлении, так что его полномочия никем не ставились под сомнение.

Однако в ответ на реплику Забазара по этому поводу вице-генералиссимус Загогур сообщил еще одну сверхсекрет­ную новость:

— В Ставке Рамбияру уделяется очень большое значение. Поэтому есть неофициальное решение повысить ранг операции. Наблюдателем Ставки туда отправляется мой младший помощник, вице-маршал Набурай.

В качестве куратора боевой операции престарелый вице-маршал был так же бесполезен, как и в качестве почетного главнокомандующего рода войск, но по части интриг и хитрых ходов он на штабной работе съел не одну собаку.

В сложной многоходовой комбинации по спасению Забазара от казни за измену Набурай наглядно продемонстри­ровал, что его еще рано списывать со счетов, и отстойная пенсионерская должность почетного главнокомандующего — это не для него.

А накануне отлета на базу, где готовилась к переброске штрафная эскадра, пригнали разбитый флагманский корабль союзнических войск. Сопроводительные документы гласили, что флагман получил необратимые повреждения жизненно важных систем, и его восстановление для полноценного боевого применения нецелесообразно с экономической точки зрения, вследствие чего звездолет передается для одноразового использования в бригаду камикадзе 13-й штрафной эскадры.

Эта формулировка означала, что ремонт корабля обойдется дороже, чем строительство нового. Однако подполковник Забазар, осмотрев свой старый добрый флагман со всех сторон, заметил вице-маршалу Набураю, который все еще не покинул расположение базы:

— На этом корабле я готов доставить вас куда угодно. Безопасность гарантируется.

— Спасибо, у меня свой, — ответил вице-маршал с хитрой улыбкой.

47

Носитель гена бесстрашия Евгений Оскарович Неустроев озирался по сторонам с неподдельным интересом. Правда, с точки зрения биологии здесь все казалось привычным, и если бы не инфант, найденный Ри Ка Рунгом в лодке, то Евгений Оскарович рискнул бы предположить, что эта планета — полный аналог Земли.

Не только лошади, собаки, птицы и деревья, но даже и люди тут мало чем отличались от земных. Последние выделялись разве что одеждой. Молодые крестьянки носили только длинные юбки, и их нагие груди притягивали взгляд Евгения Оскаровича даже несмотря на преисполненный любви полет от Земли до Роксалена.

Женщины постарше носили кроме юбок еще рубашки-распашонки, но некоторые из них без стеснения кормили грудью инфантов.

Словоохотливый оруженосец рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера, который, едва очнувшись от паралича, принялся просвещать темных пришельцев по части местных обычаев, объяснил, что грудь закрывают замужние женщины, а богатые крестьянки носят вдобавок несколько юбок. Чем больше юбок — тем богаче женщина.

Неустроев обратил внимание на женщину чуть ли не в дюжине юбок и дорогой на вид чистой рубашке, шитой бисером. Она вальяжно плыла по пыльной дороге, плавно и горделиво переступая босыми ногами.

Евгений Оскарович заинтересовался — почему так. Ведь исходя из объяснений оруженосца она должна быть богаче многих, если не всех в этой деревне.

Оказалось — таков обычай. Для крестьянки так же неприлично ходить в обуви, как для знатной женщины — босиком.

— У знатных вообще все по-другому, — заметил оруженосец. — Нам нельзя ронять свое достоинство.

Как выяснилось позже, оруженосец был бастардом, и родила его даже не крестьянка, а рабыня. Но его отцом был герцог, который дал рабыне свободу и признал ребенка своим отпрыском, так что юноша действительно мог претендовать на принадлежность к знати.

Неустроев решил, что знатные женщины одеваются более прилично и именно так поддерживают свое достоинство, но оказалось, что все гораздо сложнее.

— Мы ведь не какие-нибудь живородящие, — заявил оруженосец. — Просто туда, где знатных женщин можно увидеть нагими, не допускаются люди низкого звания.

И тут же похвастался:

— На последнем балу я видел обнаженной саму королеву. И она мне даже улыбнулась. Когда-нибудь я стану ее любовником.

— А как к этому отнесется король? — поинтересовался Неустроев.

— Король делает любовников ее величества своими фаворитами.

— И что, он совсем не ревнует?

— Ревность придумали безбожные живородящие! — возмущенно откликнулся оруженосец.

— А кто они такие — эти живородящие?

Оруженосец посмотрел на Неустроева в изумлении, но потом его лицо просветлело и он хлопнул себя по лбу ладонью.

— Ну конечно! Вы же прилетели с неба. Откуда там взяться живородящим.

Тут Неустроев начал кое-что понимать. Когда миламаны и люди добрались до деревни, местные жители попрятались по домам в испуге, а какой-то герой рванул через поле в замок Нунавер за подмогой. Но едва крестьяне заметили, как Ли Май Лим кормит своего инфанта, их отношение к чужакам тотчас же переменилось.

Когда из замка прискакал отряд латников, очнувшийся к тому времени оруженосец еще издали крикнул им:

— Это наши друзья. Они прилетели с неба.

— Говорят, они слуги дракона, — недоверчиво отозвался командир латников.

— Да нет! Они стреножили дракона, который хотел забраться на небо, и заставили его отвезти их на землю, — сообщил оруженосец.

Что самое интересное — все это он сам придумал, но ему охотно поверили и латники, и крестьяне, и даже сам доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер, когда он пришел в себя после паралича.

Оставалось загадкой, как роксаленцы представляют себе небо. Неустроев попытался выяснить, за кого они принимают своих невольных гостей — за богов или покойных праведников, но оказалось, местные жители уверены, что покойные праведники вместе с грешниками бродят по земле рядом с живыми людьми и иногда являются им в виде призраков и привидений. А всеобщее совещание покойников, на котором они из числа умерших королей и императоров выбирают себе предводителя на каждый год, выполняет в этом мире функцию Бога. И небо тут совершенно ни при чем.

Сраженный оригинальностью подхода роксаленцев к вопросам веры, Неустроев не решился дальше расспрашивать оруженосца о взаимоотношениях неба и земли.

Но теперь выяснилось, что где-то здесь существуют еще и некие живородящие — настоящие исчадия ада, которые даже хуже, чем дракон и его слуги.

— Черный князь недостойных призраков сотворил живородящих в человеческом обличье, дабы вводить истинных людей в заблуждение и завлекать их в свои сети. Но он просчитался, потому что живородящих легко отличить по форме пупка.

— По форме пупка?!

— Конечно. У настоящих людей пупок гладкий, а у живородящих он узловатый, потому что это метка Черного князя. Он сам вяжет эти узлы, и по ним любой ребенок отличит живородящего от настоящего человека.

“Вот это номер! — подумал Неустроев. — Хорошо, что я одет”.

В их маленькой, но дружной компании у миламанов вовсе не было пупка, а у людей он был узловатым, как и положено живородящим.

И если миламаны еще могли как-то отмазаться, поскольку у Ли Май Лим был инфант, то с людьми все обстояло гораздо сложнее.

48

Удар 13-й штрафной эскадры по миламанским боевым порядкам на орбите Рамбияра был страшен.

Изувеченные корабли одноразового использования под шквальным перекрестным огнем таранили миламанские крейсера, и нередко еще до взрыва реактора звездолет-камикадзе успевал превратиться в “летучего голландца”, на борту которого не оставалось никого живых из-за спонтанной разгерметизации корпуса.

Это было похоже на ад, но могло оказаться еще хуже, если бы миламанские корабли не умели уворачиваться от звездолетов, идущих на таран.

Сами “летучие голландцы” такой способностью не обладали и периодически сталкивались между собой, не нанося никакого ущерба противнику.

А тем временем десантная группа бригады камикадзе прорывалась к планете. И один корабль даже прорвался, но не смог совершить мягкую посадку. В самый ответственный момент отказали планетарные двигатели. Взрыв в результате удара о землю унес несколько сотен мирных жителей, но все десантники тоже погибли.

Как и было обещано, бригада камикадзе погибла в полном составе, и от других подразделений штрафной эскадры тоже мало что осталось. Только отряд бронекавалерии добился некоторого успеха, вплотную подобравшись к одной из миламанских баз прежде чем его расколошматили вдребезги миламаны с фронта и партизаны с тыла.

В прошлый раз мотогалам удалось захватить Рамбияр меньшими силами в считанные дни, но тогда на планете не было миламанских войск, а местное население не было готово к нападению и не имело конкурентоспособного оружия. Теперь же вместо допотопных карамультуков у рамбиярцев были горы трофейного мотогальского оружия, а также гуманитарная помощь в виде боевых излучателей миламанского образца.

Подполковнику Забазару было больно на это смотреть, и он даже не испытывал злорадства по отношению к дважды генералу Бунтабаю, которому теперь придется за все отвечать. Но больше всего Забазар жалел о том, что ему для дальней экспедиции отдали только три корабля. Ведь все равно остальные звездолеты бригады камикадзе погибли без всякого толку, а они могли принести гораздо больше пользы в полете к планете носителей гена бесстрашия.

Но с другой стороны, вице-генералиссимус Загогур был прав. Даже трем звездолетам оказалось не так-то просто уйти незамеченными.

В приказе вице-маршала Набурая говорилось, что флагман бригады камикадзе и три корабля сопровождения геройски погибли при попытке нанести таранный удар по главной наземной базе миламанских войск. В ходе операции пропал без вести старший офицер бригады подполковник Забазар, до конца боровшийся за жизнь корабля в стремлении дотянуть до вражеской базы, дабы выполнить приказ.

Героические усилия Забазара были особо отмечены в приказе, который завершался словами:

“Присвоить подполковнику Забазару внеочередное звание полковника и считать его искупившим свою вину кровью”.

Именно это насторожило дважды генерала Бунтабая, на которого имя Забазара действовало, как красная тряпка на быка. Он заподозрил неладное и решил во что бы то ни стало разобраться, сколько там на самом деле было кораблей. А заодно на всякий случай подал командованию рапорт, который гласил, что по его сведениям подполковник Забазар не пропал без вести при совершении подвига, а с оружием в руках перешел на сторону врага.

В том, что попытка уронить корабль на главную базу миламанов действительно была, Бунтабай не сомневался. Тому имелась масса свидетелей. Однако очевидцы никак не могли сойтись в подсчете кораблей прикрытия. Некоторые утверждали, что никакого прикрытия не было вообще и звездолет шел в атаку в гордом одиночестве, причем это был не флагман, а крейсер.

Именно так оно и было на самом деле. Один крейсер погиб, не долетев до базы и усеяв обломками целое княжество, а три других звездолета, упомянутых в приказе, вообще не приближались к Рамбияру. Но установить это достоверно было невозможно в принципе, поскольку и на орбите, и на планете в это время царил чудовищный хаос, который усугублялся преднамеренной дезинформацией, исходящей от вице-маршала Набурая и его собственного штаба.

Эта дезинформация, в свою очередь, накладывалась на дезу, распространяемую миламанами, которые привычно увеличивали цифру вражеских потерь в десять раз, дабы поднять боевой дух своих солдат и опустить его в рядах противника.

Бывший разведчик Бунтабай сравнивал разные данные до мелькания в глазах, головокружения и мигрени, но никак не мог добыть из них доказательства, которым безоговорочно поверили бы наверху. Все сводки в конечном счете строились по единой схеме: “одна баба сказала и кореш подтвердил”.

А тем временем три потерянных корабля давно уже скрылись в гиперпространстве, следуя в точку, однажды отмеченную взрывом аннигиляционного маяка.

Полковник Забазар чувствовал себя в полной безопасности на мостике своего старого флагмана, который был совсем не так плох, как написано в сопроводительных документах.

Единственное, что его беспокоило — это присутствие на борту известного диссидента и бунтовщика доктора Нарангая, личного врага Всеобщего Побеждателя.

Причиной тому, что он все еще жив, было покровительство высокопоставленных особ из большого мотогальника На’ и в не меньшей степени — собственная гениальность доктора, отказаться от использования которой высокопоставленные особы не могли даже несмотря на принцип “незаменимых у нас нет”.

И дело тут даже не в биологическом оружии, создавать которое Нарангай согласился с очевидной целью — ради прикрытия очередного заговора. Дело в том, что в свободное от биологического оружия время доктор занимался созданием эликсира молодости, с помощью которого Всеобщий Побеждатель надеялся стать по-настоящему бессмертным.

В том, что эликсир уже существует и сам Нарангай им активно пользуется, высокопоставленные особы убедились еще несколько лет назад. Но до последнего времени никак не удавалось раздобыть формулу этого вещества. Считалось, что Нарангай хранит ее в голове, и извлечь ее оттуда не помогала никакая сыворотка правды. На любой яд у Нарангая имелось противоядие.

Но недавно группе ученых, работающих по той же теме параллельно, удалось извлечь искомое вещество непосредственно из крови Нарангая. И сразу же после того, как испытания показали, что это действительно тот самый эликсир, Нарангай был приговорен к смерти.

Заодно с ним тот же приговор получили все ученые из его группы и из параллельной тоже. Все они скопом были обвинены в заговоре с целью погубить Верховное Командование Мотогаллии с помощью биологического оружия.

Однако для большого мотогальника На’ нет ничего невозможного. То же самое Верховное Командование вдруг забеспокоилось. Что если эликсир все-таки не тот. Или хуже того — что если новая сверхсекретная группа ученых, созданная для того, чтобы этот эликсир не достался никому, кроме Всеобщего Побеждателя, действительно никому его не отдаст. А поскольку такое маловероятно — что если эта группа, которая находится под контролем личного секретаря Всеобщего Побеждателя Трижды Генералиссимуса Таратая, начнет действовать в интересах его рода, и эликсир бессмертия достанется мотогальнику Тар.

Дабы этого не допустить, большой мотогальник На’, действуя через любовницу Главного Адъютанта Всеобщего Побеждателя, добился замены смертного приговора на ссылку в отряд камикадзе, что для простых смертных было всего лишь более мучительной разновидностью казни.

Тем, кто жаждал смерти Нарангая, вскоре сообщили о его гибели на Рамбияре.

Поднимаясь наверх по команде, эта информация утрачивала излишние подробности, и второму адъютанту Всеобщего Побеждателя Тартакану было просто доложено, что смертный приговор в отношении Нарангая и его соучастников приведен в исполнение.

Тартакан поделился этой новостью с Таратаем, который был ниже по званию, но выше рангом. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку Тартакан и Таратай были побратимами.

Говорил ли Таратай по этому поводу со Всеобщим Побеждателем, осталось тайной. Очень возможно, что и нет, поскольку у Всеобщего Побеждателя слишком много забот и ему недосуг интересоваться подобными мелочами.

А между тем доктор Нарангай был жив и здоров. И зная, что рядом нет высоких покровителей, которые могли бы спасти его от гнева полковника Забазара, он не делал никаких попыток устроить новый заговор или поднять на борту мятеж.

Он только осторожно капал на мозги самому Забазару, пытаясь прощупать степень его недовольства системой и начальством, но Забазар был неприступен, как гранитная скала.

Казалось, он не способен думать ни о чем, кроме одной конкретной цели — благополучно довести свои корабли до точки, обозначенной маяком пропавшего без вести шпиона.

49

Моторо-мотогальский шпион Зам Ми Зунг и его спасательная шлюпка расстались довольно высоко над планетой, практически еще в космосе. Катапульта сработала еще до того, как шлюпка начала гореть в плотных слоях атмосферы — сразу, едва компьютер убедился, что спасти ее уже ничто не может.

Зам Ми Зунг опускался на Роксален гораздо дольше, чем шлюпка, однако угодил прямо в середину оставленного ею кратера, который уже начал остывать.

Оболочка капсулы экстренного спасения без остатка сгорела в плотных слоях атмосферы, и от катапульты осталось только кресло, в котором и сидел Зам Ми Зунг — целый и невредимый.

Убедившись, что на много миль вокруг нет и не может быть ничего живого, Зам Ми Зунг занялся проверкой снаряжения. Планшет и ретранслятор были исправны и система мобильной связи — тоже, только шпиону было некуда звонить. Для миламанов он — предатель, а мотогалы на орбите по неизвестной причине обстреляли его шлюпку и, очевидно, тоже списали его со счетов.

“Лучше подождать с выходом на связь”, — решил Зам Ми Зунг, но сколько придется ждать, он понятия не имел. Если местные жители встретят его дружелюбно, то можно погостить у них подольше, если же нет, то как бы не пришлось требовать срочного вызволения все равно от кого. Лучше уж миламанская тюрьма, чем какие-нибудь местные людоеды.

Хорошо еще с оружием полный ажур. Кроме двух парализаторов к креслу катапульты приторочен еще и боевой излучатель. По инструкции он предназначен в первую очередь для защиты от хищников, но Зам Ми Зунг без колебаний применил бы его и против разумных существ, угрожай его жизни хоть малейшая опасность.

Завершив проверку снаряжения, Зам Ми Зунг решил первым делом выбраться из кратера. Индивидуальный антигравитационный двигатель можно было снять с кресла и надеть на плечи наподобие рюкзака, но миламан не стал этого делать. Летать вместе с креслом гораздо удобнее — если, конечно, не требуется высокая маневренность.

Поднявшись над краем кратера, Зам Ми Зунг увидел вдалеке людей, бредущих по выжженной земле в его сторону. В бинокль они были видны гораздо отчетливее, и миламан не заметил у них ничего похожего на оружие.

Немного поколебавшись, он направил свое кресло к этим людям, но на всякий случай изготовился к стрельбе по-македонски. В левой руке он держал парализатор дальнего боя, а в правой — излучатель, настроенный на неприцельный огонь плазменными сгустками.

Но боевые приготовления оказались напрасными. Зам Ми Зунг был еще в полукилометре от аборигенов, а они уже повалились на колени. Потом один из них — седовласый длиннобородый старец в длинном белом одеянии — снова встал и начал что-то вещать. Но когда Зам Ми Зунг в своем кресле приблизился вплотную, старец снова рухнул ничком и пополз ему навстречу на четвереньках.

Расшифровка незнакомого языка — трудная задача даже для сверхмощных корабельных компьютеров. А у Зам Ми Зунга был всего один универсальный компьютер — его планшет. Кроме того, специальные процессоры были встроены в элементы снаряжения — от оружия и средств связи до скафандра и кресла катапульты. И хотя эти процессоры были предназначены для решения своих конкретных задач, по необходимости они могли выполнять любые программы.

Соединив все процессоры в беспроводную сеть под управлением планшета, Зам Ми Зунг несколько ускорил расшифровку. Не прошло и двух часов, как он уяснил, что аборигены молятся ему как богу.

Похоже было, что они способны биться лбом об землю до скончания века, и Зам Ми Зунг был очень этому рад, поскольку такая усидчивость аборигенов очень облегчала работу над языком.

Периодически белобородый старец поднимался на ноги и, невежливо повернувшись к богу спиной, обращался с патетической речью к своим спутникам.

Еще где-то через час Зам Ми Зунг начал понимать, что старец говорит по большей части о разрушенном городе, погибшем при взрыве шлюпки. По версии белобородого выходило, что бог спустился с неба специально, чтобы покарать этот город, погрязший в грехах, и не кто иной, как сам этот старец, давно уже предупреждал, что так оно и случится.

— Ибо сказано было вам, что ни единый грех не останется безнаказанным, и когда чаша терпения переполнится, на землю прольется божий огонь, и пеплом покроется вся земля. Смотрите же все, ибо стало так — земля укрыта пеплом и вертеп разврата выжжен огнем!

Зам Ми Зунг чуть было не почувствовал угрызения совести, но вовремя вспомнил, что на войне как на войне, и по большому счету ему нет никакого дела до разрушенного города. Если местные жители на него не обижены, а считают этот кошмар справедливой божьей карой — тем лучше.

Между тем старец распалялся все больше и казалось, что он вот-вот бросится на своих спутников и примется таскать их за волосы и пинать ногами, поскольку они, по его же словам, были не меньшими грешниками, чем жители погибшего города.

Зам Ми Зунг не совсем понимал, отчего старик так волнуется. У него создалось впечатление, что больше всего местный пророк опасается за свою собственную судьбу — а то как бы грозный бог, карая грешников, не угробил вместе с ними и единственного праведника.

Кое в чем этот старец был совершенно прав. Если бы шлюпка упала чуть западнее, то ему, несмотря на всю его праведность, пришел бы такой же конец, как и всем жителям многогрешного города.

Когда прошло еще часа два, Зам Ми Зунг почувствовал, что одностороннее общение аборигенов с богом затянулось. Конечно, в своем удобном скафандре, где было предусмотрено питание через трубочку и отправление естественных надобностей через отводной канал, он мог сидеть так хоть сутками, но это становилось скучно, и миламан все сильнее ощущал потребность что-нибудь сказать в ответ.

Ему пришлось поискать в компьютере сведения о том, в каких выражениях боги обычно общаются с людьми, и проверить, достаточно ли уже расшифрованных слов, чтобы правильно перевести простую фразу.

Оказалось, что слов вполне хватит, и, прибавив ретранслятору громкости, Зам Ми Зунг торжественно произнес:

— Встаньте, дети мои! Я не держу на вас зла, ибо вы — чада мои возлюбленные, и я пришел к вам с миром.

Услышав этот громовой голос, аборигены во главе со старцем рухнули ничком и лежали, не шевелясь, так долго, что Зам Ми Зунг подумал, уж не умерли ли они от переизбытка чувств.

Но потом старец осторожно поднял голову и, поднимаясь на дрожащие ноги, немузыкально заревел какое-то песнопение, которое ретранслятор при всем старании не мог перевести адекватно. И тогда Зам Ми Зунг пришел к выводу, что аборигены под впечатлением от явления бога народу всего лишь сошли с ума.

50

Доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер повел себя крайне нерасчетливо и неразумно, ввязавшись в неравную битву с драконом, которая была совершенно не нужна ни ему, ни людям его земли.

Среди всех участников битвы с роксаленской стороны сам рыцарь пострадал в результате наиболее тяжело, потому что падать с лошади в стальных доспехах — развлечение не из приятных. Особенно если ты парализован и не можешь управлять своим падением, чтобы приземлиться как-нибудь помягче.

А между тем, у рыцаря Тиля Мангустери было дело поважнее, чем борьба с какими-то мелкими драконами местного значения.

В этом сезоне яйцекладущие всем миром собирались в великий поход против живородящих с целью стереть их с лица земли и выкорчевать их поганый род с корнем, а если это не получится — то хотя бы отбить у них город, в котором хранится Божественное Яйцо.

Как объяснил словоохотливый оруженосец Гьер, из этого яйца вылупилась первая женщина, которая породила первого мужчину, и они вместе стали первыми богами и родоначальниками всего полчища мертвецов, которые теперь демократически управляют миром.

Впрочем, насчет демократии можно было усомниться, поскольку довольно скоро выяснилось, что некоторые из множества равных между собою мертвецов значительно равнее прочих. Причем возвышение покойников в этом странном сонмище зависит, с одной стороны, от знатности, а с другой, от праведности.

Но самое главное — яйцекладущие были убеждены, что праведные мертвецы предпочитают собираться на свои совещания как раз там, где находится Божественное Яйцо. А в данный момент оно находилось в руках живородящих, и это казалось яйцекладущим верхом несправедливости.

Великий поход, который деятельно и энергично готовился во всех государствах западной части Роксалена, был седьмым по счету. Предыдущие шесть закончились полным провалом и над новым предприятием заранее витало ощущение безнадежности. Но яйцекладущие никак не могли отказаться от этого похода, ибо верили, что гибель в бою за Божественное Яйцо автоматически возносит доблестных рыцарей на самую вершину пирамиды праведников.

И вот теперь участие в походе славного рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера из древнего рода, который старше, чем королевский, оказалось под вопросом. Несчастный рыцарь лежал в своем замке с тяжелыми ушибами всех частей тела и серьезным сотрясением мозга, по причине которого в голове его роились странные мысли.

Он ни с того ни с сего решил, что люди с неба, способные оседлать дракона, не только могут, но и должны помочь яйцекладущим овладеть городом Турмалином, дабы вернуть Божественное Яйцо его законным владельцам.

Понятное дело, даже изрядно поредевшей группе миламанских спецназовцев на взятие этого города со всеми его стенами и башнями потребовалось бы не больше получаса. Но инструкция строго запрещала миламанским воинам вмешиваться в местные войны без крайней на то необходимости.

Командир спецназа Ри Ка Рунг никакой крайней необходимости не видел и наверное, мягко отклонил бы предложение доблестного рыцаря, не будь у отряда миламанов и людей иной насущной потребности — как можно скорее удалиться от тех мест, где моторо-мотогалы станут искать их в первую очередь.

А шевалье Мангустери как раз собирался к королю и был готов отправиться в путь немедленно, несмотря на все свои травмы, включая и сотрясение мозга.

— Я хочу погибнуть под стенами Турмалина, — твердил он, и его красавица-жена при этих словах неизменно принималась рыдать в голос, не забывая одновременно строить глазки человеку с неба Ри Ка Рунгу.

Человек с неба испытывал по этому поводу двойственные чувства. С одной стороны, жена Тиля Мангустери ему нравилась, а с другой, доктора до катастрофы так и не смогли полностью восстановить некоторые функции его организма, утраченные после неудачного ранения на Земле.

В отряде миламанов и людей насчитывалось теперь целых два инвалида любви. Ли Май Лим, превращенная генными инженерами с “Лилии Зари” в привлекательного монстра, вскоре после падения на Роксален обнаружила, что у нее больше не текут млечные слезы.

Это произвело на миламанку весьма тяжелое впечатление. В глубине души она все-таки надеялась, что изменения окажутся не столь серьезными.

Помочь Ли Май Лим пережить это несчастье мог бы Евгений Оскарович Неустроев по прозвищу Же Ни Йя, но он как раз в тот же самый день был обнаружен лежащим в стогу сена с юной и нагой местной крестьянкой, при виде которой Ли Май Лим стал одолевать комплекс неполноценности.

Крестьянка была как раз того типа, который, по мнению миламанки, должен был особенно нравиться землянам. Большая грудь, пышные бедра, длинные волосы и бьющая во все стороны весенняя свежесть, плавно переходящая в летний зной.

Кажется, это была та самая девушка, которую миламаны спугнули на другом берегу реки, заставив спасаться вплавь, бросив на произвол судьбы новорожденного инфанта. Но может быть, и не она, что, по большому счету, и не важно.

Во всяком случае, она не была девственницей, хотя мужа тоже не имела, поскольку ходила с открытой грудью и в одной-единственной юбке, что свидетельствовало о ее бедности.

Через несколько часов после извлечения из стога, крестьянка родила нового инфанта, и Ли Май Лим, узнав об этом, чуть не покончила с собой. Ведь ей самой, чтобы зачать потомка от носителя гена бесстрашия, пришлось отказаться от многих радостей жизни, изменить свою природу и превратиться в мутанта — миламаночеловека, которому нет места ни среди миламанов, ни среди людей.

Она, конечно, утрировала, но в подобном состоянии разум и логика часто отказывают, и верх берут эмоции. Ли Май Лим казалось, что все от нее отвернулись, и виной тому ее приобретенное уродство. Ри Ка Рунг благосклонно принимает влюбленные взгляды жены рыцаря, Же Ни Йя ночует в стогу с крестьянкой, а медики и ученые, как потревоженные пчелы, вьются вокруг нее и ее инфанта, совершенно забыв о Ли Май Лим и ее потомке.

Да и еще бы не забыть. Ведь если роксаленские женщины способны рождать инфантов от землянина без всяких дополнительных ухищрений, значит, снимается проблема биосовместимости.

— Мы за год сможем получить столько носителей, что нам больше не понадобится первоисточник, — восклицал в восторге молодой ученый Ки Ван Кун, и он был недалек от истины.

Действительно, за год можно зачать не одну сотню инфантов, а за три-четыре года — выкормить любого из них до состояния половой зрелости.

Правда, делать это не рекомендуется, потому что чем раньше прекратить кормление инфанта и позволить ребенку вылупиться, тем выше будут его умственные способности и тем дольше он проживет.

Но если ориентироваться не на ученых и поэтов, а на солдат, то эта деталь не так существенна.

Правда, оставался еще вопрос о биосовместимости роксаленцев с миламанами, и тут за проверку взялся сам Ки Ван Кун. Найти местную девушку для опытов не составило труда, и уже через пару дней ученый держал в руках своего собственного инфанта.

А Ли Май Лим тем временем попыталась застрелиться из боевого излучателя, но вовремя вспомнила, что инструкция запрещает применять это оружие против разумных существ на нейтральных планетах. А поскольку Ли Май Лим была, без сомнения, разумным существом, она отложила излучатель и стала выбирать другой способ смерти.

Наиболее привлекательными ей показались два — прыгнуть с башни замка или утопиться в реке.

По зрелом размышлении Ли Май Лим выбрала все-таки реку, но, уже будучи в воде, пожалела об этом, поскольку утонуть оказалось гораздо сложнее, чем прыгнуть с башни.

Смотреть на попытки Ли Май Лим покончить с собой сбежалась вся деревня, а потом сквозь толпу пробился Неустроев и, не раздумывая, кинулся в воду прямо в одежде.

В конечном счете спасать их обоих пришлось Ри Ка Рунгу, но Ли Май Лим гораздо выше оценила порыв землянина.

— Ты правда хотел меня спасти? — шептала она в его объятиях на берегу.

— А как ты думаешь? — в своей обычной манере отвечал Неустроев.

— Думаю, хотел. Только зачем? Я ведь никому не нужна. И мне никто не нужен. Я бы с радостью погибла в бою, но ведь тут нет никаких боев.

— Скоро будут, — сказал Неустроев, намекая на предстоящий великий поход.

— Нет, — возразила Ли Май Лим. — Нам туда нельзя. Это внутреннее дело.

— Ну вот, ты уже начинаешь говорить разумно, — вздохнул с облегчением Же Ни Йя. — Это радует. А теперь успокойся и приди в себя. И прекрати молоть чепуху, будто ты никому не нужна. Ты всем нужна! А больше всех — своему сыну. И моему, кстати, тоже. Ты не забыла еще? Ты должна выкормить и воспитать моего сына.

— Это необязательно. Недозрелого инфанта можно не кормить, и тогда он закуклится на какой угодно срок. Все так делают. Поэтому у миламанов не бывает нежеланных детей.

— Этот — желанный! — неожиданно повысил голос Же Ни Йя. — И выкормить его надо обязательно. Я его отец и я так хочу.

— Отец у нас права голоса не имеет.

— А у нас имеет! И вообще, мы сейчас на чужой территории. Хочешь, спросим, имеет у них отец право голоса или нет?

— Я ничего не хочу, — ответила Ли Май Лим, но этот ответ Неустроев проигнорировал и сделал как раз то, чего миламанка хотела больше всего на свете.

Он ее поцеловал, а завершилось все это вполне закономерно в стогу сена и продолжалось до утра, а могло бы продолжаться еще дольше, если бы утром отряду из роксаленцев, миламанов и людей под предводительством доблестного рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера не предстояло отправиться в дальний путь, чтобы предстать перед королем и влиться в стройные ряды освободителей Божественного Яйца от ига нечестивых живородящих.

И что самое странное — за все время перемежающихся купаний и возлежаний в стогу с аборигенками вопрос о форме пупка так ни разу и не был поднят, и живородящие земляне отправились ко двору местного короля неразоблаченными.

51

А там за туманами (вечными, пьяными) сияла звезда Альтаир. Альфа Орла, если угодно. И никаких планет возле нее не было. Не то что обитаемых, да еще с разумно            й жизнью — а вообще никаких.

То есть абсолютно.

— Не понял, — произнес по этому поводу полковник Забазар, хотя на самом деле он все прекрасно понял и разозлился очень даже всерьез.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — моторо-мотогальский агент на борту миламанского крейсера просто-напросто избавился от серьезной улики в первой попавшейся точке великого космоса.

То ли его приперло, возникли подозрения и всякие такие дела, то ли он просто запаниковал и маленький сувенир в багаже слишком сильно жег руки — только шпион выкинул его в мусоросборник на первой попавшейся стоянке, а вовсе не там, где ему было сказано.

Понятно, что это очень осложняло дело. Точка сброса маяка могла находиться от истинной цели сколь угодно далеко.

Но генерал Забазар не привык отступать. Особенно в условиях, когда отступать, собственно говоря, некуда. Он сам придумал этот великий поход за геном бесстрашия, и вышестоящие господа командиры в полном соответствии с логикой напутствовали его словами, которые вкратце сводились к одному:

— Без гена не возвращайся!

Разумеется, полковник Забазар, когда-то бывший генералом, прекрасно знал о таком способе сокрытия следов, как уход в сторону на малой скорости. Звездолет, идущий в сверхсвете на малой тяге импульсных ускорителей, трудно обнаружить даже с близкого расстояния. Правда, далеко таким способом не улетишь, но расширить зону поисков до нескольких десятков парсек можно вполне.

И Забазар, включив на полную мощь свою недюжинную интуицию, заподозрил, что миламаны поступили именно так. И если мотогальский агент выбросил маяк при первой корректировке курса после подобного маневра, то весьма вероятно, что искомая планета вращается около одной из тысячи ближайших звезд.

Если же отсечь те звезды, возле которых в принципе не может быть обитаемых планет, то оставшихся будет не больше сотни. А обследовать сотню звезд тремя кораблями — это не так уж сложно.

Правда, не успел Забазар об этом подумать, как кораблей у него осталось два. На одном из крейсеров сопровождения ни с того ни с сего отказал главный компьютер. Цепи бортовой компьютерной сети горели от перегрузки на всем протяжении пути, но окончательно доконала систему совершенно рутинная процедура — составление маршрута для обследования окрестных звезд.

Когда в компьютер ввели координаты одиночной звезды класса G2, расположенной в пяти парсеках от Альтаира и имеющей планетную систему как минимум из четырех планет-гигантов, машина сказала “Кряк!” и предприняла попытку взять на таран флагманский корабль.

Каким-то чудом флагман уклонился, и тогда свихнув­шийся брейн-компьютер крейсера выбрал себе цель побольше. н повел звездолет прямиком на Альтаир, сиявший впереди по курсу, как восемь солнц.

Самое страшное заключалось в том, что брейн никак не удавалось отключить. Повинуясь извращенному инстинкту самосохранения, он блокировал все попытки перехода на ручное управление, во что бы то ни стало желая сгореть в огне горячей белой звезды.

Заодно он вырубил защитные поля и убил энергоблок, подав на его клеммы напряжение в десять тысяч раз выше номинала. С этого момента перейти на ручное управление стало невозможно при всем желании — двигатели лишились источника энергии.

Капитану крейсера не оставалось ничего, кроме как отдать приказ:

— Экипажу покинуть корабль.

Однако на звездолетах бригады камикадзе вечно беда со средствами спасения. Эвакуация смертников в принципе не предусмотрена, и в наличии имеются только дежурные катера и мотошлюпки бронекавалерии.

Мотошлюпка в случае острой необходимости может увезти на себе хоть дюжину мотогалов, но все они должны быть в скафандрах — а скафандров тоже не хватало на всех.

И в довершение всего взбесившийся компьютер отказался открывать шлюзы и блокировал попытку открыть их вручную.

Тогда мотогалы, решив, что терять все равно нечего, занялись разрушением своего корабля изнутри и принялись прошибать стенки шлюпочной палубы из боевых излучателей.

Против боевого излучателя мотошлюпки мало что устоит, и некоторым счастливчикам во главе с капитаном удалось вырваться. Но тем, кому не досталось скафандров, пришлось туго. От пробитых в корпусе отверстий во все стороны пошли разломы, которые привели к глобальной разгерметизации.

Тем, кто сразу погиб от взрывной декомпрессии, еще повезло. Остальных выдувало ветром в холодную черную пустоту, а они цеплялись за выступающие элементы интерьера и их последним ощущением был смертельный ужас, который не могла побороть даже мысль, что они умирают за Всеобщего Побеждателя.

Те же, кому удалось вырваться, тоже радовались недолго. Брейн-компьютер принял их за врагов, атакующих крейсер извне, и открыл по ним огонь фотонными торпедами. Одна из них накрыла капитанский катер, и вообще из дежурных шлюпок не уцелела ни одна.

Тем, кто был на мотошлюпках, повезло больше. Некоторым удалось добраться до флагмана, который не рисковал подходить близко, опасаясь попасть под удар.

Побоище закончилось только тогда, когда у крейсера начала плавиться обшивка, и брейн-компьютер, не выдержав высокой температуры, сгорел окончательно.

Кто знает — может быть, вид пылающего звездолета напомнил Забазару предсказание рамбиярского колдуна, который, корчась в пламени костра, успел крикнуть:

— Никогда и ни в чем не будет тебе удачи!

А может. его мысли были лишь о том, как продолжать поиски с двумя кораблями и как не допустить подобных инцидентов в будущем. Ведь второй звездолет сопровождения был такой же развалиной, как и погибший крейсер, и с ним в любой момент могло произойти то же самое.

Так или иначе, первым делом Забазар приказал перераспределить окрестные звезды по двум оставшимся кораблям, и на этот раз включение в базу данных упомянутой выше одиночной звезды класса G2 прошло без сучка и задоринки.

Но моторо-мотогалы пока не знали, что именно вокруг этой звезды помимо четырех планет-гигантов, которые легко обнаружить с расстояния в пять парсек, вращается малозаметная обитаемая планета под названием Земля.

52

Жизнь на Земле вошла в привычную колею вскоре после того, как таинственные нападения инопланетян на мирных жителей полностью прекратились, и сообщения о них по телевидению и в газетах перестали быть главной новостью дня.

Федеральная служба безопасности еще немного повозилась с делом о похищении учителя и нападении на дискотеку в одном из областных центров Европейской части России, а потом переложила оба “глухаря” на плечи милиции, здраво рассудив, что борьба с хулиганами — это прямая обязанность органов внутренних дел.

Старания офицера ФСБ Долгополова с результатами экспертизы в руках доказать, что город посетили пришельцы, пропали втуне.

Долгополов твердил, что ничем иным нельзя объяснить странные свойства крови, следы которой остались на крыше дома, где жил пропавший учитель биологии — но добился только того, что ему пригрозили госпитализацией в областную психиатрическую клинику с автоматическим увольнением из органов и поражением в правах на трудоустройство. Так что шибко умный офицер был вынужден заткнуться и молчать в тряпочку, как рыба об лед.

Одни только уфологи никак не могли угомониться и рассылали через интернет предупреждения об инопланетной угрозе, а длинный мартиролог землян, безвозвратно похищенных пришельцами в неизвестных целях, пополнился 25 новыми именами.

Впрочем, в некоторых списках этих имен было 27. Отдельные недобросовестные уфологи занесли в число пропавших Риту Караваеву и меткого стрелка с дискотеки, который скрылся в неизвестном направлении и не подавал о себе никаких вестей.

Между тем Рита Караваева после возвращения домой стала регулярно посещать ту самую дискотеку, которая после инцидента приобрела дикую популярность. В городе оказалось много молодых людей обоего пола, страстно желающих, чтобы их тоже похитили инопланетяне.

Вход на дискотеку стоил недешево, но Рита, благодаря своему приключению, стала пользоваться повышенным вниманием у мужчин, и за нее всегда было кому заплатить.

Другим завсегдатаем этой дискотеки заделался офицер Долгополов, к которому вышибалы почтительно обращались по имени-отчеству — Юрий Иванович. Молчать-то он молчал, но даже молча втайне лелеял надежду рано или поздно доказать свою правоту.

Кончилось тем, что дискотека сменила имя, и на крыше, как раз там, откуда в памятную ночь спустились по тросам миламанские спецназовцы, появилась новая неоновая вывеска: “Гуманоид”.

Дизайнеры попытались изобразить там же и самого гуманоида в натуральную величину, но поскольку они пользовались показаниями очевидцев, получилось у них плохо. Рекламный гуманоид походил скорее не на миламана в полном боевом облачении, а на гибрид зеленого человечка с терминатором.

Но главной достопримечательностью клуба стал не этот гуманоид, не Рита Караваева и не офицер Долгополов, а синий бомж, который прославился тем, что сдавал пришельцам бутылки и не получил ничего взамен. Теперь он, как главный пострадавший от инопланетных агрессоров, сшибал у входа деньги на опохмел, и ему давали, а иногда даже подносили хорошего пойла из бара.

В качестве благодарности бомж неизменно произносил одну и ту же фразу:

— Нас инопланетянами не запугаешь! Как пили, так и будем пить.

И менты, которые охраняли порядок в заведении, слыша эту фразу, согласно кивали головами:

— Это точно. Пока Колян на посту, нам никакие гуманоиды не страшны.

А тем временем лето терзало город нестерпимой жарой, и когда на несколько часов на землю опускалась ночь, и народ выходил из душного танцзала, чтобы глотнуть прохладного предрассветного воздуха, на небе правее квадратного Пегаса и ниже крестообразного Лебедя во всю мощь своей первой звездной величины сиял Альтаир — главная звезда созвездия Орла.

53

Наслушавшись от оруженосца Гьера рассказов о балах любви, морских купаниях и бесшабашных оргиях, которые учиняются при королевском дворе чуть ли не ежедневно, Евгений Оскарович Неустроев ожидал от столицы королевства чего-то весьма неприличного, но был жестоко разочарован.

На улицах города Наинеля не было даже гологрудых девственниц и голеньких детей, которые сплошь и рядом попадались в деревнях. Столица скорее походила на киношный город позднего Средневековья — именно киношный, поскольку в реальном средневековом городе по представ­лениям Неустроева должно было быть гораздо грязнее.

Со свойственной ему прямотой Неустроев сказал об этом Гьеру и услышал в ответ уже привычную сентенцию:

— Мы же не какие-нибудь свиньи живородящие...

Из этого Неустроев заключил, что в городах живородящих содержимое ночных горшков выбрасывают прямо на улицу, тогда как в Наинеле для этой цели имеются специальные клоаки.

Королевский дворец напоминал несколько замков, соединенных вместе без особой заботы о совместимости архитектурных стилей. Внутри, в тронном зале, Неустроев увидел, наконец, вожделенных обнаженных женщин, но они были каменные.

Что касается королевы и придворных дам, то они были одеты хотя и причудливо, но вполне прилично. Король же вышел к ожидающим его гостям в походном облачении и оказался весьма молодым человеком приятной наружности.

— Рад приветствовать гостей из небесного королевства в своем скромном жилище, — сказал он, обращаясь к группе миламанов и людей. — Это правда, что вы сумели оседлать дракона?

— Скорее приручить, — ответил за всех Ри Ка Рунг, и это вызвало восторг среди присутствующих.

— И что с ним стало? — поинтересовалась королева.

— Один из ваших рыцарей убил его, — дипломатично ответил Ри Ка Рунг. — При этом погибли наши люди во главе с предводителем всего отряда.

— Вы требуете наказания для этого рыцаря? — спросил король.

— Нет, ваше величество, — ответил Ри Ка Рунг. — С драконами никогда не знаешь, ручной он или дикий, и мы предпочли бы считать это нелепой случайностью. Но у нас есть другая просьба. Мы хотели бы принять участие в вашем великом походе к святым местам.

На лице короля отразилась неподдельная радость.

— Я не смел даже и мечтать о таком счастье — видеть небесных воинов в рядах священной армии освободителей Божественного Яйца! — воскликнул он.

Однако Ри Ка Рунг тут же огорчил короля, сказав:

— К сожалению, мы дали обет, который запрещает нам убивать людей без крайней на то необходимости. Поэтому мы хотели бы примкнуть к походу не как воины, а как паломники.

— Нет ничего более священного, чем рыцарский обет, — торжественно произнес король, но тут в разговор снова вклинилась королева, которую больше интересовала жизнь на небесах.

Тут Ри Ка Рунгу и его спутникам очень пригодился поэтический талант, и они привели е величество и придворных дам в небывалый восторг, в изысканных выражениях описывая жизнь на звездолетах и орбитальных базах, называя крейсера замками, а базы — дворцами.

В описании то и дело мелькали волшебные стрелы, магические зеркала и скатерти-самобранки, и уважение роксаленцев к небесным гостям с каждой минутой росло. Разумеется, прежде чем рассуждать о подобных вещах, миламаны выяснили, что в здешних местах к колдунам и волшебникам относятся благожелательно, и разговоры на эту тему неизменно сопровождались все тем же рефреном:

— Мы не какие-нибудь варвары живородящие.

Евгений Оскарович Неустроев тем временем невинно поинтересовался у придворных дам вопросом, как часто во дворце случаются оргии. Вернее, сам вопрос задал оруженосец Гьер, который, забыв своего хозяина Тиля Мангустери, хвостом ходил за Неустроевым.

В ответ дамы с сожалением сообщили, что все рыцари во главе с королем перед походом дали обет не прикасаться к женщине, а дамы в ответ произнеси свой обет — хранить верность мужьям и любовникам, так что балы любви и прочие развлечения откладываются вплоть до полной победы.

В том, что победа близка и неизбежна, рыцари и сам король теперь уже совершенно не сомневались. Когда на твоей стороне небесные воины, способные оседлать дракона, сомневаться в победе было бы верхом пессимизма — пусть даже эти воины идут в Святую Землю только в качестве паломников.

Когда миламанские мужчины верхом на громадных конях-тяжеловозах появились во главе строя рядом с королем и его свитой, площадь перед королевским дворцом вздрогнула от громового возгласа, который на местном языке состоял из одного короткого слова, а на миламанский переводился тремя.

Неустроев же услышал в своем наушнике два русских слова:

— Мы победим!

54

Миламанский поселок Ти И Да на планете Гай Кури Ман был освобожден от воинской, трудовой, пищевой и натуральной повинности в пользу моторо-мотогальской армии с тех пор, как уроженец этого поселка Зам Ми Зунг дал согласие работать на моторо-мотогалов.

Резидент мотогальской разведки завербовал Зам Ми Зунга в баре, где тот накачивался стимуляторами и обливался слезами, узнав о прорыве миламанской обороны в районе планеты Гай Кури Ман.

Отбить планету не удалось, и зная, что случается с жителями покоренных миров в свете мотогальской политики межрасового единения под предводительством Всеобщего Побеждателя, Зам Ми Зунг пребывал в отчаянии.

Резиденту было достаточно намекнуть, что есть простой способ спасти родных, друзей, земляков и любовниц Зам Ми Зунга от призыва в союзнические и вспомогательные войска, где мужчинам суждено погибнуть во славу всеобщего Побеждателя, а женщинам — сделаться подстилками мотогальских солдат. Этого намека вполне хватило, чтобы Зам Ми Зунг заинтересовался, а дальше все пошло как по маслу.

— Тебе не придется никого предавать. Если хочешь, можешь гнать дезинформацию. Все равно эти мотогалы — круглые идиоты и век не разберутся, что ты им подсунул. Я тоже работаю на две стороны, и от меня мотогалам больше ущерба, чем пользы. Зато я спасаю от разорения целые города, и ты тоже можешь это делать.

Но когда Зам Ми Зунг действительно попытался передать мотогалам дезинформацию, и это повторилось несколько раз, тот же самый резидент повел совсем другие речи.

— Если ты еще раз позволишь себе подобные шутки, мотогалы не оставят от твоей деревни камня на камне и организуют утечку информации из личного дела агента ЗМЗ01116. Например, половину записи нашего с тобой разговора.

— Пусть только попробуют, и я вас выдам, — заявил на это Зам Ми Зунг.

— Тогда твою мать и первую любовь будут пытать особенно долго. А девушку по имени Иль Ма Ин попросят обслужить целый эскадрон бронекавалерии.

— Какие же вы сволочи! — воскликнул Зам Ми Зунг и услышал совершенно бесстрастный ответ:

— Не мы, а моторо-мотогалы. Я же по-прежнему работаю на две стороны и спасаю от разорения многие населенные пункты.

В подтверждение своих слов резидент показал Зам Ми Зунгу видеозапись об идиллической жизни в поселке Ти и Да, где сохранено даже местное самоуправление и органы охраны порядка, а мотогалы без необходимости не приближаются к селению ближе чем на километр.

Увидев на экране смеющуюся девушку по имени Иль Ма Ин рядом со своей матерью, Зам Ми Зунг чуть не расплакался снова, но резонно заметил, что сфабриковать такую запись на компьютере — проще простого.

Тогда резидент дал Зам Ми Зунгу возможность ознакомиться с совершенно секретными данными миламанской разведки о положении дел на планете Гай Кури Ман.

В разведсводке говорилось, что планета опустошена и в союзнические войска призваны все мужчины в возрасте от 12 до 45 лет, а также все женщины в возрасте от 12 до 33 лет. Исключение составляют один город и 32 поселка, на которые распространена специальная бронь первой степени и пять городов и 84 поселка, получившие бронь второй степени.

Зам Ми Зунг знал, что такое бронь первой степени. Это значит, из населенного пункта в союзнические и вспомогательные войска не призывается никто, а сам пункт не подвергается разграблению.

Зная, как опасно и нерентабельно  выжимать из планеты все соки, рискуя получить взамен дикую пустыню, мотогалы оставляли часть населения покоренных миров на расплод в особых резервациях — и именно в такую резервацию был превращен поселок Ти И Да.

И так продолжалось до тех пор, пока Зам Ми Зунг, попавший в ловушку, из которой нет выхода, и служивший мотогалам верой и правдой ради спокойствия и благополучия земляков, не исчез бесследно в районе планеты Роксален.

Но это было еще полбеды. Беда грянула, когда полковник Забазар по каналу дальней связи сообщил вице-маршалу Набураю, что в районе, отмеченном маяком шпиона, нет никакой планеты носителей гена бесстрашия.

От Набурая информация ушла дальше и выше и попала в жернова бюрократической машины Генерального штаба Мотогаллии, которая способна действовать без участия разума по раз и навсегда заложенной программе.

Если агент из числа ренегатов изменил делу Всеобщего Побеждателя — значит, все условия и обещания, данные ему при вербовке, аннулируется.

То есть в данном случае поселок Ти И Да подлежит наказанию.

И уже совершенно неважно, что сам нерадивый агент об этом не узнает, поскольку он пропал без вести и скорее всего погиб. Важен сам принцип неотвратимости наказания.

В результате жители поселка Ти И Да, действительно почти не видевшие мотогалов в своей резервации, внезапно были разбужены однажды утром целым отрядом бронекавалерии, который, не вдаваясь в объяснения, выгнал всех миламанов на улицу и приступил к их сортировке.

— Мужчины от 12 до 45 лет — в союзнические войска. Добровольцам сделать шаг вперед, остальным приготовиться к смертной казни, — вещал через громкоговоритель командир отряда. — Женщинам от 12 до 33 лет раздеться для медосмотра и последующего призыва во вспомогательные части. Все, кого застанут одетыми через пять минут, будут подвергнуты смертной казни за невыполнение приказа мотогальского командования.

А в домах бронекавалеристы уже срывали с девушек одежду, не дожидаясь, пока они разденутся сами, и насиловали их, не дожидаясь призыва во вспомогательные войска.

Мужчин призывного возраста в поселке было немного. Все здоровые мужчины старше двадцати служили в миламанской армии, а из более юных многие ушли в нее добровольцами — без всяких угроз и понуканий. Так что союзническим войскам достались только подростки — да и то некоторые предпочли умереть, бросаясь на моторо-мотогалов с голыми руками против боевых излучателей или в крайнем случае спасаясь бегством под шквальным огнем.

С женщинами получалось то же самое, и первую любовь Зам Ми Зунга мотогалам схватить не удалось. Прикрывая бегство своего младшего брата, она попала под огонь излучателя.

Зато мотогалы поймали девушку по имени Иль Ма Ин и согласно обещанию вознамерились навалиться на нее всем отрядом. Но юная миламанка так понравилась командиру карателей, что он на минуту отвернулся от громкоговорителя и рявкнул:

— Это мое!

Миламанке командир совсем не понравился, но имея перед собой выбор — один офицер или сотня грязных бронекавалеристов, Иль Ма Ин предпочла не сопротивляться.

Когда командир, посадив голую девушку перед собой на мотошлюпку, увозил ее из родного поселка, Иль Ма Ин, оглянувшись, увидела, что Ти И Да горит.

— За что?! — плача выкрикнула она, обращаясь то ли к мотогальскому офицеру, то ли к бесстрастному холодному небу над головой.

Но небо молчало, и офицер тоже ничего не ответил. Единственный, кто был осведомлен о подоплеке этой карательной операции, он размышлял о цене предательства, все больше склоняясь к выводу, что оно не окупается никогда.

55

Царь Гурканский и Беримурский, князь Тавера и Конта, истинный и неизменный владетель города Турмалина, где в запечатанном склепе вот уже тысячу лет хранится яйцо белого дракона Шаривара, узнал о явлении Бога на землю от гонца, который загнал трех лошадей и сам упал замертво у ног государя, выпалив эту новость, важнее которой не было ничего на свете.

— Бог Воинств, разрушающий города, идет к твоей столице во главе несметного множества паломников, исцеляя страждущих и воскрешая мертвых, — таковы были последние слова гонца, который тут же и скончался, не приходя в сознание.

Даже Бог Воинств в обличье  моторо-мотогальского шпиона Зам Ми Зунга вряд ли смог бы его воскресить. При всем богатстве и совершенстве своих технологий ни миламаны, ни мотогалы были на такое неспособны.

Однако слухи имеют обыкновение распространяться по принципу испорченного телефона, и по пути следования катапультного кресла с пассажиром в окружении огромной непрерывно растущей толпы с неизбежностью смены времен года появились “исцеленные” и “воскресшие”.

Были даже такие, кто утверждал, что Бог Воинств путешествует верхом на своем знаменитом белом драконе, как ему и положено и как было в прошлый раз. И очевидцы, которые своими глазами наблюдали, как вышеуказанный Бог пролетает мимо них, сидя на стуле, который при желании можно назвать троном, но уж никак не драконом, предпочитали не верить глазам своим.

Недоразумение разъяснилось, когда с другой стороны света, с запада, в Турмалин, а за ним и в Тавер и Конт, пришла новая весть — о нашествии полчища драконов на земли нечестивых яйцекладущих, чьи города ныне сожжены и угодья потоптаны, а юные девы обращены в наложниц и дарят утехи грозным ящерам, чье дыхание — пламя, а голос — громовой раскат.

Эта весть сразу все прояснила. Конечно же, Бог Воинств послал своего черного дракона Фривара и его стаю расчистить воинам царя Гурканского путь в землю нечестивых яйцекладущих, а сам явился к истинным чадам своим живородящим, дабы повести их за собой в даль светлую.

Странно правда, что для начала воинственный бог счел нужным угробить примерно сто тысяч истинных чад вместе с их городом и окрестными деревнями. Однако живородящие рассудили между собой, что пути господни неисповедимы и, по правде говоря, город Беримур давно заслужил такую участь.

К тому же принцип “бей своих, чтобы чужие боялись” вовсе не был для Роксалена чем-то новым.

Что касается Зам Ми Зунга, то он в такие подробности не вдавался и принимал жизнь, как она есть.

Со стороны, правда, могло показаться странным, что яйцекладущий миламан на службе у икромечущих моторо-мотогалов играет роль Бога Воинств перед живородящими роксаленцами — но к счастью, паломники понятия не имели, что Зам Ми Зунг — яйцекладущий.

Миламан, впрочем, тоже не сразу разобрался, что его окружают живородящие, но ему это, по большому счету, было все равно.

Только когда какая-то юная туземка затеялась рожать прямо у подножия его кресла, Зам Ми Зунг начал понимать, что к чему и почему, но ограничился тем, что благословил роженицу подобающим жестом.

Роженица при виде этого жеста тут же упала в обморок от счастья, что помогло ей родить практически безболезненно.

Далее по пути следования роксаленцы узнали о Боге Воинств много нового и интересного. Например, они выяснили, что бог нуждается в пище и даже сам умеет собирать ее с деревьев. Дерево, с которого бог рвал яблоки, тотчас же было объявлено священным, а к каравану паломников потянулись люди с корзинами, мешками и целыми возами яблок.

Вегетарианская диета Бога Воинств удивила местных жителей и в особенности жрецов, которые привыкли кормить это грозное божество мясом, а в особых случаях потчевать его человеческими жертвами.

До человеческих жертв, к счастью, не дошло, зато богу попытались скормить быка.

Целого быка Бог Воинств, увы, не одолел, но он успешно выкрутился из сложной ситуации, громогласно предложив через ретранслятор:

— Ешьте и пейте, дети мои, ибо это пища богов, которая насытит алчущих.

В считанные минуты от быка не осталось даже костей, а впереди бесконечного каравана паломников побежала весть о новом чуде — как Бог Воинств накормил одним быком десять тысяч человек.

А тем временем Зам Ми Зунг заметил, что в его караване с каждым днем становится все больше вооруженных людей. И однажды ночью, когда Бог Воинств по обыкновению поднял свой трон высоко в небо и врубил мощный свет, в лагерь паломников пожаловал сам царь Гурканский со своей дружиной и ополчением.

Зам Ми Зунг узнал об этом только утром, когда всемогущий государь опустился перед троном Бога Воинств на одно колено и торжественно произнес:

— Прими нас в свое войско, о Бог воинов и полководцев, и веди нас за собою туда, где заходит солнце, в страну нечестивых яйцекладущих, дабы разорить их города и сжечь их села, и извести их род под самый корень, чтобы и следа его не осталось на земле.

Тут в голове Зам Ми Зунга мелькнуло что-то насчет невмешательства миламанов во внутренние дела нейтральных планет, но отказывать царю он счел неудобным. Мало ли как отреагируют эти странные люди на его отказ. Если они  вдруг все вместе ополчатся против одного миламана, то он, пожалуй, от них не отобьется.

Лучше не рисковать.

56

Ремонт легкого крейсера глубокой разведки “Лилия Зари” был завершен в рекордно короткий срок, и первое, что сделал капитан звездолета Лай За Лонг сразу после ходовых испытаний — это потребовал завершить операцию по спасению миламанов и людей с планеты Роксален.

— Ничего не получится, — ответило Лай За Лонгу вышестоящее командование. — У мотогалов в этой зоне слишком насыщенная оборона. Мы уже потеряли без толку три корабля и передали Ри Ка Рунгу приказ затаиться на Роксалене до лучших времен.

— Лучшие времена уже наступили! — довольно резко заявил на это Лай За Лонг. — “Лилия Зари” на ходу, и мы обязательно прорвемся.

— Идти туда с одним кораблем — чистая авантюра и самоубийство, а лишних кораблей у нас нет, — возражало командование, но Лай За Лонг, получивший после дальнего похода и боев у Роксалена звание капитана первого ранга, тоже был не лыком шит.

Ему помогло знание Устава, где черным по белому написано, что спасение выживших членов своего экипажа — первостепенная обязанность командира звездолета, и вышестоящее командование обязано оказывать ему в этом деле всемерную поддержку.

Но в конечном итоге ключевую роль сыграли магические слова “ген бесстрашия”.

Хотя шесть земных женщин, вынашивающих клоны Евгения Неустроева, отделались легким (или, скорее, тяжелым) испугом и были сравнительно благополучно доставлены на планету Рай Рио Ман, ген бесстрашия по-прежнему не давался в руки. А его единственный взрослый носитель, пригодный для скрещивания, застрял на Роксалене.

Это обстоятельство помогло Лай За Лонгу убедить командование не только дать разрешение на одиночный прорыв “Лилии Зари”, но и выделить для нее корабли сопровождения в количестве двух крейсеров и четырех канонерок.

По закону сохранения материи нельзя добавить в одном месте, не убавив в другом, и закрыв брешь на Роксаленском направлении, мотогалы оголили другие участки фронта. Они старались снимать войска равномерно со всех участков, но это не всегда получалось, и весьма эффективная разведка миламанов легко находила в кольце окружения новые слабые места.

В одном таком месте три крейсера и четыре канонерки под общим руководством Лай За Лонга без потерь прорвались в мотогальский тыл, по пути уничтожив три вражеских звездолета и один стационарный форт.

Однако когда миламанский отряд, пройдя по тылам мотогалов, вышел к Роксалену, его засекли наблюдатели резервных сил, которые концентрировались в этой зоне для контрнаступления. Мотогалы все еще надеялись выровнять кольцо на Роксаленском направлении и не жалели для этого сил и средств.

Появление миламанов в тылу ударной группировки вызвало в стане мотогалов реакцию, граничащую с паникой. Мотогальские звездолеты, нарушив строй, ринулись навстречу противнику все скопом, как стадо носорогов и примерно с тем же результатом. Неподвижную цель они, возможно, и затоптали бы, но миламанские крейсера и канонерки не стали ждать, пока это случится, и просто отошли в сторону на импульсной тяге. А потом зашли стаду носорогов в хвост и принялись крушить все, до чего могли дотянуться.

Под шумок “Лилия Зари”, угробив пару мотогальских крейсеров, улизнула из района боя, чтобы выполнить главную задачу — снять с Роксалена миламанов и людей. Но уйти чисто не получилось. Мотогалов было слишком много, и сразу штук десять черных звездолетов устремились в погоню.

Мотогалы настолько увлеклись разборками в своих тылах, что почти забыли о лицевой стороне фронта. А миламаны, которые держали оборону на этой стороне, немного полюбовавшись на странное поведение противника, вдруг решили, что имеет смысл внести некоторое разнообразие в скучную окопную жизнь. И нанесли лобовой удар, которого никто не ждал.

Тут уже мотогалам стало не до погони за одиночными крейсерами и канонерками, которые, используя эффект внезапности, методично крошили поредевшее стадо носорогов в мелкий винегрет.

— Всем кораблям немедленно вернуться на исходные позиции! — громогласно командовал по общей связи старший генерал Роксаленской группировки, и мотогалы были вынуждены повернуть оглобли, успев вывести из строя лишь один миламанский крейсер и пару канонерок.

При таком численном превосходстве это было курам на смех, и один смелый и горячий вице-генерал счел это своим личным позором. А посему решил не подчиняться приказу старшего по званию, готовый в случае чего сослаться на повреждение систем связи.

В подчинении этого вице-генерала оставалось двенадцать кораблей, и командир, объявив подчиненным, что приказ старшего генерала их не касается, повел все двенадцать бортов на Роксален в надежде перехватить миламанскую группу там.

Понятное дело, не успел вице-генерал осмотреться на орбите Роксалена, как кораблей в его подчинении осталось всего одиннадцать, включая его собственный.

Одиннадцать мотогальских боевых звездолетов малого и среднего тоннажа против двух миламанских крейсеров и двух канонерок — это примерно баш на баш, равные силы. Ни у кого никакого преимущества. Затевать в такой ситуации встречный бой — занятие неблагодарное. Это как лотерея или, скорее, как бросание монетки, и горячий вице-генерал был вовсе не уверен, что выиграет именно он.

Этот вице-генерал по имени Забайкал не зря был побратимом бывшего генерала Забазара. Его отличала почти такая же смелость, но она никогда не доходила до безрассудства. Забайкал был не только храбр, но и почти так же умен, как его низвергнутый ныне анда.

57

Полковник Забазар был разбужен среди ночи по корабельному времени, когда дежурные наблюдатели окончательно убедились, что третья планета в системе желтой звезды, к которой мотогальский флагман вышел, преодолев несколько парсек в гиперпространстве, действительно обитаема и может иметь разумную жизнь.

Флагман двигался к этой планете с окраин планетной системы на досветовой скорости и прибытие на ближнюю орбиту ожидалось через шестнадцать часов. События можно было ускорить коротким сверхсветовым броском на импульсной тяге, но после гибели крейсера на Альтаире Забазар предпочитал осторожность.

Конечно, флагман еще крепок, но мало ли что может ждать его впереди. Лучше не рисковать и сохранять кое-какие ресурсы в резерве на всякий пожарный случай.

Перед сном полковник Забазар получил сообщение от своего последнего корабля сопровождения, который вел поиск самостоятельно и в очередной раз вытянул пустышку. Среди четырнадцати планет, обращающихся вокруг оранжевой звезды класса K1, не оказалось ни одной обитаемой.

Во сне Забазар видел несметные полчища носителей гена бесстрашия — чудовищных монстров невиданной свирепости, и когда младший офицер потряс полковника за плечо, тот вскочил с криком ужаса.

— Что?! Где?! — воскликнул он, не в силах сообразить, где находится.

— Все в порядке, господин полковник, — успокоил его младший офицер. — Просто мы обнаружили признаки радиообмена.

— Между кем и кем? — не понял Забазар, который уснул еще до того, как флагман вышел в досвет.

— Это внутрипланетный радиообмен, — пояснил офицер. — Здесь наверняка есть разумная жизнь, и уровень цивилизации не ниже индустриального.

Тряхнув головой, Забазар прогнал остатки сна и стал одеваться, задавая на ходу уточняющие вопросы.

Однако достоверные ответы на них полковник получил лишь через несколько часов, когда обитаемая планета стала ближе, а радиосигналы — явственнее.

Компьютеры флагмана с головой погрузились в расшифровку этих сигналов, а вперед к планете, далеко опережая корабль, понеслись зонды, и вскоре Забазар смог насладиться индустриальными ландшафтами этого мира.

— Город, вид сверху, — пояснял дежурный наблюдатель, выводя на экран очередную картинку, хотя Забазар не нуждался ни в каких пояснениях. Он и сам видел, что это город, причем большой и сравнительно высокоразвитый.

И таких городов на планете было много.

Забазар невольно подумал, что подобный мир мог бы стать неплохим приобретением для Всеобщего Побеждателя, но тут же оборвал себя. Пока не решена миламанская проблема, никто не станет посылать ударные и оккупационные войска в такую даль. Тем более, что войск потребуется много. Это тебе не какой-нибудь Рамбияр с населением в сто миллионов и цивилизацией, высшее достижение которой — ружье, заряжаемое с дула.

При мысли о Рамбияре лицо полковника передернула судорога, но он быстро взял себя в руки, и мысли его потекли в другом направлении.

Конечно, планеты типа той, на орбиту которой выходил сейчас флагманский корабль — это далеко не подарок. Но если там действительно живут носители гена бесстрашия, то не исключено, что верховное командование Мотогаллии все-таки изыщет резервы для ее завоевания.

Ген бесстрашия — это серьезно. И надо приложить все силы, чтобы он не достался больше никому. Только моторо-мотогалам, высшее предназначение которых — быть покорителями Вселенной.

Иначе могут думать только бунтовщики и изменники вроде доктора Нарангая, но Забазар искренне надеялся, что в верховном командовании таких нет.

И теперь оставалось только выяснить, действительно ли на этой планете есть носители гена бесстрашия, да еще в таком количестве, как говорилось об этом в сообщении самой первой миламанской экспедиции, обрывки которого мотогальской разведке удалось перехватить еще в ту пору, когда Забазар был бравым генералом, увешанным наградами с ног до головы.

58

Они двигались навстречу друг другу — священное воинство яйцекладущих под предводительством четырех королей и семи герцогов и великая армия живородящих во главе с Богом Воинств на летающем троне и царем Гурканским на белом коне.

Чисто внешне армия живородящих выглядела внушительнее, но она на три четверти состояла из женщин, детей, стариков, калек и прочего небоеспособного контингента, который присоединился к войску не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы общаться с богом.

Это доставляло Богу Воинств массу неудобств и вынуждало его подниматься вместе с креслом выше самых высоких деревьев, потому что если этого не сделать, то паломники забирались на деревья и нередко падали с них, разбиваясь насмерть. Особенно было жалко детей, которые проделывали это особенно часто.

 Хотя аборигены относились к этому с пониманием и после падения очередного малолетнего древолаза судачили между собой, что боги забрали малыша к себе в рай и там ему будет лучше, или наоборот — наказали дерзкого юношу, чтобы другим неповадно было, Зам Ми Зунг все равно их жалел, потому что он был все-таки миламаном, хоть и на моторо-мотогальской службе.

Настоящие воины считали всю эту толпу ненужной обузой, но ничего не могли поделать. Если во главе армии стоит сам Бог, приходится мириться с неудобствами, которые возникают по этой причине.

Священному воинству яйцекладущих рыцарей было гораздо проще. Пешие паломники и ополченцы отстали еще на первом перегоне, да и было их немного, потому что основная масса народонаселения предпочитала поддерживать участников священного похода издали — молитвами и постом, который заключался в отказе от употребления в пищу яиц, даже птичьих.

Единственной обузой рыцарского войска был дамский отряд во главе с женой и тремя сестрами короля Тура, которые ни за что не желали оставаться в королевском замке, увидев, что небесные женщины собираются сопровождать своих мужчин в их паломничестве.

Первые неприятности начались уже на третий день похода, когда рано поутру королева Гризанда и старшая принцесса Рузария учинили поединок на мечах.

Причиной поединка явилась любовь обеих дам к человеку с неба Ри Ка Рунгу, который по причине недолеченного ранения не мог дать ни одной из них желаемого удовлетворения. Зато он нашел в себе силы прервать поединок, и сбежавшиеся на шум рыцари застали миламанского спецназовца держащим обеих дам в полном боевом облачении за шкварник на высоте полуметра.

На лице его не отражалось никакого напряжения.

— Как дети, ей богу! — укорял он ее величество и ее высочество, перекрывая своим командирским голосом верещание девушек.

Если перевести это верещание на членораздельный язык, то получалось, что принцесса любит человека с неба все же больше, чем королева. Гризанда употребляла примерно такие выражения:

— Тебе отрубят голову за оскорбление величества!

А Рузария орала просто:

— Отпусти! Больно же! Поставь меня на место немедленно!

К счастью король целиком и полностью согласился с миламаном и даже объявил девушкам:

— Еще одна такая выходка, и я отправлю домой обеих!

Таким образом, вопрос об отрублении головы Ри Ка Рунга за оскорбление величества отпал сам собой. Зато уже на следующий день начались новые беды. Младшая принцесса Эдда воспылала любовью к Евгению Оскаровичу Неустроеву по прозвищу Же Ни Йя и тем самым вогнала миламанку Ли Май Лим в очередную депрессию.

Хотя груди и бедра у принцессы были существенно меньше, чем у давешней крестьянки, Ли Май Лим все равно мучилась комплексом неполноценности и задумалась о новом способе самоубийства, про который ей рассказал все тот же словоохотливый оруженосец Гьер. Способ состоял в падении грудью на меч, который держит в руке верный помощник. За неимением такого помощника меч можно вкопать в землю острием вверх.

Что самое интересное, мысль убить принцессу ей в голову не приходила, хотя сделать это даже в честном поединке с использованием незнакомого оружия для офицера миламанского спецназа не составило бы никакого труда.

Дабы обратить на себя внимание землянина, Эдда взяла в привычку подобно Жанне д'Арк умываться по утрам, обнажив торс, но Неустроев не видел большой разницы между гологрудой принцессой и гологрудой крестьянкой, каковые попадались по пути следования ежедневно — так что страдала от этого зрелища только Ли Май Лим.

Компанию ей составляли молодые роксаленские рыцари, но им было проще — ведь многие из них уже видели принцессу в таком виде раньше на королевских балах любви.

Была во всем этом и еще одна проблема. Ведь благородные дамы из стана яйцекладущих дали обет не иметь интимных дел с мужчинами вплоть до полной и окончательной победы.

Однако по мнению многих, участие дам непосредственно в священном походе искупало нарушение этого обета. Так что ее высочество принцесса Эдда не видела ничего плохого в том, чтобы залучить небесного рыцаря Евгения в свою индивидуальную палатку, а роксаленские рыцари не видели ничего плохого в том, чтобы залучить ее высочество куда-нибудь под куст.

А пока рыцари и дамы в компании миламанов и людей решали все эти насущные проблемы, живородящая армия Бога Воинств проследовала мимо города Турмалина. Привал длился всего одну ночь, и всю ночь паломники толпой осаждали склеп с яйцом дракона Шаривара. Число задавленных измерялось сотнями, а те, кто все-таки прорвался к священной реликвии, едва не разрушили склеп и чуть не разбили яйцо.

Реликвия уцелела только потому, что отличалась завидной прочностью и была намертво закреплена на постаменте.

Слух о чудесном спасении реликвии достиг рыцарского войска яйцекладущих, и те, подозревая живородящих в намерении уничтожить Божественное Яйцо, возрадовались, что диверсия не удалась и ринулись к Турмалину с еще большим воодушевлением.

Две гигантские армии, преисполненные боевого духа сверх всякой меры, неудержимо рвались навстречу друг другу, и час их встречи был уже близок.

59

Универсальную формулу гена бесстрашия для всех гуманоидов стандартного типа моторо-мотогалы открыли еще сто лет назад, а миламаны несколько позже то ли повторили это открытие, то ли просто украли формулу у первооткрывателей.

Такова была версия моторо-мотогалов. Что касается миламанов, то они интерпретировали те же самые события в более лестном для себя ключе. А именно — утверждали, что формула, открытая мотогалами, была изначально неверна, и лишь когда она попала в руки миламанских ученых, те легко нашли ошибку и смогли ее исправить.

Так или иначе, спустя не одно десятилетие после этой темной истории для ученых обеих рас не составляло труда обнаружить и опознать ген бесстрашия в хромосомах любого гуманоида, если только он там был. Для этого даже не требовался уровень доктора Нарангая — хватило бы и обычного лаборанта, который умеет обращаться с компьюте­ром и специальными программами.

Роль доктора Нарангая заключалась в другом — он со своими учениками собаку съел на проблеме биосовмести­мости и был взят в экспедицию именно в качестве специалиста по этому вопросу.

Но изучать образцы тканей, доставленных с планеты, которая раскинулась под флагманским кораблем полковника Забазара, пришлось тоже доктору Нарангаю лично, потому что лаборантам Забазар не доверял. Он хотел исключить даже малейшую возможность ошибки.

Но увы, даже великий доктор Нарангай ничем не мог ему помочь. В тканях, доставленных с планеты, населенной гуманоидами с зеленой кожей и третьим глазом посередине лба, не было никаких следов гена бесстрашия.

— Либо это не та планета, либо миламаны ошиблись, либо они подсунули вам дезинформацию, — безапелляционно заявил доктор Нарангай, когда число проверенных образцов перевалило за десять тысяч.

— Вы уверены? — подозрительно переспросил Забазар.

— Разумеется, уверен, — раздраженно ответил Нарангай. — Я же не идиот. Это вообще аномальная раса. К ней неприменимы формулы, созданные для стандартных гуманоидов. Даже если у них есть ген бесстрашия, мы его не найдем, а если найдем, то не сможем им воспользоваться.

— И что же нам делать? — растерянно спросил Забазар.

— Искать другую планету, — пожал плечами Нарангай. — Хотя я полагаю, миламаны вас просто дурят. Нет у них никакого гена бесстрашия, и я сомневаюсь, что он вообще существует в природе.

Но Забазар, который своими глазами видел, сколько сил потратили миламаны, чтобы невредимыми вернуть крейсер “Лилия Зари” и канонерку “Тень бабочки” в родное скопление, не сомневался, что ген бесстрашия существует.

Его беспокоило другое. Шпион по имени Зам Ми Зунг мог ведь выбросить в космос аннигиляционный маяк не при первой корректировке курса, а при любой другой, и тогда искомая планета может находиться сколь угодно далеко.

А чтобы обшарить всю Галактику или хотя бы малоисследованную ее часть, имея под рукой всего два корабля, потребуются миллионы лет.

60

Две роксаленских армии сошлись в чистом поле в тот самый день, когда капитан крейсера “Лилия Зари” Лай За Лонг решил все-таки попытаться вытащить миламанов и людей с планеты, на которой они застряли не по своей воле.

Лай За Лонг вызвал Ри Ка Рунга по мобильному каналу как раз в тот момент, когда спецназовец отдыхал в одной палатке с королевой Гризандой и принцессой Рузарией, которых помирил, убедив, что у них на небе это вполне принято, и одной женщины людям с неба всегда мало.

В другой палатке Евгений Неустроев старался отвлечь Ли Май Лим от мыслей о самоубийстве, а принцессу Эдду — от мыслей об устранении соперницы, и это у него неплохо получалось, потому что Ли Май Лим впадала в депрессию не потому, что Же Ни Йя изменял ей с другими женщинами, а исключительно потому, что он по дурацкой земной привычке не приглашал миламанку составить им компанию.

Обоих небесных людей в этом процессе поджидали неожиданности. Ри Ка Рунг неожиданно обнаружил, что млечные слезы роксаленских женщин действуют на него настолько благотворно, что проблемы, связанные с ранением, сняло как рукой.

Тем временем принцесса Эдда ласкала небесного рыцаря Евгения тем способом, который на Земле именуется “французским”, а среди яйцекладущих роксаленцев практикуется под девизом: “Мы же не какие-то варвары живородящие”.

Взгляд девушки был устремлен вперед и вверх и упирался прямо в то место, по строению которого на Роксалене принято различать яйцекладущих и живородящих.

Когда ее высочество присмотрелась повнимательнее, рот ее раскрылся сам собой, и изысканные ласки прекратились в самый неподходящий момент.

— Ты живородящий! — выдохнула миламанка, распахнув глаза шире пределов, отпущенных им природой. И замолчала, судорожно втягивая в себя воздух — не то чтобы закричать, не то просто чтобы успокоиться.

— Но ты ведь никому не скажешь, — воспользовавшись замешательством произнес Неустроев и периферийным зрением заметил, как тренированная Ли Май Лим потянулась к своему парализатору.

Тут-то все и началось.

Ри Ка Рунг выскочил из палатки, крича на родном языке:

— Миламаны ко мне! Собрать людей! Готовность пятнадцать минут. К нам идет эвакуатор.

В унисон с этим криком раздался другой. В лагерь яйцекладущих ворвался головной дозор живородящих, который увлекся погоней за каким-то одиноким рыцарем печального образа, полчаса назад забредшим в расположение противника.

Так враждующие армии узнали, что они стоят в одном поле на расстоянии прямой видимости друг от друга.

Пока яйцекладущие рыцари гасили головной дозор живородящей конницы, а Ри Ка Рунг скликал по всему лагерю миламанов и людей, его величество король Тур в панике пытался взгромоздиться на коня в одних подштанниках и шлеме с золотым гребнем. Но этот подвиг померк перед лицом героического поступка ее величества королевы и их высочеств Рузарии и Эдды, которые поспешили воссесть на коней в чем мать родила.

Фрейлины, игравшие роль оруженосцев, поспешили подать благородным дамам копья и щиты, в результате чего дамы стали выглядеть особенно колоритно — хоть сейчас на картину “Амазонки, идущие в бой”. Но писать с них картины было некому, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы с неба в этот момент не свалился эвакуатор, сопровождаемый истребителями с “Лилии Зари” и преследуемый мотошлюпками мотогальской бронекавале­рии.

Воздушный бой истребителей с мотошлюпками обе враждующие армии естественным образом приняли за начало Армагеддона, и старейший из яйцекладущих королей Рембальт первым решил помочь силам света одержать победу в битве с силами зла.

Нападение рыцарей Рембальта застало живородящих врасплох. Они как раз пребывали в недоумении, почему Бог Воинств внезапно покинул своих истинных чад в самый ответственный момент.

У Бога Воинств в это время были свои трудности. Катапультное кресло — далеко не лучшее пристанище для того, кто оказался в гуще боя истребителей с мото­шлюпками, и Зам Ми Зунг под угрозой случайного превращения в пепел и прах на бреющем полете поспешил убраться в сторону ближайшего лесного массива.

Этого было достаточно, чтобы армия живородящих обратилась в паническое бегство, а ее преследование силами яйцекладущих сорвалось лишь по причине неготовности трех из четырех королей и пяти из семи герцогов последовать примеру Рембальта и ринуться в бой.

Между тем, маленький небесный Армагеддон закончился печально для сил света. Мотогальские бронекавалеристы не дали эвакуатору приземлиться, и поврежденный челнок был вынужден уйти обратно в космос, потеряв все истребители сопровождения.

Увы, “Лилия Зари” ничем не могла ему помочь. Высоко на орбите она занималась тем, что мешала мотогальским звездолетам оказать своей бронекавалерии содействие в атмосферном бою, и поскольку силы были, в сущности, равны, битва закончилась вничью.

Когда шум воздушного боя стих и только разбитые истребители и мотошлюпки догорали в траве, Зам Ми Зунг высунул нос из леса и, догнав свою бегущую армию, утешил ее словами:

— Радуйтесь, люди Гуркана, Тавера и Конта. Я прогнал крылатых врагов и остановил врагов пеших и конных. Они рассеяны по полям и лесам и не скоро снова соберутся вместе.

Это было чистой воды вранье, но живородящим хотелось  верить в лучшее, и они согласились принять это объяснение и вновь признать Зам Ми Зунга истинным Богом Воинств.

61

Боевая обстановка не располагает к долгим телефонным разговорам, однако Ри Ка Рунг по спецназовской привычке выражался лаконически и сумел в коротком сеансе связи передать на орбиту массу полезной информации. В числе прочего он доложил:

— У нас тут несколько инфантов с геном бесстрашия. Ученые говорят — у аборигенов потрясающая биосовмести­мость. За пять лет можно вырастить целую армию.

Этого капитану Лай За Лонгу было достаточно, чтобы понять, какую ценность имеет Роксален для миламанской цивилизации. И для вышестоящего командования он подготовил уже гораздо более обстоятельный доклад.

Судьба этого доклада во многом зависела от событий на Рамбияре, и тут как нельзя кстати оказалась полная бездарность дважды генерала Бунтабая в деле руководства стратегическими операциями. С подбором кадров в его штабе тоже была беда, и черт его знает, кто там чего кому насоветовал, но только мотогалы проявились на Рамбияре с треском.

Ситуацию не смог спасти даже вице-маршал Набурай, который в конце концов объявил, что принимает командование на себя, а Бунтабая отстраняет ввиду его полной неспособности руководить войсками.

Бунтабай тут же пожаловался дважды маршалу Караказару, и тот поспешил отменить приказ Набурая.

В результате мотогалы на Рамбиярском фронте так до самого конца и не поняли, кто же все-таки командует войсками. Но все шишки в конечном итоге посыпались на вице-маршала, который вовсе не был виновен в поражении и старался только спасти мотогальские войска от окончательного разгрома.

Поняв, что поражение уже неизбежно, он отдал союзническим войскам приказ об отступлении и эвакуации с Рамбияра. Приказ касался и мотогальских частей, но бронекавалерия ему не подчинилась и была уничтожена вся до последнего мотогала. А то, что осталось от союзнических войск, Набураю удалось сберечь, и за это его обвинили в трусости, позорном бегстве с поля боя и потере завоеванных территорий.

Тут ему припомнили и злополучный приказ об отстранении Бунтабая от командования. Дважды маршал Караказар очень своевременно запамятовал о том, что он сам лично этот приказ отменил, и получилось, что Бунтабая совершенно не в чем обвинить. К поражению он никакого отношения не имеет, поскольку был отстранен, а во всем виноват Набурай, которого Рамбиярской группировке навязали вице-генералиссимус Загогур и его покровители из мотогальника Набу.

Но так или иначе, Рамбияр для мотогалов был вторично потерян, и у них не было резервов, чтобы пытаться отбить его снова.

В результате высвободились и миламанские войска, в том числе космические силы — все, что осталось от Рамбиярской флотилии и подкреплений, которые она получала в ходе боев.

Оставалось только навести фаворита королевы миламанов Мир Ка Мина на мысль, что неплохо бы перебросить эту флотилию со всеми подкреплениями в район Роксалена, где надо только немного усилить натиск, чтобы мотогальский фронт развалился, как карточный домик.

Убедить Мир Ка Мина было нетрудно, поскольку он сам по-прежнему лелеял мечту насытить миламанскую армию непобедимыми воинами с геном бесстрашия в клетках. Он надеялся таким образом войти в историю, а ради этого не жалко и десяти флотилий.

Приказ о переброске Рамбиярской флотилии на Роксаленское направление был одобрен королевой в кратчайший срок, несмотря на сопротивление адмирала Май Не Муна, который предлагал использовать замешательство мотогалов и отсутствие у них стратегических резервов для генерального наступления на центральном фронте.

Увы, Май Не Мун, в отличие от Мир Ка Мина, не был вхож в королевскую спальню.

Но всерьез адмирал был ошарашен, когда именно его назначили командовать объединенными силами на Роксаленском направлении.

Это назначение доставило мало радости новым подчиненным Май Не Муна. Адмирала вообще не особенно любили в войсках, а главное — все знали его отношение к роксаленской операции.

Тот, кто не верит в необходимость акции, вряд ли способен добиться в ней успеха. И в войсках поговаривали, что теперь спасти эту затею может только чудо.

И чудо случилось.

За три дня до намеченной даты наступления миламаны узнали, что командовать мотогальскими войсками на Роксаленском фронте назначен дважды генерал Бунтабай.

62

— Я никому не скажу, что ты живородящий, — промурлыкала принцесса Эдда, когда лагерь яйцекладущих рыцарей перестал напоминать сумасшедший дом на свежем воздухе.

Произнесла она это с лукавой улыбкой, и небесный рыцарь Евгений сразу же заподозрил подвох.

Алый плащ ее высочества распахнулся, а под ним было по-прежнему только боевое облачение амазонки, которое мало чем отличается от костюма Евы до грехопадения.

Свое копье принцесса где-то потеряла, хотя она, вроде бы, не участвовала в бою, а терять оружие просто так — для воина поступок недостойный и предосудительный.

Теперь же она бросила наземь и щит, чтобы высвободить руки для объятий.

Обниматься, сидя верхом на двух лошадях лицом друг к другу оказалось затруднительно — особенно если учесть, что один конь был молодым и горячим жеребцом, а вторая лошадь — кобылой в охоте.

Жеребец первым сбросил с себя наездницу, но она увлекла за собой Неустроева, кобыла которого была самой спокойной во всем войске. Узнав, что Евгений боится лошадей, для него специально подыскали животное, ездить на котором было безопаснее, чем на мотоцикле с коляской.

Мягко приземлившись прямо на ее высочество, Неустроев, тем не менее, произнес недовольно:

— Я знал, что когда-нибудь это обязательно случится.

Принцесса Эдда, которая в порядке активного отдыха развлекалась участием в рыцарских турнирах, падала с коня уже не в первый раз, так что она, не обращая внимания на боль в спине, поспешила вернуться к прерванной беседе.

— Я никому не скажу, что ты живородящий, если ты прогонишь от себя эту желтушную.

Поняв, что речь идет о Ли Май Лим, Неустроев куснул роксаленку за ухо и шепнул:

— Даже и думать забудь.

— А тогда я выдам тебя прямо сейчас! — заявила принцесса.

— Неужели тебе так хочется испробовать на себе волшебный меч небесных людей? — спросил Неустроев, положив руку на рукоять парализатора.

— Мне не хочется, чтобы тебя убили, — вдруг серьезно сказала Эдда и высвободилась из объятий землянина.

Раскинувшись в позе отдыхающей русалки, она мечтательно добавила:

— Ты знаешь, что все наши женщины спят и видят, как бы отдаться живородящим мужикам. Говорят, их мужская сила способна затмить самые смелые мечты. И кажется, в этом есть доля правды.

— Уж не по этой ли причине благородные дамы так хотели отправиться в священный поход? — с ехидцей спросил Неустроев.

Принцесса ничего на это не ответила, но по тому, как она смутилась и покраснела, землянин понял, что в его предположении тоже есть доля истины.

Что касается мужской силы, то он давно заметил, что млечные слезы яйцекладущих женщин оказывают на него совершенно фантастическое действие. Причем сладкий сок роксаленских дам гораздо сильнее миламанского аналога. Недаром Евгений Оскарович однажды назвал этот сок “виагрой естественного происхождения”.

“Очень может быть, что он влияет точно так же на всех живородящих”, — подумал Неустроев теперь и решил на досуге написать про это в дневнике, который он стал вести вскоре после отлета с Земли в надежде на будущую Нобелевскую премию.

— Ты любишь желтушницу? — вновь вернулась на круги своя принцесса Эдда.

— Я никого не люблю, — ответил Неустроев.

— Тогда я убью ее!

— Тогда я убью тебя.

— Тебе за это отрубят голову.

— Хорошо. Попробуй тронуть миламанку хоть пальцем — и моей мужской силы тебе не видать, как своих ушей без зеркала.

Это сразило принцессу наповал. Устранение соперницы бессмысленно, если это не даст возможности владеть предметом любви безраздельно. И к тому же, ревность придумали варвары живородящие, и благочестивой высокородной принцессе не пристало морочить себе голову подобной ерундой.

— Я хочу увидеть твою мужскую силу прямо сейчас, — прошептала Эдда, раскинувшись на алом плаще.

Поскольку боль в спине от падения с лошади давала о себе знать довольно ощутимо, все дальнейшее для принцессы носило оттенок мазохизма. Может быть, именно поэтому она забилась в конвульсиях раньше, чем обычно, и испытала такое наслаждение, какого не испытывала прежде никогда — даже с живородящим небесным рыцарем, не говоря уже о мужчинах своего королевства.

— Сделай мне больно! — кричала она, решив, что естественной боли уже недостаточно, но Неустроев, не соображая толком, чего она хочет и как это делается, ответил, не отвлекаясь от основного процесса:

— Как-нибудь в другой раз.

И хотя под конец соития принцесса почти потеряла сознание, об этих словах она не забыла.

— В другой раз — обязательно! — сказала она, не успев отдышаться и прийти в себя.

Тут в отдалении загудели рога и послышался характерный лязг металла о металл. Рыцари в полном боевом облачении садились на коней, и, бросив последний взгляд на обнаженную принцессу, небесный рыцарь Евгений произнес:

— Вашему высочеству стоило бы одеться. Кажется, мы выступаем.

63

В тот день, когда с последнего крейсера сопровождения на борт бывшего флагмана союзнических войск сообщили об аварии в системах жизнеобеспечения, полковник Забазар окончательно понял, что ему фатально не везет.

— Что у вас там?! — взревел полковник в микрофон дальней связи, маскируя досаду гневом.

— Разгерметизация внешних отсеков и отказ регенераторов воздуха, — нервно ответил капитан крейсера. — Восстановить подачу воздуха не удается. Похоже, это компьютерный сбой, и мы не можем его ликвидировать.

— Запустите регенераторы вручную.

— Мы пытаемся, но ничего не выходит. Работает только аварийный регенератор, но он не справляется из-за утечки воздуха в космос. Через несколько часов на борту будет нечем дышать. Просим разрешения покинуть корабль.

— Черта с два! Я запрещаю покидать корабль. Понятно?! Запрещаю категорически! Приказываю надеть скафандры и продолжать полет. Ближайшая к вам звезда имеет планетную систему. Возможно, удастся добыть кислород из планетных атмосфер.

“А возможно, и не удастся”, — подумал капитан крейсера, но возражать не стал и приказал подчиненным принести скафандры на мостик.

Встроенные регенераторы скафандров работали нормально, но только до тех пор, пока было что регенерировать. Если бы скафандров хватало на всех, а воздух не утекал за борт, то экипаж мог бы продержаться сколь угодно долго.

Однако скафандров не хватало, а воздух утекал. Удалось намертво задраить только главную надстройку, и те, кто не мог или не успел туда отступить, были обречены на гибель.

Когда крейсер вышел в досвет на границе планетной системы, воздуха не хватало уже и тем, кто засел в надстройке. Сюда откачали весь воздух из других отсеков — даже из тех, где еще оставались живые, но из-за разгерметизации его все равно было слишком мало.

И тут вахтенный сигнальщик, который уже готовился умереть со словами: “Я гибну за тебя, Всеобщий Побеждатель”, — заморгал глазами, глядя на экран, где только что высветились параметры планет, обращающихся вокруг желтой звезды спектрального класса G2.

— Есть! — хрипло прошептал сигнальщик. — Планета с кислородной атмосферой! Третья планета от звезды.

И через минуту наблюдатели уже докладывали наперебой:

— Воздух пригоден для дыхания. Планета вероятно обитаема. Подлетное время в досвете — 13 часов.

— Тринадцать часов мы не выдержим, — сказал капитану вахтенный пилот. — Прошу разрешения на импульсный рывок.

— Ты уверен, что корабль не развалится?

— Лучше погибнуть мгновенно, чем умирать от удушья рядом с океаном кислорода.

И он, не дожидаясь ответа капитана, запустил программу экстренного ускорения.

Все, кто был еще жив, напряглись, ожидая самой легкой на свете смерти — мгновенного распада на элементарные частицы, но ничего подобного не произошло.

А несколько минут спустя крейсер был уже рядом с обитаемой планетой.

Голубая атмосфера сливалась с голубым океаном, и не было цвета приятнее для глаз.

Капитан не стал спрашивать у флагмана разрешения на вход в атмосферу. Иного спасения не было все равно.

В плотных слоях атмосферы горели разгерметизирован­ные отсеки и тела мотогалов, погибших от удушья, тоже пылали в этом погребальном костре. Но в разреженном холодном воздухе стратосферы пламя погасло само собой, и забортный воздух потек в шлюзы. Компрессоры сжимали его, делая пригодным для дыхания, и закачивали в надстройку, где последние живые члены экипажа уже начинали терять сознание. Едва отдышавшись и дождавшись восстановления связи с флагманом, капитан крейсера поспешил доложить Забазару:

— Мы нашли обитаемую планету. Есть признаки разумной жизни. Уровень цивилизации уточняется. Корабль сильно поврежден но пока держится.

И в этот самый момент в обгоревший корпус крейсера ударила мощная боевая ракета.

64

Исполняющий обязанности Бога Воинств моторо-мотогальский шпион Зам Ми Зунг несколько дней пребывал в сомнении насчет того, привиделось ему или правда в армии, противостоящей войску царя Гурканского, присутствуют миламаны.

Вообще-то спутать миламанского мужчину с кем бы то ни было еще довольно затруднительно. Слишком уж внушительны габариты. Зам Ми Зунг и сам был таков, хотя считался среди своих земляков низкорослым. Во всяком случае, на роксаленцев миламан производил потрясающее впечатле­ние. Недаром они сразу признали его богом и даже не стали укорять за бегство от войска в разгар маленького Армагеддона.

Богу виднее, как ему поступать.

Во время бегства у Зам Ми Зунга не было времени в деталях разглядывать лагерь западных рыцарей. Ему просто показалось, что среди них мечутся миламаны, которые выше всех окружающих на две головы и отличаются характерным совпадением цвета волос и кожи.

Проверить это наблюдение он так и не смог, зато пришедшая в голову мысль по поводу оглушила его как обухом.

Спрашивается — что делать миламанам и мотогалам на этой никому не нужной примитивной планетке? С какой целью миламаны ошиваются в войске яйцекладущих рыцарей? А главное — зачем миламанским истребителям и мотогальским бронекавалеристам устраивать воздушный бой в атмосфере Роксалена?

У Зам Ми Зунга было на этот счет только одно объяснение. Миламаны прибыли сюда, чтобы арестовать его, как предателя. А мотогалы стремятся эвакуировать своего агента с Роксалена в надежде, что он сообщит им что-нибудь новое об экспедиции “Лилии Зари” и планете носителей гена бесстрашия.

Но Зам Ми Зунг не мог ничем порадовать мотогалов. Он попытался скачать из корабельной сети собранные вирусом навигационные данные, но эту попытку засекли, и пришлось сматываться, не дожидаясь завершения процедуры.

Так что миламаны и мотогалы были для Зам Ми Зунга одинаково опасны. И еще неизвестно, кто из них хуже. Гуманные миламаны сажают вражеских шпионов в тюрьму и даже в разгар войны не собираются отменять запрет на смертную казнь, а моторо-мотогалы могут и убить ренегата, как не оправдавшего доверия.

С роксаленцами было проще. Поначалу Зам Ми Зунг опасался, что аборигены вломят ему по первое число, когда узнают, что враги вовсе не рассеяны по полям и лесам, а совсем даже наоборот, с новыми силами движутся к городу Турмалину. Но страхи оказались напрасны.

Получив дурную весть, живородящие, подбадривая себя и друг друга криками: “С нами Бог!” — стали готовиться к обороне. Бога они ни о чем не спрашивали и только молились ему о ниспослании победы.

Тем временем Зам Ми Зунг тоже думал, кому бы помолиться, потому что победа живородящих теперь касалась и его лично.

Очевидцы подтвердили, что в войске западных рыцарей действительно есть гиганты с кожей под цвет волос и лишенные пупка, что повергает в смятение как яйцекладущих, так и живородящих.

Не было никакого сомнения, что это миламаны, и Зам Ми Зунг с каждым днем утверждался в мысли, что они идут его арестовывать.

Тем временем до западных рыцарей тоже докатились сведения о Боге Воинств, который будто бы лично командует армией живородящих. Но поскольку яйцекладущие не верили в богов, восседающих на троне во плоти, это известие не произвело на них гнетущего впечатления.

Угнетенными в этом войске после бескровной победы над живородящими на пограничном поле выглядели только миламаны и люди. Да и то не все, потому что некоторым происходящее казалось очень интересным.

Больше всего священный поход западных рыцарей напоминал землянам ролевую игру или съемку исторического фильма с очень большой массовкой.

Носитель гена бесстрашия Евгений Неустроев никак не мог решить, чего ему хочется больше — эвакуироваться в космос или остаться на Роксалене. То есть больше всего он, конечно, хотел вернуться домой — но эта цель на данный момент была недостижима в принципе. А вот насчет эвакуации в космос...

В его памяти еще не изгладились впечатления, полученные при падении канонерки. сам Евгений Оскарович был убежден, что они не изгладятся никогда и к аэрофобии теперь добавится космофобия. Но и вечно оставаться на Роксалене Неустроев тоже не хотел.

Ко всему прочему, он жалел, что вообще отправился в этот поход, и однажды сказал вспыльчивой девушке по имени Зоя:

— Мне все меньше нравится эта история. Кажется, они всерьез собираются воевать.

— Конечно, собираются! — радостно ответила Зоя. Ее беременность с каждой неделей становилась все заметнее, и ей бы следовало больше всех огорчаться неудаче при попытке эвакуации, потому что рожать на планете средневекового уровня, где медицину не очень-то отличают от колдовства — развлечение не из приятных.

Но Зоя, в отличие от остальных земных женщин, не унывала и с блеском в глазах ожидала, когда же наконец начнется настоящая война.

Ждать ей пришлось недолго. Живородящие во главе с Богом Воинств решили встретить яйцекладущих на дальних подступах к Турмалину и дать генеральное сражение под девизом “Победитель получает все”.

И как раз накануне битвы беременность шести земных женщин перестала быть тайной для яйцекладущих рыцарей.

Принцесса Эдда свято хранила тайну небесного рыцаря Евгения, но утаить беременность его “суррогатных жен” после того, как срок уже перевалил за середину, оказалось невозможно.

— Они живородящие! — разнесся по лагерю яйцекладущих страшный слух, и кто-то поспешил добавить пару слов от себя:

— Живородящие лазутчики.

Когда король Тур явился к Ри Ка Рунгу требовать объяснений, тот охотно объяснил, что на небе живородящие и яйцекладущие живут в мире и согласии и совместно борются с икромечущими, но его величество решил, что ему попросту заговаривают зубы.

Крики “Бей живородящих!” заставили миламанов и людей схватиться за парализаторы, и “волшебный меч небесных рыцарей” стал разить направо и налево. Но это не спасло бы инопланетный отряд, потому что рыцарей со слугами, оруженосцами и наемниками было слишком много.

Но когда под ударами парализаторов опешившие рыцари временно отступили, на помощь миламанам и людям пришли благородные дамы.

Пример подала принцесса Эдда, которая, выхватив меч, прикрыла грудью своего возлюбленного небесного рыцаря. Сам Неустроев в горячке боя забыл даже испугаться, стреляя по-македонски из двух парализаторов. Бояться задним числом было как-то неловко и прятаться за спиной женщины— тоже, так что Евгений встал с принцессой рядом.

Эту живописную группу органично дополнила принцесса Рузария, которая явилась защищать белокурого гиганта Ри Ка Рунга.

Королева Гризанда, разумеется, не могла позволить сопернице оказаться рядом с миламанским спецназовцем в одиночестве — и тоже пристроилась рядом.

Ну а глядя на свою предводительницу, на сторону миламанов и людей перешел и весь дамский отряд.

Вскоре на переговоры с зеленой ветвью мира в руках и без оружия прибыл сам король Тур. Попытка уговорить благородных дам не дурить и вернуться в общий лагерь закончилась полным провалом, и тогда король лично встал между дамами и кавалерами, объявив во всеуслышание:

— Я никому не позволю причинить вред моей жене и сестрам.

Галантные вассалы короля Тура тоже не испытывали желания наносить дамам какой бы то ни было ущерб, но в ставке рвал и метал король Рембальт — единственный, кто наотрез отказался допустить женщин в свое войско.

Таким образом в войске яйцекладущих явственно наметился раскол. Король Рембальт яростно ополчился на короля Тура при вооруженном нейтралитете остальных королей и великих герцогов.

И разумеется, именно этот момент живородящие роксаленцы выбрали для начала битвы.

На этот раз Бог Воинств не стал прятаться в лесу, а поднявшись повыше в своем кресле, поливал лагерь западных рыцарей из боевого излучателя.

Рыцари разбегались, как под бомбежкой. Миламанам и людям в компании благородных дам повезло больше. Бог Воинств обрушился на главный лагерь, а изгои в ходе схватки с рыцарями были оттеснены далеко в сторону.

У командира миламанов Ри Ка Рунга было время присмотреться к катапультному креслу и его пассажиру, и остальные услышали его удивленный возглас:

— Это миламан!

— Да хоть черт с рогами! — отозвался Неустроев и первым открыл по Богу Воинств огонь из парализатора дальнего боя.

Тем временем Зам Ми Зунг понял, наконец, свою ошибку, и попытался перенести огонь на пристанище миламанов и людей. Но в это время по нему стреляли уже из десятка стволов, а остов катапультного кресла хорошо прикрывает от стрел, но не от парализующего луча.

Оружие выпало из рук Бога Воинств, и кресло повисло неподвижно в ста метрах над землей.

А на земле кипела битва.

Как и в прошлый раз, первыми в стане яйцекладущих опомнились рыцари короля Рембальта, которые организованно отступили за лесок и встали там в глухую оборону. Другие рыцари, рассеянные по полю, поспешили отойти туда же, потеряв, правда, по пути двух королей, которые угодили в плен.

Что касается короля Тура, то он со своими рыцарями, дамским отрядом и группой миламанов и людей оказался отрезан от своих.

— Будем прорываться! — решил король Тур.

— А куда мы денемся! — в тон ему крикнула беременная Зоя и, перехватив поудобнее парализатор, принялась косить воинов царя Гурканского с тыла.

Это заставило Ри Ка Рунга забыть о принципах невмеша­тельства, предписанных Уставом, и присоеди­нить­ся к землянам.

В результате в боевых порядках живородящих образовалась дыра, в которую устремились рыцари короля Рембальта.

Естественным результатом этого прорыва явилось отступление живородящих по всему фронту, которое быстро переросло в паническое бегство.

Но тут случилось страшное. На минуту в этой суматохе Зоя оказалось окружена одними живородящими, и какой-то всадник подхватил ее сзади и перебросил через седло перед собой.

От неожиданности Зоя выпустила из рук парализатор дальнего боя, а к горлу совсем некстати подступила тошнота, и девушка никак не могла дотянуться до станнера в форме пистолета, закрепленного на поясе.

Никто из миламанов не заметил этого происшествия, а роксаленцы не обратили на него внимания, и только Евгений Неустроев услышал вопль Зои и увидел, как гнедой скакун уносит ее в сторону Турмалина.

И так получилось, что излучатель Зам Ми Зунга в этот момент валялся в траве в нескольких шагах от Неустроева, а неподалеку щипал траву лишившийся всадника боевой конь.

Обычно даже на самую смирную в войске кобылу Неустроева приходилось подсаживать, а тут он ласточкой взлетел в седло, несмотря на обременительную ношу — парализатор дальнего боя и мощный излучатель.

Еще не зная, что делать дальше, небесный рыцарь Евгений пришпорил коня, пустил его в галоп и устремился в погоню.

65

Дважды генерал Бунтабай с детства был воспитан в убеждении, что героической обороной славы не добьешься. Обороняются только трусы, а стихия настоящего полководца — это наступление.

Только в атаке можно совершить подвиг, о котором будут помнить веками.

Поэтому явившись в ранге командующего на новый фронт, Бунтабай на первом же совещании объявил:

— Нечего топтаться на месте и ждать, пока миламаны перехватят инициативу.

На самом деле миламаны уже перехватили инициативу, но дважды генерал был выше таких мелочей.

Не обращая внимания на разумные доводы своих новых подчиненных, он отдал приказ о немедленном контрнаступ­лении, так что уже на второй день пребывания Бунтабая в высокой должности вверенные ему войска угодили в котел, заботливо приготовленный для них адмиралом Май Не Муном.

Хотя адмиралу до крайности не нравилась вся эта затея, он решил воспользоваться случаем, чтобы доказать большим шишкам наверху, что миламанской армии не нужен никакой ген бесстрашия, поскольку она может бить моторо-мотогалов с обычными солдатами и офицерами.

— Храбрость определяется не генами, а любовью к родине и готовностью достойно служить отечеству на поле брани, — любил говаривать адмирал, поэтический дар которого отличался заметным своеобразием.

Но что бы Май Не Мун ни говорил, а дело свое он знал туго, и мотогалы сразу же почувствовали это на себе.

Разгром был полнейший. От Роксаленского фронта остались одни ошметки, а это означало, что вокруг скопления Ми Ла Ман нет больше сплошного кольца окружения.

Уцелевшие мотогальские корабли отступили к Роксалену, где по прежнему стоял на страже со своими звездолетами вице-генерал Забайкал.

В последнем бою на орбите Роксалена обе стороны понесли потери, но силы в результате так и остались равными. Миламаны по-прежнему не могли посадить на планету эвакуатор, но и мотогалы, в свою очередь, тоже не могли захватить в плен носителя гена бесстрашия и его группу сопровождения.

В отличие от большинства мотогалов, побратим полковника Забазара не забыл о словах своего анды, сказанных им в момент величайшего позора.

Забазар сказал, что с Роксалена надо снять миламанов и людей, среди которых находится носитель гена бесстрашия, и теперь вице-генерал Забайкал изо всех сил старался это сделать — но у него ничего не выходило. Равенство сил создавало патовую ситуацию, причем после маленького Армагеддона ни одной из сторон не удавалось даже войти в атмосферу планеты.

Но теперь положение для мотогалов переменилось к лучшему. Корабли, отступившие к Роксалену, создали на его орбите многократный численный перевес. “Лилия Зари” не могла выстоять одна против такой армады, а корабли сопровождения были повреждены, так что ей пришлось импульсным рывком уходить в сверхсвет, передав Ри Ка Рунгу приказ затаиться и переждать.

Главные силы миламанов были уже на подходе. Их сдерживали на пути к Роксалену штрафники-камикадзе и остатки союзнических войск, но почти все смертники уже погибли, а среди союзников, наоборот, даже офицеры-мотогалы не хотели умирать ради спасения шкуры этого идиота Бунтабая.

Таким образом, в запасе у Забайкала было всего несколько часов, а может и меньше. Конечно, за это время можно многое успеть, но треклятый Бунтабай вмешался и тут. Он приказал Забайкалу встать со своими кораблями в оборонительные порядки, чтобы прикрывать отход основных сил.

Забайкал попытался втолковать Бунтабаю, что у мотогалов на Роксалене есть дела поважнее, и в конце концов дважды генерал понял, что захват носителя гена бесстрашия — это шанс и для него: шанс, который позволит сгладить позор поражения.

Но на эти разговоры было потрачено драгоценное время, и когда мотогальские катера в сопровождении броне­кавалеристов пошли, наконец, вниз, к планете, из-за роксаленского солнца уже показались миламанские боевые звездолеты.

Впереди всех в окружении крейсеров и канонерок спешила к Роксалену “Лилия Зари”. И пока другие миламанские звездолеты отвлекали на себя мотогалов, “Лилия” стремительно опустилась к кромке атмосферы и выпустила рой истребителей, в середину которого, как акула в косяк селедки, затесался эвакуатор.

66

Боевой звездолет невозможно сбить зенитной ракетой, предназначенной для стрельбы по самолетам.

Даже если у корабля нет специальных защитных экранов, он может уберечь себя от прямых попаданий элементарным способом — включив интегрирующее поле, которое предохраняет звездолет от распада на субатомные частицы в сверхсветовом полете.

Правда, энергоисточник полуразрушенного мотогаль­ского крейсера, который начал захлебываться во время последнего импульсного рывка, мог не выдержать перегрузки. Но получать ракетные удары в беззащитное брюхо, даже не попытавшись укрыться за стеной интегрирующего поля, было еще хуже.

И капитан крейсера решительным нажатием на кнопку врубил генератор поля на половинную мощность, воззвав мысленно ко Всеобщему Побеждателю, дабы тот даровал ему удачу.

Следующая ракета не заставила себя долго ждать, но взорвалась, не долетев до звездолета. Защита работала успешно.

— Нас обстреливают, — доложил капитан крейсера на флагман. — Прошу разрешения на ответные действия.

Поскольку начать классическую наступательную операцию, не имея пехоты и бронекавалерии, было в принципе невозможно, единственным эффективным ответом на обстрел могло стать применение оружия массового поражения. Но загвоздка заключалась в том, что такого оружия на крейсере тоже не было.

Правда, у него еще работали сверхсветовые ускорители. А их включение в атмосфере действует не хуже атомной бомбы. Наоборот, даже лучше, потому что при сопоставимых разрушениях не оставляет после себя радиации.

Полковник Забазар, который на всех парах спешил к той же звезде на флагманском корабле, сразу понял, что речь идет именно об этом, и немедленно вспылил, не в силах выносить глупость своих подчиненных.

— Какие, к черту, ответные действия?! А вдруг это та самая планета!

А на недоуменный вопрос капитана, что же ему делать, Забазар без долгих размышлений ответил:

— Набрать воздуха в герметичные отсеки и запасные резервуары и вернуться на орбиту. Если будут обстреливать и там — отойти на безопасное расстояние и ждать подхода флагмана.

На орбите крейсер никто не обстреливал, и он не стал уходить далеко, зависнув неподалеку от космического объекта местного происхождения — самого большого из всех замеченных вблизи этой планеты.

— Объект обитаем, — доложили наблюдатели, просканировав это сооружение, которое по сравнению с мотогальским крейсером вовсе не казалось большим.

Капитан крейсера, который органически не переносил бездействия (что в конечном итоге и довело его до штрафной эскадры), тут же загорелся идеей захватить обитателей туземного космического объекта и приступить если не к исследованиям, то хотя бы к допросам раньше, чем флагман доберется до этой планеты.

Опасаясь, что Забазар не даст разрешения на такую акцию, он решил никакого разрешения не спрашивать и действовать на свой страх и риск.

Победителей не судят, а проигравших не милуют.

— Сколько гуманоидов на объекте? — спросил капитан у наблюдателей, которые уже успели сообщить, что по данным сканирования там находятся именно гуманоиды.

— Трое, — услышал он в ответ и решил, что с тремя аборигенами запросто справится даже очень небольшой отряд.

— А если это носители гена бесстрашия? — неуверенно произнес старший из дюжины уцелевших десантников. Их кубрики первыми пострадали от разгерметизации, поэтому выживших было мало.

— Возьми себе в помощь звездолетчиков, — предложил капитан. — Десятикратного превосходства должно хватить.

Когда двадцать семь моторо-мотогалов на десантном катере под прикрытием двух бронекавалеристов приблизились к туземному объекту, никто не попытался их обстрелять и оказать какое бы то ни было сопротивление.

Катер присосался универсальным шлюзом к бочкообразному корпусу объекта, и лазерный резак с тихим жужжанием и шипением проделал в обшивке аккуратную дыру.

Первыми нырнули в дыру десантники, а звездолетчикам не пришлось даже утруждаться. Схватка десяти тренированных бойцов с тремя аборигенами заняла не больше минут, да и то лишь потому, что десантники мешали друг другу в тесном пространстве объекта. Будь их меньше, они бы справились быстрее.

— Вряд ли это носители гена бесстрашия, — высказал свое мнение командир десантной группы, на которого произвела неблагоприятное впечатление попытка аборигенов спастись бегством и забаррикадироваться в самом маленьком и неудобном из всех отсеков объекта. При этом один из них на грани паники надрывно кричал что-то в микрофон радиопередающего устройства.

Но ученые, которых на крейсере оставалось целых двое, несмотря на гибель лаборатории, очень быстро дали десантникам понять, что не все то золото, что блестит, и первое впечатление часто оказывается ошибочным.

— Все три аборигена — носители гена бесстрашия, — безапелляционно заявил специалист по генетике. — У двоих этот ген находится в латентной фазе, а у одного в активной.

Капитану крейсера доложили об этом в тот момент, когда он был занят другой важной проблемой. Техники звездолета наконец восстановили нормальную работу систем глобального обзора, самопроизвольно отключившихся во время импульсного рывка. И теперь наблюдатели с открытыми ртами уставились на свои дисплеи, подозревая обман зрения или компьютерный глюк.

— Если система не врет, — решился озвучить увиденное один из них, — то на этой планете находится миламанский звездолет.

А другой, проверив кое-какие параметры, даже уточнил:

— Вспомогательный корабль третьего класса.

67

Вспомогательный корабль третьего класса против мотогальского крейсера — это все равно, что рыбацкая лодка против ледокола. Поэтому капитан Ра Ва Рим, когда ему доложили о приближении вражеского звездолета, даже и думать не стал о том, чтобы принять бой.

Однако приказ начальника экспедиции Лай За Лонга, отданный им при отлете с земной орбиты, был предельно категоричен: оставаться здесь вплоть до особого распоряжения.

И вот теперь Ра Ва Рим оказался в ловушке. Он не мог даже выйти на связь, чтобы запросить “особые распоряжения”, поскольку тем самым рисковал демаскировать себя раньше времени. А у него на борту находился ценный груз — двенадцать земных женщин, вынашивающих клоны носителя гена бесстрашия.

Конечно, он немедленно послал “гонца” в Ми Ла Ман, но активировать канал мгновенной связи так и не рискнул. А выход из положения нашел самый простой. Если удаляться от планеты нельзя, то можно приблизиться к ней.

Поскольку мотогальский крейсер всего один, вряд ли в планы его экипажа входит немедленное завоевание планеты. Скорее всего, у него та же миссия, что и у “Лилии Зари”. Провести исследования, похитить несколько аборигенов и подготовить для вышестоящих инстанций обстоятельный доклад.

А раз так, значит, мотогальский звездолет вряд ли станет учинять побоище на земле, в небесах и на море.

К тому же чем меньше корабль, тем проще ему маневрировать в воздушной и водной среде. А значит на планете у бывшего санитарного звездолета под названием “Змей Исцелитель” будет больше шансов выстоять один на один против крейсера.

— Будем садиться в океан, — принял решение Ра Ва Рим.

“Змей Исцелитель” вошел в атмосферу на ночной стороне Земли, но радары американских ВВС на Гавайских островах засекли его и охарактеризовали как неопознанный летающий объект.

Обстрелять миламанский корабль силы противовоздуш­ной обороны не успели. Он благополучно опустился в волны Тихого океана и быстро ушел на глубину.

Зато мотогальский крейсер, появившийся над материковой частью США некоторое время спустя, был обстрелян тотчас же. Еще когда спецназовцы с “Лилии Зари” похитили женщину в Лас-Вегасе и имели неосторожность показаться на глаза большому количеству людей, американские власти постановили считать неопознанные летающие объекты источниками угрозы и поступать с ними соответственно.

Вскоре после начала стрельбы в эфир понеслись крики:

— Мы их сделали! Йес! Йес! Йес!

Для радости была веская причина. Под градом ракет НЛО отступил и скрылся в космосе.

По причине провала стратегической оборонной инициативы президента Рейгана в 80-е годы достать его там не было никакой возможности.

И вскоре из космоса поступила тревожная новость. Экипаж Международной Космической Станции в панических тонах доложил о нападении на станцию неизвестных в скафандрах, после чего связь прервалась.

В результате этого ЧП тревога перекинулась и на Россию, поскольку один из трех космонавтов был ее гражданином, а еще один — подданным суверенного Казахстана.

Именно этот последний, офицер казахской национальной армии Мерекен Каримов, и был тем героем, который до самого конца оставался на связи, крича в микрофон по-русски, по-английски и по-казахски:

— Они прорвались в “Союз”! Мы не можем отстыковаться! Они меня поймали!!! Пусти, сволочь!

Последними словами космонавта была непечатная фраза на смеси русского и родного, которая оборвалась на полуслове.

Людей с нестойкой психической организацией в космонавты не берут, но даже у человека с железными нервами может отказать самообладание, если к нему на станцию вдруг ворвутся посторонние с неизвестным оружием в руках. А майор Каримов к тому же был по жизни холериком и в выражениях стесняться не привык.

Поскольку на земле по-прежнему верили в НЛО с оговорками и не исключали внезапного сумасшествия космонавтов, на мысе Канаверал спешно снарядили шаттл с аварийным экипажем.

Члены экипажа, направляясь к челноку, улыбались в телеобъектив, но это были улыбки из разряда “Идущие на смерть приветствуют тебя, Цезарь”.

Когда шаттл приблизился к МКС, командир экипажа спокойным голосом доложил, что около станции находится не один, а два НЛО. После чего связь с кораблем многоразового использования тоже прервалась.

68

Конечно, виноваты во всем были нервы. У истерических личностей нередко случаются такие выбросы адреналина в кровь, которые начисто выветривают страх из головы, убивают инстинкт самосохранения и толкают человека вперед, на ножи, штыки и амбразуры.

К тому же Евгений Оскарович Неустроев не очень верил в силу холодного оружия. Все эти мечи и луки со стрелами казались ему детской забавой. Рассудком он, разумеется, понимал, что все не так, и мечом можно убить не хуже, чем гранатой — но увидев, как какой-то болван с оскаленной рожей и рогами на голове чуть ли не за волосы втягивает Зою на спину своего коня, Неустроев потерял рассудок совершенно.

Казалось бы, что ему Зоя? Беременная, некрасивая, психованная и разборчивая в отношении мужчин. Во всяком случае, Неустроев не привлекал ее ни под каким видом, несмотря на то, что она носила под сердцем его клон. А может быть, именно поэтому.

Поцелуй в падающей канонерке после приземления был молчаливо признан случайным недоразумением.

Но устремляясь в погоню за рогатым всадником, Неустроев об этом не думал. Он не думал даже о чести Земли и вообще ни о чем. С пустой головой землянин летел вперед и опомнился только у ворот Турмалина.

Тут надо отметить одну немаловажную деталь. С момента вынужденной посадки и по сию пору земляне на Роксалене ходили в миламанской военной форме — той же самой, которую носил и Бог Воинств Зам Ми Зунг.

Роксаленскую одежду земляне надевали только когда миламанская форма нуждалась в стирке. А как только она высыхала, переоблачались обратно, поскольку комбинезон космолетчика был гораздо удобнее роксаленских платьев.

Правда, туземные женские платья позволяли дольше скрывать беременность, и в походе женщины перешли на местную одежду. Но все испортила африканка, которой вздумалось купаться нагишом, в результате чего, собственно, земляне и были разоблачены, как живородящие.

Когда дело приняло крутой оборот, Зоя первая переоделась в военную форму, поскольку в ней было удобнее управляться с оружием.

Что касается Неустроева, то он не отказывался от нее вообще и к тому же, появился перед воротами Турмалина, паля во все стороны из двух стволов.

Парализатор большой точности не требует, и воины царя Гурканского валились наземь снопами. А излучатель поджигал в основном строения и деревья, но зато производил гораздо больший эффект.

Всадник в одеянии богов и с божественным оружием — это сильно. Настолько, что Неустроева немедленно приняли за Бога Табунов — не самого влиятельного в пантеоне живородящих, но зато очень грозного и опасного.

Тем временем Зоя, используя всеобщее замешательство, дотянулась, наконец, до парализатора, и рогатый всадник получил тройную дозу излучения прямо в лицо.

При этом она громко ругалась нехорошими словами, брызгала слюной и навязчиво пыталась укусить своего противника за нос.

Это не удалось только потому, что парализованный воин царя Гурканского немедленно скатился с лошади и напоролся животом на собственный рогатый шлем, упавший на землю мгновением раньше.

— Зоя, я здесь! — крикнул девушке Неустроев, и это услышали все присутствующие.

— Зуйа... Зуйа... Зуйа... — эхом пронесся по рядам живородящих тревожный шепот.

Зоя и Евгений неожиданно обнаружили, что никто больше не пытается с ними воевать. Воины царя Гурканского стояли вокруг широким кольцом, боясь даже пошевелиться. а потом вдруг все разом повалились на колени и стали биться лбами о землю.

— Что это с ними? — удивилась Зоя.

— А черт их знает... — ответил Неустроев, который был изумлен не меньше.

Но тут на сцене появились новые действующие лица. К стенам Турмалина в глубокой печали приближался сам царь Гурканский со свитой и стражей.

— Бог Воинств отвернулся от нас, — сказал он своим воинам, еще не зная о событиях у ворот.

Но тут же его и просветили, сообщив, что взамен одного бога в Турмалин пожаловали целых два, а именно — Богиня Гнева Зуйа в сопровождении грозного Бога Табунов.

Это доконало царя окончательно. Уж он-то лучше чем кто-либо другой знал, что Богиня Гнева никогда не приходит к людям просто так.

Зуйа появляется, когда боги хотят покарать людей за их грехи и преступления.

Как видно, сонм богов счел разрушение Беримура недостаточным наказанием, и теперь властители жизни и смерти решили обрушить свой гнев на Турмалин и войско царя Гурканского.

Царь постарался взять себя в руки и, соскочив с коня, повалился на колени под ноги божьих коней.

— Преславная и превеликая богиня, и ты, благословен­ный Бог Табунов и Стад! Недостойный царь Гуркана и Беримура, князь Тавера и Конта и несчастный владетель этого города приветствует вас, о посланцы заоблачных небес, и униженно молит не гневаться и пожаловать в священный град Турмалин с миром.

— Опаньки! — ответствовал на это благословенный Бог Табунов и Стад, а Зоя, окинув взглядом коленопреклоненную фигуру, поинтересовалась:

— А кто тут царь?

Поскольку властитель Гуркана говорил о себе в третьем лице и ретранслятор именно так перевел его слова на русский, Зоя решила, что этот тип — какой-то царский слуга или вельможа.

Между тем ее слова повергли царя в священный ужас и трепет. Ведь они могли означать, что боги больше не считают его царем.

— А по-моему, он и есть царь, — сказал Зое Неустроев, который быстрее разобрался в ситуации.

— Интересное кино, — заметила Зоя. — Надо понимать, теперь они нас отпустят?

— Вообще-то они приглашают нас в город. И я бы не прочь туда заглянуть. Хочу посмотреть на яйцо, из-за которого они все тут с ума посходили.

Неустроева давно мучила загадка Божественного Яйца. Ведь он до сих пор еще толком не разобрался, в чем заключалась пресловутая генетическая революция и каким образом живородящие гуманоиды превратились в яйцекла­дущих.

Тот факт, что на Роксалене рядом жили те и другие, наводил на интересные мысли. Может быть, первые эксперименты по превращению живородящих в яйцекладущих происходили именно здесь, и как раз поэтому роксаленцы из враждующих лагерей настолько мало отличаются друг от друга, что для установления их биологического статуса приходится придирчиво изучать форму пупка.

— А что, мне нравится, когда царь ползает передо мной на коленях, — сказала Зоя. — Это лучше, чем король, который мечтает разрезать мне живот.

Эта фраза относилась к королю Рембальту, который действительно говорил нечто подобное в разгар конфликта в стане яйцекладущих.

Данное обстоятельство решило дело. Евгений и Зоя повернули коней и шагом тронулись мимо коленопреклонен­ных гурканцев к городским воротам.

69

Флагманский корабль полковника Забазара заглотил американский шаттл, даже не поперхнувшись. Просто навалился брюхом и втянул маленький челнок в свое чрево.

Со спецназом на флагмане было все в порядке, и с четырьмя астронавтами удалось справиться безо всякого труда, хотя американцы, в отличие от интернационала на МКС, были вооружены.

Конечно, на МКС, вернее, в спускаемом аппарате “Союза”, в аварийном НЗ тоже хранились пистолеты — на случай вынужденной посадки, для охоты и борьбы с хищниками. Но у космонавтов не было времени, чтобы выудить их оттуда, а уж тем более зарядить и снять с предохранителя.

Астронавты в шаттле вели себя по-другому. Они держали оружие наготове — но это им нисколько не помогло. Мотогальские спецназовцы запросто уложили всю четверку из парализаторов, не дав им сделать ни единого выстрела.

Они еще не успели очнуться, а доктор Нарангай, приступивший к своей работе сразу же, как только спецназовцы закончили свою, уже сделал первые выводы.

— Ген бесстрашия есть, — недовольно сказал он полковнику Забазару, который путался под ногами и мешал заниматься делом, желая немедленно получить ответы на волнующие его вопросы. — Он есть у всех обследованных, но только у одного — в активной форме. Скорее всего, в популяции доминирует латентная разновидность гена, а активная является рецессивной и встречается не чаще чем в одном случае из четырех.

Забазар, который вообще не учил биологию в школе, половины не понял и принялся задавать уточняющие вопросы, но на них доктор Нарангай отвечал тем же самым языком, который полковник при всем желании не мог признать моторо-мотогальским.

Все призывы говорить нормально великий ученый пропускал мимо ушей в надежде, что так настырный полковник быстрее оставит его в покое.

Надежда, однако, оказалась напрасной. Полковник Забазар не ушел, пока не получил ответ на самый главный вопрос:

— Так что же нам теперь делать с этим геном?

— По всей видимости, ничего, — ответил Нарангай. — Биосовместимость изученных особей нулевая, то есть скрестить их с моторо-мотогалами в принципе невозможно. И похоже, так будет со всей популяцией.

— Это еще почему?

— Потому что они — примитивные живородящие протогуманоиды, а мы — высшая икромечущая раса. То, что формула гена бесстрашия у них и у нас совпадает — это еще ничего не значит. Она и с обезьянами совпадает. Но скрещивать моторо-мотогалов с макаками я бы не рискнул.

— И что из этого вытекает? Надо ли понимать так, что ген бесстрашия для нас бесполезен?

— Видит око, да зуб неймет, — подтвердил доктор Нарангай.

— Но ведь вас же считают лучшим специалистом по проблемам биосовместимости во всей Мотогаллии!

— Я гений, а не бог, — покачал головой великий ученый.

Некоторое время спустя он сделал еще одно открытие. Оказалось, что у туземцев, снятых с космического объекта, нет микроцефальной железы. Это было не так уж удивительно — у многих союзнических рас ее тоже нет, но ведь они не претендуют и на какую-то особую храбрость.

А мотогалы охотились на ген бесстрашия как раз в надежде устранить противоречие между производительностью микроцефальной железы и размерами мозга. Как известно, чем меньше мозг, тем больше железа, и самыми храбрыми воинами среди моторо-мотогалов неизменно оказывались полные идиоты.

Исключения были редки, хотя и встречались. Например у того же Забазара и его побратима Забайкала налицо была редчайшая аномалия — большая микроцефальная железа в соседстве с исключительно развитым мозгом. И мечта мотогальских ученых заключалась как раз в том, чтобы сделать похожими на Забазара всех воинов Мотогаллии.

Несмотря на все старания, генная инженерия не могла справиться с этой задачей, и все надежды возлагались именно на ген бесстрашия.

Мотогалы считали, что миламаны охотятся за этим геном с той же самой целью. Ведь у миламанов тоже была микроцефальная железа, только очень маленькая и практически не функционирующая.

И вдруг такая удивительная вещь. У носителей гена бесстрашия, оказывается, нет микроцефальной железы. Правда, есть другие железы внутренней секреции, которые выбрасывают в кровь адреналин — гормон, который в числе прочего помогает преодолевать страх. Но ведь это совсем не то.

Наркотик, выделяемый микроцефальной железой, не просто притупляет страх, а полностью отключает инстинкт самосохранения. А это две большие разницы.

— Чтобы во всем этом разобраться, потребуются годы, — сказал доктор Нарангай.

— Какие, к черту, годы?! У нас даже дня лишнего нет! — — немедленно вспылил полковник Забазар, но великий ученый ничем не мог ему помочь.

Но прославленный полководец не зря отличался умом и сообразительностью. Выход из положения пришел ему в голову немедленно.

Если нельзя скрестить носителей гена бесстрашия с моторо-мотогалами и получить неустрашимые гибриды, то можно поступить просто. Завоевать планету, которая раскинулась внизу под брюхом флагмана, и под страхом смерти призвать ее жителей добровольцами в союзнические войска. А для того, чтобы приток непобедимых солдат был постоянным и год от года возрастал, здесь и в мотогальских владениях можно создать инкубаторы и фермы, где носители гена бесстрашия будут размножаться клонированием.

Эта мысль успокоила полковника Забазара и он тут же отправил вице-маршалу Набураю спецсообщение для Загогура и Набурбазана, где вкратце излагал свой план завоевания Земли.

70

Деревня Буха-Барабаха, расположенная на границе Гурканского царства и дикой степи, имела все шансы погибнуть в день маленького Армагеддона.

Сначала на нее сверху упал подбитый миламанский истребитель, а потом на единственную улицу Буха-Барабахи обрушился потерявший управление бронекавалерист.

Но так уж вышло, что истребитель рухнул прямо на пустую в это время дня церковь, а кавалерийская мотошлюпка пропахала улицу точно посередине и задавила лишь двух куриц и одну собаку.

Жители Буха-Барабахи отнеслись к этому событию философски. Они вообще ко всему относились философски, потому что на одной стороне улицы в этой деревне жили яйцекладущие, а на другой — живородящие.

Жили они мирно и даже это условное разделение соблюдали не особенно строго. Яйцекладущие девки каждую ночь бегали на другую сторону к живородящим мужикам, а у монаха-отшельника, пришедшего из западных стран, жила в келье живородящая сиротка, которую святой человек обучал грамоте.

Впрочем, в деревне бытовали разные мнения насчет того, какой именно грамоте монах обучал сиротку, поскольку она по сию пору не умела читать и писать, зато вела себя по понятиям живородящих прямо-таки непристойно.

Но даже это не могло посеять семена раздора между жителями Буха-Барабахи. Живородящие “бухи” и яйцекладущие “барабахи” по-прежнему ходили дружно квасить в одну и ту же корчму, потому что другой в деревне не было.

Гурканский поп, присланный из Турмалина, дабы искоренить скверну и изгнать прочь монаха-отшельника, снискавшего репутацию колдуна и развратника, очень быстро заразился местным духом, и ему нередко приходилось на своем горбу относить тщедушного монаха из корчмы в его келью. Обратное тоже случалось, но монах не мог справиться с тяжелой тушей священника и был вынужден звать на помощь сиротку.

Сиротка — ядреная девка лет пятнадцати, которая взяла привычку гулять по деревне с голой грудью по моде яйцекладущих, могла оттранспортировать попа домой и сама, тем более что отшельник, изнуренный постом и молитвой, был в этом деле плохим помощником.

А кончилось тем, что после гибели церкви, которая одновременно являлась для священника домом, поп перебрался к отшельнику в келью, и добираться домой им обоим стало еще проще, поскольку жилище у них теперь было одно на двоих.

Недаром говорили, что пограничное поле между Гурканом и ничейной землей, степью незнаемой — это странное место. В атаманских шайках, которые шатаются по степи, тоже собраны вместе живородящие и яйцекладущие, и грабят они всех без разбора — но Буху-Барабаху обходят стороной, потому что знают: тронь ее — и не оберешься греха.

По этой же причине и царь Гурканский не может навести в деревеньке порядок. Места здесь заколдованные, а против колдовства не попрешь.

Вот ведь и в войске западных рыцарей на этом поле случилось братание живородящих с яйцекладущими, а те, кто брататься не захотел, чуть было не передрались между собой.

И небесных гостей это заколдованное место тоже притягивало странным образом. То Армагеддон учинится, то летающее кресло пронесется на бреющем полете в сторону Турмалина, то еще что-нибудь.

Так что новое появление небесных визитеров “бухи” и “барабахи” восприняли без тени удивления.

— Что-то низко сегодня летят, — заметил старый яйцекладущий корчмарь, попыхивая трубкой.

— К дождю, не иначе, — предположил дюжий живородящий кузнец, опрокидывая в глотку кружку эля.

Но он ошибся. Моторо-мотогалы на трех катерах и восемнадцати мотошлюпках летали так низко не к дождю, а к неприятностям.

Не обнаружив на пограничном поле никаких миламанов и людей и не зная, куда они направились после маленького Армагеддона, мотогалы решили допросить местных жителей и естественным образом набрели на Буху-Барабаху.

Пролетев над единственной улицей, бронекавалеристы уткнулись в корчму и ввалились в нее, не сняв головных уборов, что по местным понятиям считалось страшной бестактностью.

Поэтому “бухи-барабахи” не стали ни о чем разговаривать с мотогалами и даже элем их не угостили, а взашей не попытались вытолкать только потому, что им было лениво.

И пока мотогалы теряли драгоценное время на расшифровку местного языка, аборигены, не обращая на них никакого внимания, вели неспешную беседу о погоде и видах на урожай.

Наконец компьютеры мотогалов накопили достаточно информации, чтобы перевести на туземный язык простейшие вопросы и ретранслировать обратно на мотогальский ответы аборигенов.

Только после этого старший из мотогальских офицеров откашлялся и задал первый вопрос:

— Где миламаны?

Аборигены ничего не ответили на это, ибо считали ниже своего достоинства разговаривать с невежами, даже если те умеют летать.

— Отвечай или застрелю! — вспылил мотогальский офицер и направил на кузнеца раструб своего излучателя.

Но принцип действия плазменного дезинтегратора был кузнецу незнаком, и тот ни капельки не испугался.

Офицер решил, что перед ним полный дебил и, сдвинув ствол чуть в сторону, поджег соседний столик.

— Ты что же это делаешь, гад! — недовольно произнес кузнец и долбанул мотогала по голове дубовой табуреткой.

Тут же с мест вскочили другие завсегдатаи корчмы, и через минуту в помещении не осталось ни одной целой табуретки и ни одного боеспособного мотогала.

Мрачно поглядев на дело рук своих, аборигены затушили куртками горящий столик и кусок пола и продолжили квасить стоя.

Тут с улицы послышался шум воздушного боя, но туземцы остались к нему равнодушны. Они мирно потягивали эль до тех пор, пока в корчму не ввалились, пригибаясь в дверях, вооруженные до зубов миламаны, которые тоже не удосужились снять при входе головные уборы.

Эти расшифровали туземный язык гораздо быстрее, потому что подключили свои планшеты к мотогальским компьютерам.

— Некоторое время назад здесь проходили наши друзья, — начал речь смуглый гигант с волосами под цвет кожи. — Они похожи на нас. Не будете ли вы столь любезны подсказать нам, куда они могли направиться?

Учтивая речь пришельца и отсутствие целых табуреток избавили миламанов от повторения предыдущей сцены. Более того, внимательно поглядев на огромного спецназовца, старый корчмарь снизошел до ответа.

— Шапку сними, когда с людьми разговариваешь, — хмуро процедил он.

Миламан в недоумении стащил с головы шлем, и остальные, повинуясь его жесту, сделали то же самое.

Это, однако, не помогло. Когда спецназовец повторил свой вопрос, корчмарь только присвистнул.

— Ищи ветра в поле. Знаешь, сколько людей тут ходит? Бывают еще и почище тебя...

Жители Бухи-Барабахи обратили на прошедшую мимо них многотысячную армию столь же мало внимания, как и на маленький Армагеддон. От последствий воздушного боя деревня хотя бы пострадала — все-таки церкви рушатся не каждый день, а войско западных рыцарей и вовсе прошло стороной, никак Буху-Барабаху не задев.

Надо полагать, абсолютное большинство местных обитателей вообще понятия не имело, что мимо проследовала какая-то армия.

А два человека, которые не только знали об этом, но даже догадывались, куда названная армия идет, в данный момент спали беспробудным сном в келье отшельника, наводняя маленькое помещение густым запахом перегара, который вынудил юную сиротку искать спасения на свежем воздухе — причем отнюдь не в одиночестве.

Разбудить монаха и священника никто так и не догадался и купание сиротки в озере за лесом в компании юношей с обоих концов деревни никто также не прервал.

Командир десантной группы был вынужден связаться с “Лилией Зари” и доложить о неудаче, и капитану Лай За Лонгу ничего не оставалось, кроме как кусать локти, укоряя себя за отданный всего несколько часов назад приказ.

Чтобы не дать кораблям Забайкала засечь местонахож­дение миламанов и людей, Лай За Лонг старался связываться с Ри Ка Рунгом как можно реже и не называть в переговорах конкретных мест и координат. Он знал, что в нужный момент Ри Ка Рунг без проблем даст эвакуатору наводку, и челнок сможет выйти прямо на маяк.

Но покидая на время орбиту Роксалена, Лай За Лонг приказал Ри Ка Рунгу несколько дней не выходить на связь вообще и отключить не только передатчики, но и приемники, по которым тоже можно засечь координаты, если очень постараться.

Лай За Лонг тогда не знал, что свои близко и подойдут к Роксалену в ближайшие часы. Он видел перед собой только армаду мотогальских кораблей и спешил уйти в тень подобру-поздорову. Если бы это имело смысл, Лай За Лонг был готов принять бой даже один против ста, но в тот момент он не видел смысла. А когда оказалось, что миламанский флот совсем рядом, было уже поздно. Ри Ка Рунг выполнил приказ точно и беспрекословно и отключился наглухо.

И теперь капитан “Лилии Зари” не имел ни малейшего понятия, где его искать.

Однако он не вешал носа. Теперь, когда орбита Роксалена была очищена от мотогалов, и это означало, что спешить некуда, Лай За Лонг не видел впереди больших проблем.

— Шарик круглый, куда они денутся, — говорил он, и подчиненные согласно кивали головами.

71

Арарад Седьмой, Царь Гурканский и Беримурский, князь Тавера и Конта и владетель города Турмалина, был человеком набожным и с юных лет пристрастился к чтению. А поскольку его первой книгой было Преосвященное Писание, каковое Арарад Седьмой с тех пор читал и перечитывал ежедневно в течение всей своей долгой жизни, многие истории из этой святой книги царь знал почти наизусть и любил излагать своими словами во время обеда.

В их числе была и история о том, как царь Арарад Первый, тот самый, у которого была 1000 жен и 7000 наложниц, однажды на пиру в Турмалине подсыпал Богу Табунов в вино сонное зелье, и пока вспыльчивый бог мирно спал, а потом развлекался на ложе с невольницей, находчивый царь обратился к Триумвирату Верховных Богов и сумел вымолить у них прощение и благословение.

Правда, тогда Бог Табунов был один и его не сопровождала Богиня Гнева Зуйа, чей визит гораздо более страшен и непредсказуем. Да и Триумвират тогда был в полном сборе, то есть включал в себя Бога Воинств, сидящего всегда по левую руку от Бога Солнца.

А теперь Бог Воинств обретался неизвестно где, и не у кого было узнать, вернулся он уже к себе на небо или пока нет.

И все же Арарад Седьмой решил рискнуть, тем более, что у него просто не было другого выхода.

Когда опасные гости воссели за пиршественный стол и пригубили первый бокал вина, царь выскользнул из тронного зала и увлек за собой первосвященника.

Евгений и Зоя этого не заметили. Их внимание было приковано к акробатам, которые показывали чудеса гибкости и ловкости, до такой степени удивительные, что трудно было поверить собственным глазам.

Впрочем, после всего, что с ними случилось, Евгений и Зоя могли поверить чему угодно.

А пока они наслаждались зрелищем, царь в коридоре беседовал с первосвященником о сонном зелье для богов.

— Все, что написано в Преосвященном Писании — истинная правда, — густым басом говорил первосвящен­ник, — и это значит, что богов усыпить можно. Но никто не пробовал этого делать со времен Арарада Первого и состав сонного зелья давно забыт.

— Но может быть, его знают черные маги? -предположил царь.

— Грех это — обращаться к черным магам за советам, как содеять зло богам.

— Но ведь ты простишь мне этот грех? — не унимался царь, который привык, что грехи отпускают священники, а боги тут как бы и ни при чем.

— Я-то, может, и прощу, а вот они... — произнес первосвященник сбившись на шепот и большим пальцем указав через плечо на дверь тронного зала, где остались Бог Табунов и Богиня Гнева.

Царь тоже покосился на дверь с опаской, но тут же призвал на помощь всю свою решимость и приказал позвать своего личного астролога и гадателя, которого уберегал от суда и казни вот уже тринадцать лет.

Вопрос государя не застал астролога врасплох. Его вообще никогда нельзя было застать врасплох, потому что придворный гадатель царя Гурканского знал ответы на все вопросы.

— В древних книгах сохранился рецепт этого зелья, — сказал астролог, закатывая глаза для пущей таинственности. — Но чтобы его приготовить, требуется четыре алмаза и девять рубинов, не считая тех ингредиентов, которые у меня есть.

В доказательство гадатель ткнул царю под нос рукописную книгу карманного формата, испещренную таинственными письменами, но Арарад Седьмой в нее даже не взглянул. Он решил, что четыре алмаза и девять рубинов — мелочь по сравнению с гневом божьим, и немедленно выдал требуемые камни. После чего возвратился в тронный зал, получив клятвенное обещание астролога, что зелье будет изготовлено раньше, чем закончится текущий час.

Вернувшись в свою каморку под лестницей, придворный гадатель первым делом спрятал камни в тайник, расположен­ный в ножке кровати, и только после этого достал из стенного шкафчика два пузырька с самыми безотказными из всех известных снотворных Роксалена.

Для верности он смешал порошок из одного пузырька с жидкостью из другого, добавил ароматической эссенции и залил все это приторно-сладким темно-красным густым ликером.

Час действительно еще не истек, когда две невольницы вошли в тронный зал, неся в руках золотые чаши, до краев наполненные вином.

Они приблизились к богам, восседавшим на подушках перед царским троном, и, опустившись на колени, протянули чаши Евгению и Зое со словами:

— Государь просит вас испить чашу нектара, которому нет равных на земле. У себя в небесах вы, конечно, пили вино много лучше этого, но государь молит вас не отказать в милости и пригубить эту чашу.

Приняв тяжелый сосуд, Евгений пробормотал:

— Я столько не выпью.

— Не будем обижать гостеприимных хозяев, — возразила Зоя и сделала глоток первой.

72

Спецсообщение полковника Забазара для вице-маршала Набурая доложили адресату в тот самый день, когда он был отстранен от должности помощника запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя по состоянию здоровья и в связи с преклонным возрастом.

Вице-генералиссимус Загогур сопротивлялся этому как мог, но его усилия успеха не имели. На вице-маршала Набурая была возложена ответственность за новый провал на Рамбияре, он мог благодарить свой преклонный возраст за то, что так легко отделался.

Тем не менее Набурай еще не сдал дела и не только обратил внимание на доклад Забазара, но и переправил его наверх — запасному адъютанту Загогуру.

Беда была, однако, в том, что Загогур и сам сидел в своем кресле непрочно. Ходили настойчивые слухи о его скором переводе на должность генералиссимуса по особым поручениям с повышением в звании, но значительным урезанием прав и полномочий.

Загогур был, конечно, не прочь стать Генералиссиму­сом с большой буквы, без приставки “вице-”. Но утрата особого положения личного адъютанта Всеобщего Побеждателя, пусть даже и запасного, казалась ему слишком высокой ценой за такое повышение.

Однако вице-генералиссимус ничего не мог с этим поделать. После катастрофы на Рамбияре сила была на стороне мотогальника Тар. Загогур и Набурбазан пытались переложить ответственность с Набурая на Бунтабая, но высокие покровители отстояли своего любимца и доверили ему еще одну операцию, результатом которой стала новая катастрофа.

Загогур был почти уверен, что на этот раз Бунтабаю отвертеться не удастся. Развал обороны на Роксаленском направлении привел к разрыву кольца окружения вокруг скопления Ми Ла Ман, а такое в Мотогаллии не прощают.

Но оказалось, у Бунтабая и его покровителей нашелся козел отпущения и на этот раз. Им стал вице-генерал Забайкал, который будто бы отказался прийти на помощь главным силам мотогалов и был виновен в прямом невыполнении приказа, которое роковым образом отразилось на результате всей битвы.

Косвенно это обвинение било и по большому мотогальнику За’ — а вице-генералиссимус Загогур был самым высокопоставленным выходцем из этого мотогальника и лично покровительствовал Забайкалу в не меньшей степени, чем Забазару.

Он даже решился отослать опального вице-генерала к его побратиму, использовав тот же канал, что и в случае с самим Забазаром. Забайкал был без шума и промедления переведен в штрафной отряд камикадзе и погиб смертью героя вместе с кораблем, которым командовал. А некоторое время спустя воскрес на орбите Земли рядом с флагманским звездолетом своего анды.

Но это было единственное подкрепление, которое Загогур в своем нынешнем положении мог дать полковнику Забазару по собственной инициативе.

Забазар встретил побратима без обид и только сказал печально:

— Вот видишь, как легко, оказывается, стать позором своего рода.

Между тем, ситуация на орбите Земли сложилась странная. Ведь Забайкал так и остался вице-генералом и был теперь в маленькой эскадре из трех кораблей старшим по званию.

Однако это продолжалось недолго. Когда Загогур получил распоряжение о внеочередном отпуске и понял, что перемещения на новую должность точно не миновать, он решил использовать отпуск с пользой для дела. А именно — организовал присвоение Забазару звания вице-генерала и награждение его орденом “За беспримерный подвиг”. И через Дважды Генералиссимуса Набурбазана добился разрешения лично вручить награжденному генеральский шеврон и орден.

Из приказа о награждении трудно было понять, за что именно Забазар удостоен такой чести, и в союзнических войсках распространилась легенда, будто пропавший без вести на Рамбияре опальный полководец, блуждая по лесам, уничтожил несметное множество врагов и в конце концов в одиночку захватил целый миламанский космодром, откуда и улетел к своим.

Уставшие от самодурства Бунтабая союзники и их командиры-мотогалы верили в эту легенду безоговорочно и замечали в приватных беседах, что Забазар еще и не на такое способен.

И вскоре в Генштабе большого шума наделал рапорт двенадцати полковников, которые ввиду реабилитации генерала Забазара просили вернуть его на должность начальника Главного штаба союзнических войск.

В Генштабе, однако, сочли эту идею крайне несвоевременной. Большой мотогальник За’ стремительно терял свои позиции на вершине власти, и дважды генерал Бунтабай, почувствовав, что его опять пронесло, подал встречный рапорт, и не в Генштаб, а прямо в Ставку, на уровень адъютантов Всеобщего Побеждателя — рапорт с требованием разобраться, какие такие подвиги успел совершить со времени своего исчезновения новоиспеченный вице-генерал Забазар.

73

После того, как космонавты и астронавты, попавшие в плен к моторо-мотогалам, проговорились, что лучшим средством для сбора информации о Земле является интернет, дело у исследователей пошло быстрее.

Проговорились герои космоса не из страха и не из желания помочь пришельцам в изучении родной планеты. Просто мотогалы не имели привычки тратить время на пустую болтовню и сразу оглушили пленников ударной дозой сыворотки правды. Поскольку на них пробовал свое изобретение сам великий доктор Нарангай, скрыть что-либо им известное космонавты не могли в принципе.

Дольше всех держался подданный суверенного Казахстана Мерекен Каримов — славный потомок татаро-монгольских воинов, умевших молчать в плену под любыми пытками. Но его показания ничего не решали, поскольку американцы уже научили мотогалов, как искать нужную информацию на бескрайних просторах всемирной компьютерной сети.

Через сутки мотогалы имели полный набор сведений обо всех людях, похищенных миламанами с “Лилии Зари” во время их визита на Землю. Пришлось, правда, фильтровать информацию, чтобы отсеять заведомо ложные и сомнительные сообщения о захвате людей пришельцами, но эта работа не заняла много времени, и вскоре исследователи наткнулись на странную аномалию.

Больше половины землян, похищенных миламанами, были захвачены в одном городе — областном центре в Европейской части России.

— Интересно, что это может значить? — удивился вслед за исследователями Забазар, еще не получивший уведомления о присвоении ему нового звания.

— Ничего, — со свойственным ему скептицизмом предположил доктор Нарангай, которого поддержал и командир десантников, попытавшийся произвести порядок действий миламанских спецназовцев.

— Они захватили одного человека из этого города, исследовали сам город, узнали все, что нужно, про его особенности и дальше продолжали работать на хорошо изученной территории. Это проще, чем каждый раз начинать с нуля на новом месте.

Но лучший и любимый ученик доктора Нарангая, проходивший с ним по одному и тому же делу, не согласился с учителем и десантником.

— Нельзя исключить вероятность биологической аномалии, — заметил он. — Может быть, в этом городе больше носителей гена бесстрашия в активной форме или выше биосовместимость. Тем более, что есть сведения о его посещении извне и в более ранний период. Возможны мутации или целенаправленная деятельность неизвестной расы. Желательно все это проверить.

“Сведения о посещении города извне в более ранний период” представляли собой упомянутые в интернете сообщения об НЛО, зависшем над зданием областной Администрации в день выборов губернатора, и о таинственных кругах, то и дело возникающих на совхозном поле неподалеку от секретной воинской части.

Один из солдат этой части даже видел своими глазами посадку НЛО на поле. Правда, он сообщил об этом сразу после того, как был обнаружен спящим на посту в облаке перегара в обнимку с нарушителем, неизвестно как проникшим на охраняемый объект.

Нарушитель, что самое характерное, никакого НЛО не видел и вместо зелененьких человечков ему в то утро чудились исключительно шмыгающие собаки.

Собаки там действительно шмыгали, и одна дворняга даже отгрызла ремень у автомата, который ефрейтор, завидев НЛО, уронил в траву. Однако местные уфологи были уверены, что в данном случае речь идет об особой расе пришельцев, которые видом своим подобны голованам из романа Стругацких “Жук в муравейнике”.

Однако мотогальские исследователи не стали чересчур углубляться в разработку этой темы. Их гораздо больше заинтересовала личность самого первого землянина, похищенного миламанами в российском областном центре.

А поскольку чуть ли не все ученики Евгения Оскаровича Неустроева, имевшие доступ в интернет, наперебой спешили похвастаться своими контактами с человеком, которого украли инопланетяне, моторо-мотогалы без труда установили круг его знакомств.

74

Евгений Оскарович Неустроев успел увидеть, как валится навзничь на ковры и подушки его спутница Зоя, но уже не смог ничего предпринять. Он ведь и сам выпил чуть ли не полчаши удивительно вкусного вина, которым от имени царя угощали гостей рабыни.

Давно, еще на орбите Земли, в самом начале своей одиссеи, Евгений Оскарович опасался, что его отравят. Но ничего подобного не случилось ни на “Лилии Зари”, ни на канонерке “Тень бабочки”, ни среди яйцекладущих роксаленцев. Так что Неустроев уже привык без опаски пробовать еду и питье, которые ему подают.

И вот теперь эта беспечность привела к плачевному итогу.

Когда у него поплыло перед глазами, Неустроев подумал: “Не надо было столько пить”, — и лишь в самый последний момент понял, что дело не в количестве выпитого, а в его качестве.

“Отравили!!!” — сигналом тревоги прозвенело в затухающем мозгу, но как следует испугаться Евгений Оскарович уже не успел.

— Боги спят, — произнес над ним голос придворного астролога, но этих слов Евгений и Зоя уже не слышали.

Они действительно крепко спали.

— Готовь великий молебен, отче, — обратился царь Гуркана к первосвященнику, еще не успев дать рабам распоряжение унести спящих богов из зала и уложить их в разных концах огромного Турмалинского дворца.

Когда-то в этом дворце обитал самый могущественный из владык всего Роксалена, но те благословенные времена давно прошли. Еще царь Арарад Первый, упомянутый в Преосвященном Писании, изгнал потомков того владыки из Турмалина, и как раз по этой причине у него вышла размолвка с Богом Табунов, который покровительствовал старой династии.

А сразу после того, как богов унесли, к царю Гуркана подошел придворный гадатель и зашептал что-то ему на ухо.

Говорил он, очевидно, вещи важные, поскольку, выслушав астролога, царь, не задумываясь, оторвал перво­священника от подготовки молебна и собрал совещание жрецов в расширенном составе.

Нельзя было терять ни минуты, поскольку сон грозных богов не вечен, и когда они проснутся, катастрофа станет неминуемой.

— Дошло до меня, — срывающимся голосом начал свою речь царь Гурканский и Беримурский, — что есть только один способ усмирить Богиню Гнева, и ничто другое, даже обращение к Триумвирату Верховных Богов и всенародное моление о милости, не сможет избавить нас от гнева богини. Если Зуйа явилась в город за кровью, она не уйдет, пока не получит кровь.

С этими словами царь открыл на середине Преосвященное Писание и стал торжественно и монотонно читать древний текст о жертвоприношениях Богине Гнева.

— ... Ибо сказано так: пусть головы двенадцати девственниц, не знавших мужчины, падут к ногам богини, и юноша, никогда не видевший женщины, преподнесет их ей, как жертву крови, которая искупает вину и прекращает месть. И когда Зуйа взглядом своим испепелит жертву крови и того, кто принес ее, не будет больше гнева в ее сердце и не сотворит она городу и миру никакого зла.

— Но ведь в Книге Вечного Суда сказано, что боги не приемлют жертв человеческих, — робко попытался возразить первосвященник. — И пророк Кумар тысячу лет назад указал людям, как заменять кровавые жертвы мирными, а людей на жертвеннике — чистыми животными.

— Но когда мы казним колдунов и чародеев, разве не есть это жертвоприношение великому Богу Солнца, который запретил колдовство? — воскликнул чернобородый архиерей, исполнявший в Турмалине обязанности великого инквизитора. И в подтверждение своих слов тоже сослался на Преосвященное Писание.

И разгорелся между жрецами и светскими особами из царского окружения спор о допустимости человеческих жертвоприношений. Поскольку Преосвященное Писание, как и все книги подобного рода, было переполнено противоречиями, обе стороны сыпали ссылками на святую книгу и были по-своему правы, так что истина в споре, увы, не родилась.

А точку в этом диспуте поставил царь. В Гуркане светская власть всегда была выше духовной, и слово царя значило больше, чем слово первосвященника.

— Хорошо, — сказал Арарад Седьмой, обращаясь к первосвященнику. — Пусть будет по-твоему. Когда богиня пробудится, мы принесем ей в жертву двенадцать молодых овечек и юного барашка, как учит пресветлый и преблагословенный пророк Кумар. Но если Зуйа не примет жертвы или покажет свой гнев, тогда пусть будет по-моему. Все, что написано в Преосвященном Писании — истина, а значит, слова о жертвоприношении Богине Гнева — такая же истина, как и слова Кумара. И ко не согласен с этим, тот впадает в ересь.

При этих словах первосвященник побледнел, как полотно. Ведь в Гуркане уже были случаи, когда предстоятелей церкви сводили с престола по обвинению в ереси. Первосвященник Гитан вовсе не хотел повторить их путь.

Понятно, что больше он не стал перечить царю. А царь поднял голову к потолку, устремил взор к небесам и воскликнул:

— А теперь помолимся, братья, и да исполнятся боги милости, и пусть гнев их будет краток, а благоволение вечно!

Но закончить молитву царю и священникам не удалось. в самый разгар молебна в зал вбежал немолодой градский воевода.

— Государь! — крикнул он, тяжело дыша. — Яйцекладущие подходят к городу.

75

Неприятности, которые начались у большого мотогальника За’ после рамбиярских и роксаленских событий, не были секретом для миламанской разведки. А значит, они не были секретом и для моторо-мотогала по имени Забатаган, который изменил делу Всеобщего Побеждателя и был теперь ведущим советником миламанского командования по вопросам внутренней жизни Мотогаллии.

И как раз в это же самое время аналитикам миламанской разведки удалось идентифицировать флагманский корабль, о котором со дна Тихого океана сообщал капитан “Змея Исцелителя” Ра Ва Рим, с личным звездолетом генерала Забазара.

Именно Забатаган первым догадался, что Забазар вовсе не пропал без вести на Рамбияре и тем более не спасся там чудесным образом, а был отправлен на поиски планеты носителей гена бесстрашия. И даже больше того — в конце концов ее нашел.

А вскоре миламанская разведка получила сведения об опале и исчезновении вице-генерала Забайкала. И Забатаган, который отлично знал, что Забазар и Забайкал — побратимы, сразу же сказал:

— Ищите его на Земле.

Но миламаны не стали искать его нигде. Земля интересовала их исключительно как источник гена бесстрашия, но этот интерес заметно ослабел после того, как миламанские десантники в поисках пропавшей группы Ри Ка Рунга высадились в окрестностях замка Нунавер — там, где потерпела крушение канонерка “Тень бабочки”.

В деревне у подножия замка миламаны обнаружили крестьянку, которая клялась и божилась, что рожденный ею инфант — это сын небесного рыцаря Евгения, которого нетрудно было отождествить с землянином по прозвищу Же Ни Йя.

Инфанта удалось изучить с помощью микроботов, что позволило неоспоримо установить поразительный факт: плод, который развивается внутри инфанта, не только является носителем гена бесстрашия в активной форме, но и обладает исключительной биосовместимостью с миламанами.

Такую же удивительную биосовместимость демонстри­ровали и взрослые роксаленцы. Без всяких ухищрений и проблем туземки зачинали инфантов от миламанских мужчин, и теоретические выкладки показывали, что с земными мужчинами все должно быть точно так же.

Последнее утверждение, впрочем, нуждалось в проверке, а поскольку носителя гена бесстрашия по имени Же Ни Йя все еще не нашли, у капитана Лай За Лонга возникла идея, подкупающая своей новизной.

Он предложил слетать еще раз на Землю и захватить там произвольную группу мужчин. Если ученые правы, то биосовместимость этих мужчин с роксаленцами будет максимальной, а это, в свою очередь, устраняет проблему гена бесстрашия в принципе.

Лай За Лонг изъявил желание отправиться на Землю лично, на “Лилии Зари” — если понадобится, то даже в одиночестве, потому что “Лилия” вполне способна справиться с тремя мотогальскими кораблями.

Но оказалось, что у командования несколько другие планы. Всех вплоть до самой королевы и верховного главнокомандующего увлекла новая идея советника Забатагана: переманить на сторону миламанов опальных вице-генералов Забазара и Забайкала и спровоцировать мятеж в союзнических войсках и боевом флоте Мотогаллии, а также посеять смуту среди всех выходцев из большого мотогальника За’.

Популярность генерала Забазара в союзнических войсках росла с каждым днем, а Забайкала очень любили в боевом флоте, так что идея Забатагана выглядела вполне реальной. Ведь если в Мотогаллии начнется гражданская война, то миламанам для победы не потребуются никакие бесстрашные солдаты. Победа, как спелое яблоко, и так упадет  в руки миламанской армии.

— Но разве носители гена бесстрашия будут при этом лишними? — удивился Лай За Лонг, когда ему сообщили о новых приоритетах.

Но оказалось, он просто упустил из виду некоторые новые обстоятельства.

Странности в поведении первого носителя гена бесстрашия — землянина по имени Же Ни Йя — в точности совпали с результатами компьютерного моделирования, которые показывали, что этот ген не просто ослабляет инстинкт самосохранения, но и снижает управляемость. А поскольку носители гена бесстрашия еще и более агрессивны, то это обстоятельство легко может превратить армию неустрашимых солдат в неуправляемую агрессивную толпу.

Так что еще неизвестно, для кого эта армия будет более опасна — для врагов или, может быть, для братьев по оружию и мирных жителей.

Разумеется, проект советника Забатагана тоже вызывал массу возражений. И первое из них заключалось в том, что Забазар и Забайкал никогда не станут работать на миламанов из соображений абстрактного добра и справедливости. Так что если они даже и согласятся поднять мятеж в войсках, то будут действовать при этом исключительно в своих собственных интересах.

Да и сам Забатаган вряд ли радеет о благе расы миламанов. У него в этом деле свой собственный интерес. Очень похоже, что он хочет лично встать во главе мятежа, что в случае успеха должно вознести его на трон лидера Мотогаллии.

Конечно, иметь на этом троне друга лучше, чем врага. Но где доказательства, что Забатаган действительно друг?

Но так или иначе, сторонники этого проекта оказались сильнее противников. После того, как фаворит королевы Мир Ка Мин занял нейтральную позицию, а Верховный главноко­мандующий Тай Ва Тин поддержал Забатагана, было решено отправить к Земле большую эскадру во главе с адмиралом Май Не Муном.

Неприязненные отношения Лай За Лонга и Май Не Муна ни для кого не были секретом, так что “Лилии Зари” в этой эскадре ловить было нечего.

И Лай За Лонг решил остаться на орбите Роксалена -во всяком случае о тех пор, пока не будет найден первый носитель гена бесстрашия.

Но даже с этим у капитана “Лилии Зари” возникли проблемы. До его сведения довели мнение, пришедшее откуда-то с самого верха — мнение, которое в кратком изложении заключалось в том, что носителя гена бесстрашия по имени Же Ни Йя вообще не надо искать.

76

В первый момент после того, как сознание вернулось к нему, Евгений Оскарович Неустроев подумал, что история никогда никого ничему не учит. Ведь он уже однажды попал в точно такую же ситуацию на крейсере “Лилия Зари”. Правда, там его усыпили не питьем, а уколом, но это не меняет сути дела. Все равно нельзя забывать о бдительности — а он о ней забыл и немедленно за это поплатился.

Следом пришла мысль о мрачных подземельях, которая наверняка была связана с внешним видом городских укреплений Турмалина и самого дворца. Одного взгляда на него было достаточно чтобы понять — в нем непременно имеются подземелья и наверняка очень мрачные.

Опасаясь увидеть такое подземелье вокруг себя, Неустроев открыл глаза не сразу. А когда все-таки не без труда разлепил веки, то обнаружил, что лежит навзничь на широкой кровати, чем-то похожей на миламанское ложе в каюте крейсера, только еще больше, мягче и роскошнее, а находится эта кровать в помещении, которое прямо-таки наполнено светом.

Это было неплохо само по себе, а если принять во внимание очаровательную девушку, одетую в тончайшие цветные шелка, сквозь которые просвечивали очертания ее тела, то все выглядело неплохо вдвойне.

Неустроев хотел спросить: “Где я?” — но разум вернулся к нему уже в достаточной степени, чтобы понять, насколько это будет банально. А Евгений не любил банальности и поэтому спросил:

— А где Зоя?

— Преславная и грозная Богиня Гнева еще не пробудилась ото сна, и чтобы Бог Табунов и Стад не скучал в его отсутствие, царь Гурканский прислал меня скрасить его одиночество.

— И кто же ты, прелестное дитя? — поинтересовался Неустроев, непроизвольно следуя местной манере выражаться вычурно и витиевато.

— Меня называют самой красивой из невольниц царя Гурканского, — с оттенком гордости заявила девушка. — Но если я не нравлюсь Богу Табунов, то он может позвать других невольниц, которые ждут у двери.

— И сколько вас тут всего? — спросил слегка ошарашенный Неустроев, которого со дня отлета с Земли удивляло стремление множества женщин разделить с ним ложе.

Поскольку на Земле все было с точностью до наоборот, Евгению Оскаровичу было отчего удивляться, хотя со временем изумление его стало ослабевать. Если у инопланетянок такая странная шиза, то надо этим пользоваться в свое удовольствие.

Вот он и пользовался, так что вопрос о количестве невольниц, ожидающих под дверью, был задан отнюдь не зря.

— Сколько будет угодно любвеобильному богу, — ответила на этот вопрос самая красивая рабыня, и Неустроев машинально стал прикидывать, сколько же ему угодно и в состоянии ли они все поместиться около двери.

Евгений Оскарович не знал, что живородящие роксаленцы называют Бога Табунов и Стад еще и Богом Измен и считают его главным врагом добродетельной Богини Любви и Материнства.

Возможно, это пошло оттого, что жеребец в табуне редко довольствуется одной кобылицей и может покрыть несчетное число их, и быки в вольных стадах тоже склонны к многоженству. А для людей пророк Кумар тысячу лет назад установил строгую моногамию, и хотя не все, кто почитает Преосвященное Писание, следуют этому правилу, для гурканцев оно вот уже десять веков остается неизменным.

Именно поэтому гурканцы считали нечестивым городом погибший ныне Беримур. Ведь беримурцы, даже подпав под власть царя Гурканского, не отказались от многоженства, и теперь все были уверены, что боги не простили им этого кощунства.

А между тем, беримурцы тоже боготворили Преосвященное Писание и в защиту своего обычая ссылались на него же. Особенно их вдохновлял пример царя Арарада Первого, который имел 1000 жен и 7000 наложниц, причем все они ежегодно рожали ему детей.

Наиболее передовые читатели Преосвященного Писания догадывались, что дело тут было нечисто, но поскольку всякое слово в святой книге — правда, приходилось верить в это чудо точно так же, как и во все остальные. Иначе недолго скатиться в ересь со всеми вытекающими последствиями.

Между тем Евгений Неустроев обо всем этом даже не подозревал и в блаженном неведении стал бестактно допытываться у самой красивой рабыни о точном числе невольниц, ожидающих под дверью прямо сейчас.

Рабыня заметно приуныла, решив, что не понравилась Богу Измен, но ответить на его вопрос она не могла совсем по другой причине. Бедная девушка просто не умела считать.

Когда Неустроев это понял, он удивился снова, поскольку будучи жертвой и деятелем всеобщего среднего образования, органически не мог поверить в то, что на свете есть взрослые люди, не умеющие читать и писать, не говоря уже о счете.

— Ладно, зови тогда всех, — сказал он наконец, и только таким образом сумел установить, что всего рабынь вместе с самой красивой было двенадцать.

Первым делом Евгений Оскарович отметил, что все они красивы не меньше, чем самая-самая. Этакая квинтессенция юности и прелести, задрапированная в струящийся шелк.

Изящные босые ножки невольниц были скованы серебряными цепочками. Цепочки и колокольчики на браслетах позванивали при ходьбе.

Именно это обстоятельство и смутило Неустроева в первую очередь. Если эти девушки — невольницы, то не исключено, что их пригнали сюда насильно, а страстное желание отдаться ему девушки изображают лишь из страха прогневать хозяев. И это уже само по себе противоречило убеждениям бывшего учителя биологии.

А кроме того, эти девушки казались слишком уж юными. То есть их совершеннолетие вызывало серьезные сомнения. Между тем, данное обстоятельство по-прежнему оставалось для Евгения Оскаровича немаловажным.

В стремлении все-таки захватить инициативу, самая красивая рабыня первой развязала какой-то узел своего одеяния, и легкий шелк заструился вниз, обнажая грудь и бедра невольницы. Оторвать взгляд от этого зрелища было невозможно, и Неустроев опомнился только тогда, когда девушка обвила его шею руками и прильнула губами к губам.

Спрашивать, сколько ей лет, было бесполезно — она ведь не умела считать. Поэтому, прервав поцелуй на самом интересном месте и осторожно высвободившись из объятий, Неустроев задал девушке другой вопрос:

— Так где же все-таки Зоя?

77

Обнаружив, что ее разлучили с Неустроевым и заперли в каком-то мрачном помещении одну-одинешеньку, вспыль­чивая девушка по имени Зоя немедленно устроила такую истерику, какой в славном городе Турмалине не видывали со времен прошлого визита Богини Гнева, который теряется во тьме веков.

Будь у нее под рукой боевой излучатель, Зоя наверняка испепелила бы весь город вместе с населением и домашними животными. Но излучатель у яростной богини предусмотри­тельно отобрали, пока она спала.

Тем не менее ее истерика произвела очень сильное впечатление на живородящих роксаленцев из окружения царя Гурканского. Приставленные к дверям запертых покоев стражники с минуты на минуту ожидали, что грозная богиня истребит их, не прибегая к помощи волшебного оружия. Например, испепелит взглядом или дыханием изо рта.

Когда о пробуждении богини доложили царю, присовокупив к этому несколько преувеличенные опасения, что он вот-вот обрушит восточную башню дворца, царь, подавив страх, явился посмотреть на происходящее лично. И хотя башня лишь слегка вздрагивала от криков Богини Гнева, Арарад Седьмой пришел к выводу, что пора приступать к жертвоприношениям.

— Выпустите меня сейчас же, бараны безмозглые! — кричала Зоя, колотя в дубовую дверь каким-то прочным предметом мебели.

Тут двери распахнулись, и предмет вылетел на лестницу, сбив с ног одного из стражников.

Сразу же после этого Зоя замолчала на полуслове, поскольку в ее покои с блеянием ввалилось стадо баранов.

На мгновение ей пришла в голову шальная мысль, уж не является ли она в действительности богиней и не обладает ли чудесной способностью превращать людей в животных силой слова.

Но бараны при ближайшем рассмотрении оказались овцами, а за ними маячили обыкновенные люди во главе с первосвященником и царским палачом.

Первосвященник немедленно запел какой-то гимн и его подхватили сопровождающие лица, что в сочетании с блеянием баранов и криками погонщика производило эффект жуткой какофонии.

Зажав ладонями уши, Зоя пыталась перекричать этот дикий шум, но у нее ничего не выходило.

А тут еще царский палач ни с того ни с сего начал рубить баранам головы мечом.

В голове у Зои, которая всегда любила животных, помутилось в голове от шума и вида крови. Она бросилась на палача и даже успела укусить его за руку, в которой он держал меч. Но головокружение от резких движений только усилилось, и девушка, обмякнув, сползла в лужу крови.

Меч, который выпал из руки палача, оказался под нею, а между священнослужителями немедленно вспыхнул спор по поводу этой выходки богини.

Одни во главе с первосвящен­ником утверждали, что она приняла жертву и именно поэтому прекратила бушевать в ярости и уснула. Другие же во главе с инквизитором были уверены, что Зуйа не приняла мирной жертвы и ясно дала это понять, укусив палача за руку.

Царь, который своими глазами видел завершающую стадию жертвоприношения, пребывал в нерешительности. Обе точки зрения казались ему в равной степени правдоподобными, и в конце концов государь принял компромиссное решение.

— Посмотрим, что она будет делать, когда снова проснется. Если гнев ее уляжется, то мы отменим большое жертвоприношение. А если нет, то придется отдать ей двенадцать невольниц и юношу, который никогда не видел женщины.

— А где мы возьмем такого юношу? — удивились спутники царя. — На свете нет никого, кто бы совсем никогда не видел женщин.

— Ну почему никого? — возразил царь. — Некоторые люди рождаются слепыми...

Что касается девушек, то они были выбраны для жертвоприношения заранее и сейчас развлекали Бога Табунов в западной башне дворца.

Так во всяком случае думал царь Гурканский до тех пор, пока ему не сообщили, что ни Бога Табунов, ни пред­назначенных в жертву богине невольниц нет в башне.

78

Рита Караваева была похищена из собственного дома среди бела дня и прежде чем ее лишили сознания парализатором, успела подумать, что это уже входит у нее в привычку.

Правда, похитители на сей раз были другие — невысокого роста и в черных скафандрах. И действовали они не столь деликатно, как миламаны. Например, зачем-то разбили окно в кухне, хотя в большой комнате была открыта балконная дверь.

В квартире сразу запахло, как в обезьяннике. Запах мужского пота — любимый аромат мотогальских трутовок и гнездовых самок — на Риту аналогичного впечатления не произвел, так что ее крик: “Пусти меня, вонючий козел!” — прозвучал вполне в тему.

Очевидно, моторо-мотогалы обиделись, потому что именно после этого вопля они пустили в ход парализаторы, причем перебили сразу всю семью.

Очнувшись через несколько часов, брат Маргариты Саша обнаружил, что сбылась мечта идиота. Его тоже похитили.

По большому счету, в этом не было ничего странного. Ведь именно Саша был создателем и владельцем того сайта, на котором мотогалы прочитали самый подробный и обстоятель­ный рассказ о посещении инопланетянами его родного города.

К тому же ученые о главе с доктором Нарангаем специально просили доставить на борт флагмана хотя бы одного ребенка в надежде, что у детей биосовместимость, как это обычно бывает, окажется выше, чем у взрослых.

— Нет, это все безнадежно, — сказал тем не менее доктор Нарангай, изучив образцы тканей, взятые у мальчика, пока тот еще спал.

Биосовместимость ребенка действительно была выше, чем у взрослых, но не настолько, чтобы сделать возможным скрещивание землян с моторо-мотогалами.

А в это время в каюте по соседству мотогалы вели допрос Риты Караваевой, которая начала свое общение с похитителями со слов:

— Трахаться ни с кем не буду, даже и не просите!

Об этом никто ее и не просил. Разговор шел в основном про Евгения Оскаровича Неустроева. Мотогалы страстно хотели знать причину, почему именно его единственного из земных мужчин миламаны увезли с собой.

— А черт его знает, — отвечала Маргарита, на что немедленно последовал новый вопрос:

— Где найти этого черта?

— Об этом лучше спросить у какого-нибудь попа, — с трудом сдерживая смех, посоветовала Маргарита.

— Что такое поп? — без паузы сурово спросили моторо-мотогалы.

Чувствуя, что беседа уклоняется куда-то не туда, Рита все же объяснила им, что такое поп — в надежде, что похитители займутся последовательно поисками попа и черта, а от нее на время отстанут, дав возможность обдумать создавшееся положение в спокойной обстановке.

Примерно так оно и получилось. Уже на следующее утро город был повергнут в шок сообщением об исчезновении настоятеля кафедрального собора отца Кирилла. А сам отец Кирилл был еще более шокирован встречей с инопланетянами, которых он в своем недавнем интервью прессе объявил дьявольским наваждением.

Теперь ему пришлось в корне пересмотреть свою точку зрения, поскольку пришельцы настойчиво спрашивали у священника, где найти черта, которому известно, зачем миламаны утащили с Земли учителя биологии Евгения Оскаровича Неустроева и с ним двадцать четыре женщин.

— Господи, избави мя от сетей диавольских! — восклицал в ответ отец Кирилл, истово крестясь, ибо его похитители сами походили на чертей как нельзя больше. Чего стоили одни их серые лица, делавшие пришельцев похожими на восставших из гроба покойников.

Однако трудно было предположить, что в поисках своего собрата, которому известна какая-то тайна, черти станут прибегать к помощи православного священника, да и корабль, где он оказался, меньше всего напоминал преисподнюю — так что отцу Кириллу пришлось признать, что он попал в руки пришельцев.

Недоразумение разъяснилось лишь после того, как моторо-мотогалы получили уточненные данные ментосканиро­вания и установили, что “черт” — это мифологический персонаж, который не может знать никаких тайн, поскольку не существует в природе.

Узнав об этом, допрашивающие с новой силой набросились на Риту Караваеву, крича в праведном гневе:

— Ты обманула нас, лживая аборигенская самка!

И чтобы впредь не разбираться, где в ее словах вранье, а где истина, Рите вкатили сыворотку правды.

Это помогло мотогалам узнать, что миламаны проводили на борту “Лилии Зари” опыты по скрещиванию землянина с местными женщинами и миламанками, но чем завершились эти опыты, лживая аборигенская самка не знала, потому что ее отправили на землю еще до того, как эксперимент вступил в решающую фазу.

Так или иначе, обследование города, который привлек особое внимание миламанов, мотогалам никакой пользы не принесло. Биосовместимость местных жителей оказалась столь же низкой, как и в других местах Земли. И вице-генерал Забазар, который живо интересовался результатами исследований, окончательно пришел к выводу, что идея скрещивать землян с мотогалами изначально бесплодна.

Зато альтернативный план созрел в его мозгу до стадии готовности и он повторял своим подчиненным и ближайшим соратникам с большей уверенностью, чем когда-либо:

— Мы должны завоевать эту планету и сделать ее обитателей основой живой силы союзнических войск. Если мы не можем привить ген бесстрашия мотогалам, то пусть за Мотогаллию воюют сами носители этого гена.

То же самое он повторил и вице-генералиссимусу Загогуру, который лично прибыл на орбиту Земли, чтобы вручить Забазару вице-генеральский шеврон и заслуженную награду.

— Я подумаю, что можно сделать, — сказал в ответ Загогур и действительно надолго задумался.

79

Когда поисковая группа с “Лилии Зари” добралась до замка Нунавер и путем опроса местных жителей установила, что команда Ри Ка Рунга отправилась в составе рыцарского войска в священный поход против безбожных живородящих, дабы отбить у них город Турмалин, вести поиски стало проще. Надо было только точно узнать, где этот город находится.

Географические карты яйцекладущих роксаленцев помочь поисковой группе не могли. Даже две одинаковые карты указывали местоположение Турмалина по-разному. На одних он располагался к юго-востоку от Нунавера, на других к северо-востоку и хорошо еще, что никто из картографов не помещал его на западе.

Подобно участникам первого крестового похода на Земле, миламаны были вынуждены спускаться с неба на каждый из крупных городов востока и спрашивать у местных жителей, не Турмалин ли это.

Положение спас рамбиярский колдун, который прибыл на Роксален с новой волной миламанских звездолетов. Паранормальные способности рамбиярских волшебников настолько заинтересовали миламанское командование, что их даже стали включать в штат специальных подразделений.

Колдун по имени Трумариябармадик формально никакого отношения к поисковой группе не имел. Капитан “Лилии Зари” Лай За Лонг вообще вел поиски самовольно, игнорируя приказ об их прекращении, а рамбиярский волшебник прибыл на Роксален в составе рабочей группы, целью которой была подготовка переговоров с местными правителями о дружбе и сотрудничестве.

Однако участникам поиска помог тот факт, что практически все правители Западного Роксалена находились в этот момент под стенами Турмалина. Таким образом, перед рабочей группой миламанского командования встала та же самая проблема, что и перед Лай За Лонгом — найти Турмалин.

Рамбиярский колдун избавил тех и других от длительной и сложной триангуляции. Ему хватило одного взгляда на карту, составленную по данным космического сканирования, чтобы сказать:

— Это здесь.

И Турмалин действительно оказался там, куда он ткнул пальцем.

Но у рабочей группы тут же возникла новая проблема. Между Восточным и Западным Роксаленом шла война, и появление миламанов на поле боя могло оказать влияние на ее ход. А это в корне противоречило принципу невмешательства во внутренние дела нейтральных планет.

Что касается Лай За Лонга, то он уже не обращал внимания на подобные мелочи. И поисковая группа на трех катерах ближайшим утром приземлилась в тылу у западных войск, осаждающих город Турмалин.

За поисковиками увязался ученик колдуна Трумария­бармадика по имени Маламарипутрияр, которого миламаны звали просто Ма Ла Мар, а земные женщины в лагере яйцекладущих роксаленцев перекрестили в Ярика.

Разумеется, группа Ри Ка Рунга была рада появлению спасателей, но бурные изъявления радости длились недолго. Ри Ка Рунга и Ли Май Лим волновала судьба носителя гена бесстрашия по имени Же Ни Йя, а также его спутницы Зои, от которых не было вестей со дня битвы на дальних подступах к Турмалину.

Миламаны как раз собирались организовать экспедицию в Турмалин, но не знали, как это сделать — ведь у группы Ри Ка Рунга не было летательных аппаратов, а прорваться в осажденный город без них не представлялось возможным.

Всерьез обсуждался даже вариант выхода к воротам города с ветвью мира. И если живородящие впустят парламентеров, то они смогут потребовать немедленной выдачи землян, угрожая в противном случае разрушить город.

Но теперь ситуация изменилась. С одной стороны, у группы появились летательные аппараты. А с другой стороны, вдогонку прилетел приказ, запрещающий Лай За Лонгу и его людям какие бы то ни было несанкционированные контакты с местным населением.

Конечно, контакты бывают разные. И разговоры с роксаленцами в лагере под стенами осажденного Турмалина Лай За Лонгу, может быть, и простят. Но посадку боевых катеров непосредственно в городе ему не простят точно, и никакие прежние заслуги его в этом случае не спасут.

Но тут в обсуждение проблемы вмешалась Ли Май Лим. С потяжелевшим инфантом на руках, присосавшимся к ее обнаженной груди, миламанка появилась перед камерой видеофона и заявила Лай За Лонгу, который оставался на крейсере:

— Я все равно туда пойду! Если вы прикажете мне остаться, я не выполню этот приказ.

Это она первой предложила выйти к воротам города с ветвью мира и теперь ни за что не хотела отказываться от своего плана.

Но оказалось, что ученик колдуна, которого земные женщины называли Яриком, а миламаны — Ма Ла Маром, увязался с поисковой группой совсем не зря. Он был достойным воспитанником рамбиярских колдунов, и его способностям мог позавидовать любой следопыт.

Едва успев оглядеться под стенами Турмалина, Ярик обнаружил подземный ход, который начинался в пригородной деревне и вел куда-то в город, в район большого дворца.

Узнав об этом, Лай За Лонг ограничился тем, что запретил использовать летательные аппараты и не зафиксировал в корабельном журнале, что группа Ри Ка Рунга уже найдена. То есть Ри Ка Рунг и Ли Май Лим продолжали считаться пропавшими без вести и могли действовать по своему усмотрению.

А действовать надо было быстро, пока в окрестностях Турмалина не появилась официальная делегация миламанов. И Ли Май Лим, дождавшись ночи, полезли в деревенский колодец, который служил начальным пунктом подземного хода ведущего в город.

Им составили компанию ученик колдуна и две принцессы — Эдда и Рузария, первая из которых стремилась на поиски своего возлюбленного, пылая ревностью к Зое, а вторая никак не могла отпустить своего драгоценного Ри Ка Рунга одного.

Королеву Гризанду удалось удержать в лагере, лишь приставив к ней стражу из десяти рыцарей и шести оруженосцев и слуг.

А наутро западное войско неожиданно ринулось на штурм городских укреплений.

Миламаны и земляне ничего об этом не знали, потому что король Рембальт не сказал ни слова о предстоящей атаке не только миламанам, которых на дух не переносил и считал пособниками живородящих, но даже и королю Туру, который, по мнению Рембальта, общался с миламанами слишком тесно.

80

Поскольку все руководство гурканского войска во главе с царем и градским воеводой было увлечено усмирением Богини Гнева, останавливать штурм городских стен Турмалина оказалось некому. Отдельные герои из числа горожан пытались поливать карабкающихся на стены рыцарей кипящей смолой и нечистотами, но их было слишком мало, чтобы охладить наступательный порыв западного войска.

Когда воины короля Рембальта ворвались на улицы Турмалина, казалось, дело сделано, и живородящим остается только сдаваться на милость победителя. Причем, что удивительно, сами живородящие думали точно так же. С момента появления в городе Богини Гнева и Бога Табунов они только и ждали от высших сил какой-нибудь пакости — вот она и случилась. Враг ворвался внутрь священных стен.

Рыцари других королей и герцогов ожидали, что воины Рембальта откроют им ворота и участники священного похода приступят к дележу добычи. Правда, еще не был взят большой дворец, стены которого будут потолще, чем городские, но это уже казалось мелочью по сравнению с достигнутым успехом.

Но тут случилась первая странность. Рембальт не открыл ворота.

Впрочем, их уже доламывали с внешней стороны доблестные рыцари короля Тура. Мощный таран ломал в щепки прочное дерево, и закономерного итога не пришлось долго ждать.

В пролом тотчас же ринулись все рыцари скопом во главе с самим королем, который не ожидал никакого сопротивление и потому летел впереди на лихом коне.

Тут же в грудь лихому коню попала стрела, и его величество, гремя латами, скатился на землю.

Когда он не без труда поднял голову и увидел, что по его рыцарям стреляют лучники короля Рембальта, удивлению короля Тура не было границ.

Королю еще повезло, потому что некоторые из его рыцарей не успели даже удивиться.

Другие, прикрывшись от стрел щитами, ринулись в пешую атаку, но позади лучников стояли вассалы короля Рембальта, ощетинившись копьями и двуручными мечами.

Между ними появился и сам Рембальт. Верхом на коне, возвышаясь над всеми и еще привстав в стременах с воздетым к небу мечом, он кричал:

— Убирайтесь прочь, проклятые нечестивцы. Не видать вам Божественного Яйца как своих ушей.

Сзади напирали вассалы других королей и великих герцогов, и рыцари короля Тура не могли двинуться ни назад, ни вперед. И тогда воины короля Бергамора, которым тоже не терпелось дорваться до добычи, попытались пробить затор силой оружия.

Увидев, что их атакуют с тыла, люди короля Тура оказали посильное сопротивление, и у ворот закипела нешуточная потасовка с человеческими жертвами.

Сообразив, что ничего хорошего таким способом не добьешься, самый благоразумный из всех западных полководцев — великий герцог Дельмар — задумал всех обмануть и проникнуть в Турмалин по лестницам через стены, как это сделали воины Рембальта.

Но те же самые воины Рембальта уже стояли на стенах и они, как оказалось, умели сдерживать штурм гораздо лучше, чем живородящие защитники города.

А тем временем опомнились и сами живородящие. Личная гвардия царя Гурканского высыпала из-под стен дворца и нанесла сокрушительный удар по тылам дружины Рембальта.

К этому времени ряды рыцарей Рембальта сильно поредели. Опасаясь упустить добычу, доблестные рыцари бросали боевые порядки и растекались по улицам, хватая все подряд и насилуя женщин.

Все самое худшее, что живородящие когда-либо слышали про яйцекладущих, оправдалось многократно. Но ограбленные горожане и обесчещенные женщины скоро оказались отмщены. Царские гвардейцы отлавливали рыцарей Рембальта поодиночке, и счастлив был тот, кому по какой-то случайности доставалась быстрая смерть.

А те, кто все-таки не бросил боевые порядки ради грабежа, не могли биться на два фронта и под натиском гвардейцев хлынули к воротам.

И побежали из города все вместе — храбрые воины Рембальта и доблестные рыцари короля Тура, с которыми соратники по походу не захотели поделиться добычей, и вассалы короля Бергамора, которые поспели к шапочному разбору и обиделись за это на остальных.

Только люди герцога Дельмара никуда не бежали. они просто тихо отошли от стен, которые им так и не удалось покорить.

Священный город был потерян бесповоротно. В стычках между собой яйцекладущие рыцари потеряли больше людей, чем при штурме городских стен, и теперь их силы были не только слишком малы, чтобы идти на приступ снова, но еще и раздроблены. Никто не хотел простить остальным междоусобицу у городских ворот. Кровь убитых в этой свалке требовала отмщения, и западные рыцари из разных стран точили ножи друг против друга.

Дошло до того, что король Тур вызвал короля Рембальта на дуэль, но тот ответил, что не дерется с трусами и нечестивцами, чем нанес Туру несмываемое оскорбление.

Король Тур был настолько возмущен, что предложил своим друзьям миламанам чуть ли не полкоролевства за одну простую услугу — убить проклятого Рембальта. Однако Ри Ка Рунг ответил на предложение стандартно:

— Это ваша война и люди с неба не могут в нее вмешиваться.

— Что ж, найду других, — грустно сказал король Тур и отправился на поиски немедленно.

А в Турмалине живородящие праздновали победу, и только царь Гурканский знал, как дорого она досталась.

Перед тем, как мановением руки послать на бой своих гвардейцев, он крикнул во весь голос, обернувшись к башне, где была заключена Богиня Гнева Зуйа:

— Я принесу тебе любую жертву, какую ты хочешь, даже если для этого придется убить моих собственных дочерей!

И не было никаких сомнений, что именно услышав эти слова, Богиня Гнева помогла воинам царя Гурканского очистить священный город Турмалин от врагов.

81

А тем временем башня, где держали Богиню Гнева, снова сотрясалась от ее криков и попыток выломать дверь.

— Выпустите меня отсюда! — кричала Зоя, разнося остатки мебели. — Я хочу к моим друзьям. Выпустите меня из этого проклятого города!

Это было уже что-то новое, и царь Гурканский сразу понял, чем это ему грозит. Если выпустить богиню из города без жертвоприношения, они наверняка объединится с яйцекладущими и лично поведет их на штурм Турмалина. Ведь всем известно, что яйцекладущие — это бич божий, который придуман для наказания грешников.

Нет! Отпускать богиню просто так ни в коем случае нельзя. Ведь самоочевидно, что Зуйа посылает живородящим новое испытание. Она проверяет, хватит ли у царя Гурканского духу и веры, чтобы принести в жертву собственных дочерей.

Однако у Арарада Седьмого было всего две дочери, а не двенадцать, как требует Преосвященное Писание. И обеих он очень любил, так что теперь сильно жалел о словах, сказанных сгоряча.

А тут еще об этих словах узнала его старшая дочь Мелисса, и теперь ее никак не могли найти по всему дворцу. Похоже, она попросту сбежала из дворца, твердо решив ни за что не даваться в руки палачей.

Младшая дочь Дария — совсем другое дело.

— Все будет как ты хочешь, отец, — сказала она и отправилась в церковь оплакивать свою судьбу.

Там к ней присоединился первосвященник Гитан и вскоре он уже кричал царю:

— Не дам убить мою духовную дочь. Прокляну тебя и весь род твой и не убоюсь гнева божьего и царского, а ее не отдам палачу.

Но тут на помощь царю пришел великий инквизитор, который со святой книгой в руках убедил государя, что его дочерям вовсе незачем умирать от рук палача.

— Разве не сказано в Писании, что усыновленный превыше родного? Разве не учил пророк Кумар, что падчерицу и пасынка надлежит любить больше, чем дочку и сына?

— Что ты предлагаешь? — не сразу понял Арарад Седьмой.

— Неужели мало невольниц в твоем дворце? — ответил священнослужитель. — Что мешает тебе удочерить двенадцать из них?

Эта идея очень понравилась царю, и он даже не стал обсуждать ее ни с кем больше. Великий инквизитор мог провести эту процедуру не хуже первосвященника. Не надо даже ставить упрямого старца в известность. На территории дворца шестнадцать храмов и для предстоящего обряда годится любой из них.

Жалко конечно, что пропали самые красивые невольницы, которых увел с собой Бог Табунов, скрывшийся неизвестно куда. Стражи в западной башне в один голос твердили, что он вознесся на небо и девушки улетели с ним, но докладывали они как-то путано и неуверенно. И один, говоря про вознесение на небо, все время тыкал пальцем куда-то вниз.

Но Бог Табунов мало интересовал царя Гурканского. Ему надо было как-то заманить Богиню Гнева в один из храмов, потому что негоже совершать большое жертвоприношение в неосвященном месте.

А Зоя тем временем устала биться об стены и колотить мебель. Она переутомилась и сорвала голос, и когда в покоях богини наступила тишина, стражники осторожно отворили дверь, и царь с поклоном произнес:

— Не гневайся, о славная богиня. Сейчас тебя проводят в то место, откуда ты отправишься к своим божественным собратьям.

82

Корабли адмирала Май Не Муна приблизились к Земле со стороны Сатурна и вышли из-за солнца совершенно неожиданно для вице-генерала Забазара и его спутников.

Двенадцать кораблей, включая три тяжелых крейсера и лидер, выстроились в боевые порядки и грозно надвигались на шесть мотогальских звездолетов — флагман и крейсер Забазара, легкий крейсер Забайкала, линкор Загогура и два корабля сопровождения вице-генералиссимуса.

Несмотря на явное неравенство сил, моторо-мотогалы изготовились к бою. Забазар решил, что если станет совсем невмоготу, он укроется в атмосфере Земли. Миламаны наверняка не рискнут вести полномасштабный бой прямо над планетой своих любимых носителей гена бесстрашия.

Однако радиограмма в адрес Дважды Генералиссимуса Набурбазана, которую отбил в этот момент вице-маршал Загогур, была выдержана в панических тонах.

Вице-маршал требовал срочно выслать подкрепления, особо напирая на то, что бесславная гибель трех выдающихся полководцев из мотогальника За’ болезненно ударит не только по этому клану, но и по большому мотогальнику Набу, который и без того с каждым днем теряет позиции на вершине власти.

Оставаясь в должности старшего помощника второго адъютанта Всеобщего Побеждателя, Набурбазан все еще мог оперировать довольно большими контингентами войск — даже без ведома вышестоящего начальства. Но ситуация на фронте была уже не та, что во время первой рамбиярской операции.

После разрыва кольца блокады у Роксалена моторо-мотогалы не могли отвлечь с фронта ни одного корабля, и все резервы направлялись туда же. Да их уже и не было почти, этих резервов, так что Дважды Генералиссимус Набурбазан мог оперировать войсками по своему усмотрению только теоретически.

А на практике он дал вице-генералиссимусу Загогуру такой ответ:

“Принимайте командование на себя и осуществите захват планеты наличными силами с применением методов глобального устрашения, в том числе с использованием оружия массового поражения. Всеобщий Побеждатель ждет от вас подвига!”

Понятно, что когда Всеобщий Побеждатель ждет подвига, всем сынам Мотогаллии, включая и генералиссиму­сов, ничего не остается, кроме как такой подвиг совершить.

Бывший адъютант Всеобщего Побеждателя Загогур, который только что получил от Набурбазана известие о присвоении ему очередного воинского звания Генералис­симус, именно так и выразился в приказе по оперативной группе кораблей:

— Всем кораблям и экипажам, всем мотогалам и союзникам, офицерам и солдатам изготовиться к совершению подвига.

До сего дня захват планеты носителей гена бесстрашия был всего лишь идеей опального генерала Забазара — достойной обсуждения, но не обязательной к исполнению. Но после слов об ожиданиях Всеобщего Побеждателя все переменилось.

Теперь эту проклятую планету следовало захватить во что бы то ни стало. Любой ценой, даже если ради этой цели придется истребить поголовно всех ее обитателей.

83

Официальная делегация миламанского командования застряла в нерешительности у стен Турмалина. Опасения, что попытка устроить переговоры с царем Гурканским или с королями Запада в прифронтовой полосе может оказать влияние на ход местной войны, не давали миламанам и их спутникам приступить к осмысленным действиям.

Вместо этого они погрязли в действиях бессмысленных — например, затеяли переговоры не с правителями, участвующими в войне, а с теми, кто остался на хозяйстве в тылу.

Очень удачно развивались контакты с женой короля Рембальта, которая, в отличие от благородных дам из других королевств, и в мыслях не имела отправляться в поход, зато в отсутствие мужа правила своим королевством железной рукой.

А вот с заместителем царя Гурканского, оставшимся в столице, случился казус. Вместо старшего сына Арарада Седьмого по имени Аварам, который должен был заменять отца на время похода, миламаны застали в городе Тавере Бога Воинств на летающем троне.

Бог, бесславно проигравший два сражения, ища, где бы укрыться от гнева разочарованной паствы, нашел такое место в столице Гурканского царства, где и о проигранных сражениях никто толком ничего не знал, а о неприглядной роли Бога Воинств во всей этой истории — тем паче.

Естественно, с появлением Бога Воинств в мирной столице принц Аварам добровольно отошел в тень, даже не пытаясь предотвратить узурпацию власти миламаном по имени Зам Ми Зунг.

Конец этому положила только миламанская официаль­ная делегация, которая немедленно арестовала Зам Ми Зунга за злонамеренное вмешательство во внутренние дела нейтральной планеты в корыстных целях.

Но тут хай подняла служба безопасности крейсера “Лилия Зари”. Узнав об аресте некоего Зам Ми Зунга, на крейсере сразу поняли что это тот самый Зам Ми Зунг, который исполнял на “Лилии” обязанности младшего офицера ремонтной бригады, а по совместительству работал мотогальским шпионом.

Лай За Лонг потребовал доставить арестованного для допроса на “Лилию Зари”, но глава официальной делегации в ответ напомнил, что “Лилии Зари” вообще давно следовало бы покинуть орбиту Роксалена и уж во всяком случае не вмешиваться в работу дипломатов.

На вопрос, какое отношения дипломатия имеет к аресту мотогальского шпиона, Лай За Лонг ответа не получил, зато на планету Рай Рио Ман полетел рапорт о недопустимом поведении капитана “Лилии Зари”, который игнорирует прямые приказы командования и мешает официальной делегации выполнять возложенные на нее обязанности.

Конфликт из-за арестанта, доставленного почему-то не на орбиту, а в лагерь официальной делегации под стенами Турмалина, после нескольких сеансов бесплодных препира­тельств был решен силой. Спецназовцы Ри Ка Рунга даже в отсутствие командира провели скоротечную операцию без сучка и задоринки и приволокли Зам Ми Зунга в свой собственный лагерь прямо в его летающем кресле.

Однако заместитель Ри Ка Рунга Най Джи Нур вовсе не торопился отправлять мотогальского шпиона на “Лилию Зари”.

— Он нужен нам здесь, — сказал Най Джи Нур, беседуя по мобильной связи с Лай За Лонгом.

— На кой черт? — удивился капитан “Лилии Зари”.

— А он тут исполняет обязанности бога, — охотно пояснил спецназовец. — Так что есть шанс без лишних усилий вытащить наших пропавших из города.

С самим Зам Ми Зунгом разговор был короткий.

— За все твои фокусы пожизненное заключение тебе обеспечено. Хватит и того, что мотогалы нашли по твоей наводке Землю. Но если судить тебя будет трибунал на “Лилии Зари”, то дело может кончиться заключением на гауптвахте крейсера с досрочным освобождением в перспективе. Все зависит от смягчающих обстоятельств.

— Что вам нужно? — сразу перевел разговор в конкретную плоскость Зам Ми Зунг.

— Нам нужно вытащить своих друзей из этого города. А поскольку тамошний царь считает тебя богом, есть мнение, что у тебя это лучше получится.

— Не уверен, — покачал головой Зам Ми Зунг. — После всех неудач они могли разочароваться в моих божественных способностях.

— Ничего, — отверг сомнения Най Джи Нур. — Если что, мы тебе поможем. Например, устроим над городом грозу.

84

Гром с ясного неба грянул в тот день, когда шесть моторо-мотогальских кораблей вошли в атмосферу Земли и опустились почти к поверхности Атлантики над нейтральными водами, про которые мотогалы успели узнать от космонавтов, накачанных сывороткой правды.

Только после этого генералы и старшие офицеры оперативной группы собрались на линкоре, чтобы выпить традиционную чарку перед боем.

Разливая по чашкам священную водку, в которой заключен дух Всеобщего Побеждателя, полководцы ни на минуту не забывали, насколько опасен спирт для их организма. Для моторо-мотогала это зелье — все равно что для японцев ядовитая рыба фугу, которую самураи и их потомки с аппетитом едят в остром соусе, рискуя при этом жизнью.

Генералиссимус, два вице-генерала и группа полковников выпила по чарке за удачу, и доброе предзнаменование не заставило себя ждать. Никто из них не умер, и только одному из полковников стало плохо, но врачи заверили командиров, что месяца через три он совершенно поправится.

Вооруженные силы землян в это время не предпринимали никаких активных действий. Ведь инопланетные корабли зависли над нейтральными водами, и ни одна страна не хотела брать на себя ответственность за вооруженный конфликт.

Военные по обоим берегам Атлантики выжидали, что будет дальше.

А дальше из секретной воинской части вблизи российского областного центра, где уже неоднократно видели зелененьких человечков и шмыгающих собак, была открыто похищена группа офицеров и солдат.

Местоположение части выдала моторо-мотогалам Рита Караваева, которую, наконец, спросили насчет военного потенциала Земли. Под действием сыворотки правды она не только выдала пришельцам дислокацию всех известных ей воинских частей, но и  просветила мотогалов относительно знаков различия, так что офицеров среди похищеннных было больше, чем солдат.

В ту же ночь нападению подверглись и другие воинские части России, Америки и Казахстана. Но тут уже были виноваты космонавты и астронавты, которые все как один носили погоны и знали о дислокации частей и соединений гораздо больше, чем девчонка старшего школьного возраста.

А к утру на Земле объявились двое из ранее пропавших. Командир аварийного шаттла позвонил по телефону в Пентагон, а священник отец Кирилл рано утром заявился в приемную губернатора родной области.

Оба они принесли на Землю одно и то же известие. В дословной передаче оно звучало так:

— Главнокомандующий группировки моторо-мотогаль­ских войск на орбите Земли предлагает землянам добровольно сдаться, сложить оружие и без сопротивления вступить в Единое Галактическое Сообщество Покорителей Вселенной в качестве полноправных союзников Великой Мотогаллии. В противном случае против планеты будет применено оружие массового поражения. После уничтожения 1 процента населения планеты главнокоман­дующий предложит новые более жесткие условия, если же они вновь не будут приняты, то с каждым новым ударом мотогальские войска будут уничтожать вдвое больше аборигенов.

Это сообщение вызвало на Земле шок и панику, но вместе с тем звучали и нотки удивления — почему это воинственные пришельцы используют для передачи своего ультиматума посыльных. неужели у них не т средств, чтобы подключиться к земным каналам связи и эфирного вещания?

Ларчик, между тем, открывался просто. В космосе, в непосредственной близости от земной атмосферы, неподвижно висели миламанские звездолеты.

Они вели себя пассивно в надежде, что мотогалы просто прячутся от них над Атлантическим океаном, готовые при случае нырнуть под воду, как давеча сделал это “Змей Исцелитель”.

Если так, то никаких действий против Земли и землян мотогалы предпринимать не станут — и значит, лучше не вмешиваться. Ведь воздушный бой тяжелых звездолетов неизбежно повлечет за собой огромные жертвы и разрушения на планете.

Так думали миламаны под командованием адмирала Май Не Муна, и мотогалы (а конкретно — Забазар и Забайкал) предвидели, что именно так оно и будет.

Конечно, как только мотогальские корабли начнут крушить земные города, миламаны вмешаются немедленно. Но может быть, Земля успеет сдаться раньше, чем погибнут все шесть мотогальских кораблей. И тогда Загогур сможет отрапортовать, что Землю он захватил, и приказ Всеобщего Побеждателя выполнен.

После этого миламаны будут вынуждены остановить бой, чтобы не подвергать население капитулировавшей планеты угрозе полного истребления. Конечно, потом они найдут людей, которые объявят себя истинным правительством Земли и официально призовут миламанов на помощь. Но это будет уже совсем другая операция. Предотвращение захвата нейтрального мира — это одно, а освобождение планеты союзников Мотогаллии — совсем другое. Первое миламаны обязаны делать безусловно, а второе — только по согласова­нию с верховным командованием.

К тому же у мотогалов появится время, чтобы подтянуть подкрепления. Какова бы ни была обстановка на фронте, а оккупационные силы на новоприобретенные территории командование послать обязано.

Так что теоретические шансы на успех у оперативной группы Генералиссимуса Загогура еще оставались.

Но даже и в случае неудачи гибель в такой битве — честь для любого моторо-мотогала. Всеобщий Побеждатель ждет подвига!

Вот только вице-генерал Забазар даже в присутствии Генералиссимуса по-прежнему не собирался умирать.

85

Юный музыкант из Турмалина, которого звали Гургес, был слеп от рождения. Но привыкнув с раннего детства обходиться без зрения, он совершенно не чувствовал потери. Слепота не мешала ему быть жизнерадостным и любить жизнь превыше всего на свете.

И вот по приказу царя ему предстояло отдать свою жизнь в жертву Богине Гнева, которая явилась в Турмалин, чтобы покарать город и царство за грехи, которые переполнили чашу терпения небес.

Гургес не знал толком, что это за грехи, и не понимал, почему именно его выбрали для их искупления.

И пока двенадцать рабынь, ставших падчерицами царя, оплакивали свою судьбу, а иные даже не оплакивали, а радовались, что им предстоит переселиться в обитель богов, юный музыкант думал только о том, как убежать из дворца.

Но как убежишь, если ты слеп и никто не хочет тебе помочь, а вся дворцовая стража стережет тебя одного, потому что царь не хочет повторения истории с побегом Бога Табунов. Он-то сбежал — но ведь на то он и бог, чтобы проходить сквозь стены и невидимкой проскальзывать мимо постов.

А Гургес не может стать невидимкой. Он сам ничего не видит, и невольницам тоже на всякий случай завязали глаза и сковали руки за спиной.

Слепой человек беспомощен, даже если он слеп от рождения и с детства привык обходиться без зрения.

Да у него и времени нет, чтобы как следует обдумать и подготовить побег. Царь торопит с жертвоприношением, и стража схватила на рынке первого попавшегося слепца. На базаре все знали, что Гургес никогда не видел женщины, и любой мог сказать об этом слугам царя.

Жертвоприношение будет утром. Ночь для слепого ничем не хуже дня, но стража не спит.

Стражники знают, что если случится хоть какая-то наклада, любой из них может последовать за слепцом и рабынями в обитель богов. А этого хочется далеко не всем.

Некоторые находят, что в обители богов нечего делать раньше времени.

86

Ученик рамбиярского колдуна никак не решался признаться самому себе и своим спутникам, что он заблудился в подземном лабиринте. Но спутники уже поняли это и сами.

Не надеясь больше на способности новоявленного Сусанина, Ри Ка Рунг стал делать на стенах метки маркером, но это мало помогало, и спецназовец клял себя за то, что не догадался делать это с самого начала.

А неунывающий Маламарипутрияр продолжал твердить:

— Выход скоро будет. Вот за тем поворотом сразу и начнется.

— Начнется... — соглашалась Ли Май Лим. — Новый круг.

И действительно начинался новый круг, так что миламаны даже удивлялись — кто, как и зачем соорудил это хитросплетение подземных ходов и сколько времени на это потребовалось.

— Напоминает машинную проходку, — заметил озадаченный Ри Ка Рунг в одном из коридоров с гладкими стенами и потолком.

— Да, это вряд ли дело рук нынешних туземцев, — согласилась Ли Май Лим. — Либо раньше уровень развития цивилизации был выше, либо тут постарался кто-то извне.

Разговаривая друг с другом, Ли Май Лим и Ри Ка Рунг не отключали ретрансляторы, и спутники понимали, что они говорят.

— Тут постарались демиурги! — радостно объявила принцесса Эдда. — Я знаю, я читала. Они построили гнездо, чтобы отложить Божественное Яйцо из которого вылупились первые люди. Мы в гнезде демиургов!

Радость от догадки смешивалась в ее голосе с испугом. Но еще больше испугалась Рузария, которая была не столь храброй и воинственной, как младшая сестра. Возлюбленная Ри Ка Рунга с радостью повернула бы назад — но никто не знал, где тут зад, а где перед.

— Нет тут никаких демиургов, — попытался успокоить девушек ученик колдуна. — Вообще никого нет.

Но ему уже не особенно верили или даже не верили совсем. Так что девушки продолжали путь, чувствуя себя не в своей тарелке.

Ли Май Лим и Ри Ка Рунг тоже слегка напряглись. Неизвестная опасность всегда хуже ожидаемой угрозы.

И тут же, словно по заказу, в отдалении послышались голоса.

Рузария вскрикнула и прижалась спиной к стене. Эдда потянула из ножен меч, а миламаны взяли наизготовку парализаторы.

— Эй, кто здесь?! — раздался из-за поворота мужской голос, и тут же к нему присоединился женский:

— Кто бы ты ни был, остановись! С нами бог!

— Так, только бога нам тут не хватало, — проворчал Ри Ка Рунг. И громко прокричал в ответ:

— А с нами два парализатора дальнего боя и один рамбиярский колдун.

— Кто вы такие? — раздалось из-за угла.

— А вы?

— Меня тут называют Богом Табунов.

— А меня везде называют грозой мотогалов. Я — капитан второго ранга Ри Ка Рунг.

— Тогда не стреляй, а то потом всю жизнь будешь жалеть, — сказал Бог Табунов и вышел на свет.

С мечом в руках, в миламанском полевом комбинезоне, в алом гурканском плаще и стальном шлеме с гребнем, какие носят гвардейцы царя Арарада Седьмого, Евгений Оскарович Неустроев выглядел весьма импозантно.

— Же Ни Йя! — воскликнула Ли Май Лим и кинулась ему на шею.

— Я тебе голову оторву! — завопила принцесса Эдда в адрес миламанки и попыталась оттащить ее от землянина, чтобы самой вдоволь с ним нацеловаться.

Тут на сцене появились босоногие рабыни в цветных шелках, но тоже с оружием. Они кинулись разнимать миламанку и принцессу, крича:

— Любви Бога Табунов хватит на всех!

Воспользовавшись суматохой, Неустроев поспешил спрятаться за широкую спину Ри Ка Рунга и как бы между прочим спросил у него:

— У вас есть чем проломать стену?

— А что такое? — удивился спецназовец.

— Да тут рядом запечатанный склеп, и мои девочки говорят, что из него можно выйти наружу.

Девочки, услышав, что речь зашла о них, немедленно включились в разговор, наперебой сообщая:

— Это пещера дракона Шаривара, на котором летает Бог Солнца. Здесь лежит его яйцо.

— Чье? Бога? — не понял Ри Ка Рунг, окончательно запутавшийся в местных религиозных представлениях.

— Нет, дракона. Нечестивые яйцекладущие хотят отобрать его у нас, поэтому пещеру замуровали на время осады.

— Это кто тут нечестивый?! — воскликнула принцесса Эдда, сообразив, о чем они говорят.

Теперь уже разнимать пришлось принцессу и рабынь, но Же Ни Йя без труда с этим справился, пригрозив, что прогонит Эдду от себя, если она немедленно не угомонится. Рабыни тоже слушались Бога Табунов беспрекословно, так что стычку удалось погасить.

— Что ж, веди нас, — сказал Неустроеву Ри Ка Рунг, и тот пошел вперед, бормоча себе под нос:

— Веди нас, Сусанин, не видно ни зги; идите вы к черту, я сам заблудился.

Но на самом деле он вовсе не заблудился. Склеп действительно оказался совсем рядом, только за угол зайти. Неприметная дверца вела прямиком в алтарь, посреди которого на возвышении помещался идеально круглый предмет. Зеркальный отлив поверхности выдавал его искусственное происхождение.

Когда яркий свет путеводных ламп, закрепленных на шлемах спецназовцев, выхватил этот предмет из темноты, принцессы Эдда и Рузария остановились как вкопанные.

— Божественное Яйцо! — чуть слышно прошептала Эдда и ошеломленные дочери короля Тура медленно опустились на колени.

87

Демократические страны вроде России и Америки, может, еще долго бы обсуждали мирные предложения моторо-мотогалов насчет добровольной сдачи и вступления в Единое Галактическое Сообщество. Все-таки одного процента населения жалко, а если за этим последуют два процента, потом четыре, восемь, шестнадцать и так далее, пока все население не кончится — то жалко вдвойне или даже в геометрической прогрессии.

Однако все испортили китайцы. Хотя им своего населения было жалко меньше, чем всем остальным вместе взятым, в Пекине не стали долго думать и, ни с кем не советуясь, засадили по звездолетам межконтинентальной ракетой с ядерной боеголовкой.

В Китае, как и по всей Земле были уверены, что против мегатонного атомного взрыва уж точно ничто не устоит. Но мотогальский линкор скушал это взрыв, даже не поперхнувшись. Окружил вспышку интегрирующим полем и втянул всю энергию в свои аккумуляторы.

Однако с ответом землян на ультиматум сразу все стало ясно, и Генералиссимус Загогур дал сигнал к атаке.

Тут-то и случилась главная неожиданность.

Вице-генерал Забазар, который прежде так ратовал за оккупацию Земли, отказался выполнить приказ.

Хуже того, он поставил свои корабли в позицию для перехвата ракет с линкора и кораблей сопровождения.

Генералиссимус Загогур был вне себя от ярости.

— Ты срываешь операцию! — кричал он по видеофону. — Ты окончательно сошел с ума или ты и правда изменник?!

— Ни то ни другое, командир, — отвечал Забазар. — Все гораздо хуже. Земляне готовы применять ядерное оружие, и этого оружия у них много. Блокировать все взрывы мы не сможем, а это значит, что земляне, сопротивляясь нам, могут истребить себя сами. А это меня не устраивает.

— А кому какое дело, что тебя не устраивает?! Есть приказ — захватить планету любой ценой.

— Захватить, а не уничтожить, — уточнил Забазар.

А пока они так препирались, в атмосферу Земли вошли миламанские крейсера, и Загогур понял, что его план рухнул.

Но в глубине души Генералиссимус понимал, что Забазар прав. Ведь он и сам прибыл на орбиту Земли не ради очередной победы во имя Всеобщего Побеждателя, а для того, чтобы привлечь под свои знамена носителей гена бесстрашия и использовать эту силу, дабы восстановить влияние большого мотогальника За’ в армии и политике.

Поэтому он заранее решил при любых условиях уничтожить не больше половины населения Земли. Мотогальское оружие позволяло сделать это без серьезного ущерба для экологии.

Но если земляне готовы отбиваться от мотогалов ядерным оружием — то значит, им не так уж жалко одного процента населения, и сдаваться после первого удара они не собираются. А второй удар — если на него хватит времени — может привести к полной гибели всей жизни на Земле.

Так что Забазар прав. Но только непонятно одно — что же теперь делать? Приказ Дважды Генералиссимуса Набурбазана, отданный со ссылкой на Всеобщего Побеждателя, не выполнен, зато миламанские звездолеты окружили мотогалов со всех сторон.

— Идем на прорыв, — решил Генералиссимус Загогур.

— У меня есть предложение получше, — отозвался со своего флагмана Забазар. — Со мной связался перебежчик Забатаган, который просит встречи во имя гостеприимства мотогальника Заба. И я не могу ему отказать.

88

Поскольку Ри Ка Рунг, как всегда, вышел на боевую операцию в полной экипировке, у него был с собой универсальный сканер, который позволял не только смотреть сквозь стены, но и определять, что находится внутри закупоренных сосудов или из чего состоит жидкость, которую предполагается выпить. Такой прибор очень не помешал бы Евгению Неустроеву на пиру у царя Гурканского, но увы, тогда с ним рядом не было командира спецназа в боевом облачении.

Просветив сканером Божественное Яйцо, Ри Ка Рунг не без удивления произнес:

— Внутри органика. Кажется, клеточный материал. Либо гаметы[7], либо клон-клетки. Это биоконтейнер.

— Это Божественное Яйцо! — с ноткой благоговения возразила принцесса Эдда.

— Можно и так назвать, — не стал спорить Ри Ка Рунг. — Не могу сказать ничего определенного. Надо вскрыть и посмотреть.

— Если можно, не сейчас, — попросил Неустроев, не дав роксаленским принцессам взвиться и снова схватиться за мечи. — Нам некогда. Мои девочки говорят, что царь собирается принести в жертву Зое невольниц и надеется, что она после этого вознесется на небо. А мне, во-первых, жалко этих невольниц, во вторых, жалко Зою, которой придется на это смотреть, а в третьих, я не знаю, что будет, когда она не вознесется.

Несколько мгновений Ри Ка Рунг переваривал эту информацию, а потом взял наизготовку излучатель и, тщательно прицелившись, высадил из него свежезамурованную внешнюю стенку склепа. И уже на ходу спросил у Неустроева:

— А вы сами как сюда попали?

— А я как узнал, что девчонок собираются принести в жертву, тут же подбил их бежать. Я же бог. Стражники все на колени попадали и сами дорогу указали. Вниз, в подземелье. говорили, что через него можно выйти в город. Только мы заблудились и вместо города забрели в этот склеп.

Он не стал рассказывать, как при первых же признаках голода рабыни стали наперебой предлагать себя в жертву ему лично, чтобы бог мог сытно поесть, и ему, слегка обалдевшему от этой идеи, не пришло в голову ничего лучшего, чем ответить:

— С этим пока повременим.

Теперь Неустроева мучили угрызения совести и прочие неприятные эмоции, вызванные тем, что девочки считают его людоедом. Но думать об этом было некогда. Неустроев спешил во дворец и подгонял всю группу, на ходу жуя какие-то питательные пластинки из НЗ Ри Ка Рунга.

Ри Ка Рунг, высокий и мощный даже по миламанским меркам, производил на встречных турмалинцев неизгладимое впечатление. Рядом с ним носитель гена бесстрашия не чувствовал совершенно никакого страха. Да он и вообще в последнее время перестал впадать в панику по пустякам. Неустроев уже столько раз избегал смертельной опасности, что уверовал в удачу и даже заблудившись в темном подземном лабиринте, с самого начала был уверен, что все кончится хорошо.

А по городу уже со скоростью телеграфного сообщения растекались слухи, что из пещеры дракона Шаривара вышла группа богов, главный из которых затмевает своим видом самого Бога Воинств. Не иначе, сам верховный властитель мира, сиятельный Бог Солнца, пожаловал на землю, дабы судить живых и мертвых.

И тут уж не надо было даже заглядывать в Преосвященное Писание. Все знали и так — если Бог Солнца не в духе, то от его гнева и ярости не спасет никакое жертвоприношение.

89

Слепой музыкант Гургес так и не убежал из башни, где он в окружении царских падчериц ожидал жертвоприношения. Лишь когда его взяли под руки, чтобы отвести на площадь перед Восточным храмом, мальчик попытался вырваться — но это был лишь жест отчаяния.

Просто он очень не хотел умирать.

Ему говорили, что его смерть будет самой легкой. Невольницам отрубят головы мечом, и если у палача под взглядом грозной богини дрогнет рука, то им может быть очень больно. А слепца испепелит сама богиня, и жар ее пламени таков, что он не успеет даже заметить, как обратится в пепел.

Но от этого Гургесу стало еще страшнее. он знал, как больно жалит огонь. а еще он слышал, что те, чьи тела сожжены пламенем, лишаются посмертного утешения.

Нечто подобное действительно говорилось в Преосвященном Писании — в том месте, где один из пророков учил новообращенных иноверцев не сжигать тела покойников на кострах, а хоронить их в земле. Но как всегда, другие места Писания этому утверждению противоречили, так что вопрос был спорный.

Но юного Гургеса меньше всего занимали эти споры. он не хотел умирать и еще меньше хотел лишиться даже загробной жизни. Если Богиня Гнева вместе с телом сожжет и его душу, то от него ведь не останется совсем ничего — даже пепел будет развеян по ветру.

Потому и рвался Гургес из рук стражников, но те держали крепко, и с каждым новым шагом слепца все сильнее охватывал леденящий страх, который, казалось, не в силах растопить никакой божественный огонь.

Он пытался упираться ногами, но стражники тащили его волоком, и босым ступням было больно. А рядом кричала одна из невольниц. Она тоже упиралась, и ей тоже было больно, а площадь уже шумела совсем рядом в ожидании действа, которого Турмалин не видел уже несколько столетий.

На площади столпились придворные, священники, воины, слуги и рабы, и их было не так много, чтобы гул голосов не мог перекрыть крик одного человека. И слепой музыкант услышал этот крик.

— Богиня хочет меня! — кричал женский голос совсем близко, и Гургес услышал даже звук шагов. Мимо быстро пробежала босая девушка.

Остальные не слышали ее шагов, но крик был слышен всем и все повернули головы в эту сторону, чтобы увидеть, как через площадь к ступеням храма бежит младшая дочь царя Арарада — бежит, сбивая нежные ноги, не привыкшие ступать без обуви по камням мостовой.

Распущенные волосы развевались за спиной царевны, а руки ее разрывали ткань платья, потому что в Преосвященном Писании сказано, что девушки, предназначенные в жертву Богине Гнева, представали перед нею по пояс нагими. Для живородящих женщин это было постыдно, и когда царевна обнажила грудь перед толпой, она была готова провалиться сквозь землю и жаждала только одного — поскорее умереть. Но богиня Зуйа еще не появилась из дверей храма, и царевна остановилась перед палачом, тяжело дыша.

Невольно устремив взгляд на нагую грудь Дарии, палач задрожал всем телом, и это увидели многие в толпе. Но к счастью, среди них не было невольниц, предназначенных в жертву. Царским падчерицам заранее завязали глаза, и они были теперь такими же незрячими, как и музыкант Гургес.

Только царская дочь могла видеть эмоции палача, но она не обратила на них внимания. Нервно стягивая обрывки платья к поясу, она устремила полубезумный взгляд на двери храма, и как раз в этот момент оттуда вывели Богиню Гнева, за спиною которой шел царь.

При виде богини, царевна, как подкошенная, рухнула на колени и рукой перекинула длинные волосы вперед, обнажая шею.

В первый момент царь не узнал в коленопреклонен­ной босоногой девушке в изорванном платье свою дочь, а поскольку Богиня Гнева порывалась убежать, Арарад спешил с началом жертвоприношения и еще до остановки процессии подал палачу знак рубить.

Палач застыл в нерешительности, а к ступеням храма уже бежал первосвященник Гитан. Старик что-то кричал, но шум у подножия храма настолько усилился, что расслы­шать его слова было невозможно.

Царь еще раз нетерпеливо махнул рукой палачу, и только теперь вдруг понял, что коленопреклоненная девушка не просто похожа на царевну Дарию, а она и есть царевна. Не падчерица, а дочь.

Но было уже поздно. Палач воспринял вторую резкую отмашку царя, как руководство к действию, и, взяв себя в руки, поднял тяжелый меч над головой.

90

Просьба о встрече во имя гостеприимства родного мотогальника — это серьезно. К такой формуле не прибегают по пустякам. И если произнесены эти слова, то уклониться от встречи нельзя. Даже если твой собрат покрыл себя несмываемым позором или сделался лютым врагом — все равно нельзя.

И вице-генерал Забазар, как и полагается хорошему моторо-мотогалу, был готов принять изменника Забатагана у себя дома — то есть на флагманском корабле. И не только принять, но и обеспечить ему максимальную безопасность и комфорт.

Но Забатаган предложил встретиться на нейтральной территории. Состыковать два катера и переговорить в стыковочном шлюзе — а дальше уже как пойдет разговор.

Это было уже подозрительно, но Забатаган сослался на то, что миламаны ему не очень доверяют и на иных условиях его на встречу не отпустят. А предложения, которые Забатаган хочет довести до Забазара, слишком важны и привлекательны для обеих рас, чтобы упустить этот шанс из-за каких-то мелочей.

Забазар не счел нужным противиться и согласился на условия перебежчика.

Уединившись с вице-генералом в стыковочном шлюзе, Забатаган начал беседу со слов:

— Сегодня главные силы миламанского флота перешли в наступление по всему фронту вокруг скопления Ми Ла Ман. Союзнические войска отступили без боя и находятся на грани мятежа. Они требуют возвращения генерала Забазара и готовы идти за ним, куда бы он их ни повел. Что скажет на это генерал Забазар?

— Какой миламанам интерес в моем возвращении? — отозвался Забазар, еще не понимая, к чему клонит собеседник.

— Поскольку Верховное Главнокомандование Мото­галлии считает именно вас виновником и зачинщиком мятежа, есть только один шанс вернуться победителем.

— Пойти на службу к миламанам и сдать им союзничес­кие войска?

— Я никогда бы не осмелился предложить что-либо подобное генералу Забазару. Речь о другом. Сейчас офицеры союзнических войск хотят возвращения Забазара, потому что их вконец достал безмозглый идиот Бунтабай. А солдаты надеются, что при Забазаре прекратятся беспочвенные расстрелы и бессмысленная гибель в мясорубках, которые с завидной регулярностью устраивает все тот же Бунтабай. Но как только они поймут, что и при Забазаре послабления будут эфемерны, а угроза бессмысленной гибели — по прежнему реальна, от нынешней любви к вам не останется и следа.

— Любовь — занятие трутовок, а не солдат.

— Может быть. Но представьте, что генерал Забазар возвращается в союзнические войска не для того, чтобы бросать их в бой во имя Всеобщего Побеждателя, а для того, чтобы начать освободительный поход. Чтобы изгнать оккупантов из родных миров этих самых союзников, а затем взять под охрану прочный мир и покой во всей Галактике. То есть создать подлинное Галактическое Сообщество.

— И изменить Мотогаллии?

— Нет. Изменить Мотогаллию! И нам повезло, что здесь находится Генералиссимус Загогур. Возможно, его удастся убедить, что портрету Всеобщего Побеждателя уже пора сменить лицо, а самой Мотогаллии — сменить политику. Если Загогур возглавит мятеж, то к нему наверняка присоединятся кланы За’ и На’ со всеми своими мотогальниками и гнездовьями. А в Галактике предостаточно планет, лишенных разумной жизни, чтобы мотогалы могли с комфортом на них разместиться.

— Но если прекратится война, перенаселение очень скоро наступит опять.

— Но ведь с вами будет доктор Нарангай, а он еще на заре своей карьеры говорил, что лучше сокращать рождаемость, чем увеличивать смертность. И все его добровольные изобретения, и все его заговоры были направлены именно на достижение этой цели.

Об этом Забазар знал. Но воспитанный на идее господства моторо-мотогалов над всеми разумными существами во Вселенной, он не мог принять такую позицию. Если доктор Нарангай говорил о мотогалах, как ысшей расе, с иронией и даже издевкой, то Забазар относился к этому совсем иначе.

Но выход, который предложил ему перебежчик Забатаган, говорящий от лица миламанов, в сложившейся ситуации был, пожалуй, единственным, который не вел к гарантированному самоубийству.

Бой шести мотогальских кораблей против двенадцати миламанских при всем героизме сынов Мотогаллии был затеей безнадежной. Линкор, флагман, два крейсера и два фрегата наверняка погибнут, не успев даже нанести миламанам хоть сколько-нибудь серьезный ущерб.

Пойти на хитрость? Принять предложение миламанов, мирно уйти с орбиты Земли и вернуться домой — а уже там объявить о своей готовности и дальше служить на благо Мотогаллии во имя Всеобщего Побеждателя...

Нет, так тоже не пойдет. Забазар мог не верить Забатагану, когда тот говорил, что вице-генерала в Мотогаллии считают предателем и организатором мятежа. Но ведь Генералиссимус Загогур тоже говорил о расследовании, которое затеял проклятый Бунтабай и даже о некоторых результатах этого расследования. Например о том, что вскрылись кое-какие факты об исчезновении Забазара на Рамбияре.

Скоро командование Мотогаллии окончательно убедит­ся, что Забазар вообще не принимал участия в высадке штрафников на Рамбияр, и его беспримерные подвиги в одиночном блуждании по враждебной планете — не более чем легенда и миф, не имеющий ничего общего с действитель­ностью.

А как только это станет известно, Забазара — если он будет под рукой — тотчас же снова законопатят в штрафную эскадру и теперь уже точно угробят без славы и поминовения. И его покровителям во главе с Загогуром и Набурбазаном тоже придется несладко.

Но есть и другой выход. Тот, который предлагает Забатаган — только с продолжением. Если Забазар возглавит межпланетные галактические войска, а Загогур — Мотогаллию, то они очень скоро станут де факто хозяевами Галактики. И настанет день, когда они смогут диктовать свою волю всем, даже миламанам, которых — с их вечной верой в абстрактный гуманизм — обвести вокруг пальца в мирное время будет даже проще, чем в военное.

— Миламаны не понимают, с каким огнем они вздумали играть, — словно прочитав мысли Забазара, произнес Забатаган. — А нам это на руку. Мотогальник Заба превыше всего!

— Слава родному мотогальнику! — кивнул вице-генерал и добавил: — Я поговорю с Генералиссимусом.

91

Палач царя Гурканского так и застыл в нелепой позе с воздетым к небу мечом, потому что из-за Восточной башни дворца показался Бог Воинств на своем летающем троне, который через ретранслятор, выведенный на громкие динамики, вещал громовым голосом:

— Остановитесь, несчастные, или от вашего города не останется даже пепла!

Зам Ми Зунга в этом полете на всякий случай сопровождали два спецназовца на трофейных мотогальских мотошлюпках. Если пустить в ход их боевые излучатели, то от города действительно могло мало что остаться. Конечно, руин и пепла хватило бы выше головы, но вряд ли турмалинцы обрадовались бы этому обстоятельству.

Правда, миламанские спецназовцы вовсе не собирались применять это страшное оружие. Они лишь держали наизготовку парализаторы дальнего боя. Но даже они не понадобились, потому что палач сам медленно опустил меч, а остальные гурканцы даже и не думали браться за оружие.

Царь Гурканский в ходе войны, конечно, разочаровался в Боге Воинств, но все-таки он был бог, а царь — всего лишь один из смертных.

А тут еще, как будто одного бога мало, на площадь выкатилась сразу целая группа божественных созданий, в главном из которых все сразу признали великого и могучего Бога Солнца. Даже огромный Бог Воинств был ниже его на целую голову.

Тут же был и Бог Табунов, ростом с обыкновенного человека, и какая-то неизвестная богиня с медовой кожей и зелеными глазами, и двенадцать вооруженных невольниц в цветных шелках, и две девушки в боевых одеяниях западных рыцарей.

Последние сразу насторожили всех присутствующих, и гурканцы не бросились на них только потому, что девушки были в свите богов.

Неустроев первым понял причину всеобщего замешательства, и тут же ему в голову пришла замечательная идея.

Он вдруг осознал, как просто помирить живородящих и яйцекладущих и одновременно получить для подробного изучения биоконтейнер, известный как Божественное Яйцо. Этот контейнер интересовал Неустроева лично — как биолога, претендующего к тому же на Нобелевскую премию.

Не желая терять время зря, Неустроев отвел в сторону Ри Ка Рунга, и вскоре тот уже звонил на корабль капитану.

Лай За Лонг сразу понял, чем может кончиться для него предложенная авантюра, но идея была слишком заманчива. Особенно после того, как Неустроев предположил, что в биоконтейнере может находиться резервный или эталонный генофонд роксаленской расы, изучив который можно будет понять причину удивительной биосовместимости роксаленцев.

Гурканцы в турмалинском дворце еще не успели прийти в себя от явления народу целого сонма богов, а над городом появилось и вовсе нечто невиданное. Крейсер “Лилия Зари” во всей красе приближался с востока и его нельзя было сравнить ни с чем, кроме как с обителью богов и небесами обетованными.

Мощные динамики сотрясали землю, причиняя боль барабанным перепонкам. На разных языках они разносили по окрестностям текст, адаптированный для каждой веры в отдельности.

Яйцекладущие роксаленцы узнали, что демиурги вернулись в созданный ими мир и не могут скрыть разочарования, увидев, во что он превратился. Яйцекладущие и живородящие, сотворенные, чтобы жить в мире и согласии, окунулись в пучину вражды. Они убивают друг друга за право владения Божественным Яйцом, которое было оставлено на планете, чтобы объединить всех людей Роксалена в единую семью.

И поскольку роксаленцы остаются глухи к голосу разума, демиурги приняли решение забрать с Роксалена Божественное Яйцо. Назад оно вернется только тогда, когда на планете воцарится вечный и прочный мир, и не останется даже следа вражды между живородящими и яйцекладущими.

Если же и эта мера окажется бесполезной, то в следующий свой визит демиурги вообще испепелят все враждующие города и страны и оставят на планете только одну деревню Буху-Барабаху, где люди живут точно так, как они и должны жить по замыслу создателей.

А живородящие роксаленцы узнали, что боги разгневаны на них из-за вражды с яйцекладущими, ибо те и другие были созданы в начале времен для мирной жизни и вечного благоденствия.

Поэтому боги забирают у живородящих яйцо дракона Шаривара, который принес на землю семя людей, и лишают планету своего благоволения до тех пор, пока на ней не установится прочный мир.

Если же он так и не установится, то небожители опять-таки сотрут с лица земли все враждующие города и страны и оставят одну только деревню Буху-Барабаху, где люди живут точно так, как заповедано богами.

Объявив все это со звенящих высот, “Лилия Зари” элегантно развернулась над городом, и десантные катера обрушились на холм, в котором был скрыт склеп с Божественным Яйцом. Из катеров вышли боги (они же демиурги) в полном боевом облачении, и живородящие с яйцекладущими в одночасье лишились предмета раздора.

Сопротивления никто не оказал.

И что самое интересное, никто из яйцекладущих больше не пытался штурмовать Турмалин, а живородящие не делали никаких поползновений к тому, чтобы отбросить врагов от городских стен.

Все вместе горевали об утрате и только в деревне Бухе-Барабахе ни на минуту не прекращалось веселье, потому что жители этой деревни вообще не привыкли унывать.

92

Сразу же после того, как крейсер “Лилия Зари” вернулся на высокую орбиту, его капитану Лай За Лонгу был передан приказ о его отстранении от командования кораблем и откомандировании в распоряжение штаба флота для последующей отправки на фронт или отдачи под суд по усмотрению следственной комиссии.

В вину командиру “Лилии Зари” вменялось нарушение Устава, неисполнение приказов, уклонение от передислокации в зону боевых действий и вмешательство во внутренние дела нейтральной планеты, повлекшее за собой тяжкие последствия.

Последствия и вправду были тяжкие. Естественная война, сотрясавшая нейтральный Роксален на протяжении многих веков, сменилась противоестественным миром, который хоть и был еще очень непрочен, но все же имел место — и именно по вине капитана Лай За Лонга и его людей.

Командование было настроено весьма решительно, но оказалось, что капитан первого ранга Лай За Лонг в решительности нисколько не уступает адмиралам. Он заявил, что они сами запятнали себя предательством, затеяв преступный сговор с моторо-мотогалами из большого мотогальника За’ — а следовательно, потеряли всякое право отдавать какие бы то ни было приказы.

В результате ко всем претензиям, адресованным Лай За Лонгу, добавилось еще и обвинение в открытом мятеже, и командиру “Лилии Зари” стало совсем уже нечего терять.

И тут он вспомнил, что на нем висит еще и слово чести, данное носителю гена бесстрашия по имени Же Ни Йя. Правда не все условия были выполнены, но это случилось по независящим от землянина причинам, и Лай За Лонг решил, что теперь как раз самое время поступить так, как и было обещано.

— Ты вел себя как истинный носитель гена бесстрашия, — сказал капитан Неустроеву, который только что, преодолев страх высоты и катастрофы, вернулся на его корабль. — И теперь я обязан сделать то, в чем поклялся тебе при отлете с Земли. Я отдаю тебе свой корабль в полное владение и прошу только об одном — не требовать моего ухода с крейсера.

— Разве этот корабль принадлежит лично тебе? — удивился Неустроев.

— Я поклялся добиться, чтобы этот корабль достался тебе, как вознаграждение за сотрудничество и компенсация за неудобства и опасности, которые тебе пришлось перенести. И не имеет значения, каким способом я это сделаю. С тех пор, как мое командование пошло на сговор с мотогалами, мне с ним не по пути.

— А твое командование не объявит Земле войну из-за этого корабля? — забеспокоился Неустроев.

— Миламаны не воюют с нейтральными планетами. Подобное может произойти, лишь если Земля выступит на стороне мотогалов. А я надеюсь, этого не случится.

93

О том, что вице-генерал Забазар нанимает землян для службы в Единых Галактических войсках, миламаны адмирала Май Не Муна узнали через несколько дней после начала переговоров. Еще не было никакого конкретного соглашения, а Забазар при поддержке Забатагана уже занялся опасной самодеятельностью.

И пресечь эту самодеятельность не было никакой возможности, не поставив под угрозу весь план раскола мотогальской армии и общества.

Не успели миламаны начать хитроумную комбинацию, как сами оказались в ловушке, поскольку против них работал не обычный тупой мотогал с маленьким мозгом и большой микроцефальной железой, а умнейший из потомков мотогальника Заба, который вообще богат талантами.

С тех пор, как земные наемники стали грузиться на мотогальские корабли, исчезла даже элементарная возможность решить все проблемы одним ударом, атаковав мотогальские звездолеты за нарушение предварительных условий, с которыми согласился Забазар.

Во первых, посредник Забатаган, по всей видимости, умышленно, забыл включить в эти условия принцип неприкосновенности Земли. А во-вторых, на борту мотогальских кораблей теперь находились жители нейтральной планеты, пошедшие на службу уже не моторо-мотогалам, а Галактическому сообществу, покой которого должны защищать Галактические войска.

Миламаны не воюют с нейтральными планетами и их жителями.

К тому же они отнюдь не ждали от землян такой прыти и сильно удивились, когда на планете носителей гена бесстрашия нашлось великое множество авантюристов, готовых наняться куда угодно, лишь бы пощекотать нервы. Эти люди порой даже не спрашивали, куда им придется отправиться и ради какой целью придется рисковать жизнью.

Ветераны войн и локальных конфликтов, жертвы вьетнамского, афганского и чеченского синдрома шли косяком, и Забазар остро сожалел, что у него так мало кораблей. А Генералиссимус Загогур неожиданно почувствовал, что если дело пойдет так и дальше, то у него, пожалуй, есть шанс действительно стать новым лицом на портрете Всеобщего Побеждателя.

А что касается кораблей — тут нет ничего невозможного. В предвидении больших боев у скопления Ми Ла Ман союзнические войска получили новую матчасть, которую Бунтабай выбил у своих покровителей, аргументируя это тем, что иначе он не сможет оказывать им действенную поддержку.

И вся эта матчасть сохранилась в неприкосновен­ности, потому что союзнические войска уклонились от больших боев вопреки желанию Бунтабая продемонстриро­вать наконец всем доброжелателям и недругам свои полководческие таланты.

Забазару оставалось только подставить руки под этот перезрелый плод и, возглавив мятеж, повести союзнические войска к новым победам.

Теперь, когда на его стороне был сам Генералис­симус Загогур, вице-генерал Забазар не видел перед собой вообще никаких проблем. И ему стало казаться, что черная полоса позади и к нему снова вернулась удача.

94

У командира “Лилии Зари” Лай За Лонга было много друзей и во флоте, и в дальней разведке, и когда капитана объявили мятежником, друзья не отвернулись от него.

Когда “Лилия Зари” уходила с орбиты Роксалена за границу Галактики, преследование было практически сорвано, и разумеется, к этому приложили руку товарищи Лай За Лонга.

И о том, что вице-генерал Забазар вербует землян себе на службу, Лай За Лонг тоже узнал от друзей. И немедленно поделился этой новостью с Неустроевым.

Евгений Оскарович и так собирался лететь на Землю. Во-первых, он просто соскучился, а во-вторых не терял надежды на Нобелевскую премию — особенно после того, как ученые с “Лилии Зари” изучили содержимое роксаленского биоконтейнера и установили, что в нем действительно содержится генофонд. Но не роксаленской расы, а скорее — всех гуманоидов классического типа.

Живородящие роксаленцы были к этому прототипу особенно близки, но и люди от него тоже не особенно далеко ушли. А вот яйцекладущие — это был, судя по всему, уже следующий этап эксперимента.

В том, что здесь происходил именно эксперимент, никто уже не сомневался. Правда, так и не удалось определить, кто и когда его проводил. Но зато было сделано открытие, которое несло в себе большую практическую пользу.

Оказалось, что из клон-клеток Божественного Яйца можно вырастить гуманоидов со стопроцентной биосовмес­тимостью. Сами эти гуманоиды будут живородящими, но клон-клетки можно привить и яйцекладущим роксаленским женщинам, а их потомки без проблем будут скрещиваться с кем угодно — даже с икромечущими, а возможно, и с трехглазыми цветоаномалами.

Как участник этого открытия — если не в качестве кабинетного ученого, то как минимум в качестве полевого исследователя — Неустроев вполне мог претендовать на Нобелевскую премию, но после сообщения о манипуляциях моторо-мотогалов на Земле, он рвался на родину не ради денег и не ради славы.

Он был уверен, что Землю надо спасать, и капитан Лай За Лонг, оставшийся командиром “Лилии Зари” и после юридически сомнительной смены владельца, вполне разделял его мнение.

А тем временем Ли Май Лим и роксаленская принцесса Эдда никак не могли поделить Неустроева. Эдда даже умудрилась прорваться на корабль вместе с сестрой Рузарией, чему все биологи на крейсере теперь были только рады.

Еще на корабле оказалась крестьянка, которую взяли на корабль только потому, что у нее тоже был инфант от Неустроева. Кроме того, здесь присутствовала целая толпа гурканских невольниц, которых привели с собой Евгений и Зоя, но эти девушки, как живородящие, были менее ценны для миламанских биологов.

И все это не считая земных женщин, которые продолжали пребывать в состоянии беременности, посте­пенно приближаясь к моменту разрешения от бремени обычным путем.

Правда, вознаграждение, обещанное им, Лай За Лонг выплатить, увы, не мог. У него просто не было столько золота. Многие девушки, правда, ничего уже не требовали и были рады, что их просто вернут домой, но Зоя устроила скандал, и этот бедлам настолько утомил Лай За Лонга, что он даже начал понимать чуждую миламанам земную примету, что женщина на корабле — к несчастью.

Хорошо еще, что на “Лилии Зари” не было условий для поединков на мечах. Как Эдда ни порывалась вызвать Ли Май Лим на дуэль, у нее ничего не выходило, пока миламанка не предложила дуэль на инфантах.

— Как это? — удивилась принцесса, живо представив, как они будут лупить друг друга по головам своим еще не рожденным потомством.

Но оказалось, что Ли Май Лим имела в виду совсем другое.

— У кого первым вылупится ребенок, та и победила, — пояснила она.

Роксаленке пришлось согласиться на эти условия и с того дня соперницы больше ничем не занимались — только с утра до вечера кормили грудью своих инфантов, которые росли и тяжелели не по дням, а по часам.

А корабль тем временем стремительно приближался к Земле.

95

Юный музыкант Гургес не был испепелен грозной Богиней Гнева и не потерял ни души, ни тела — и все-таки он очутился в обители богов, где вот уже несколько дней целый сонм святителей колдовал над ним в надежде вернуть мальчику зрение.

Поскольку причиной слепоты была врожденная атрофия зрительного нерва, ничего сложного для миламанской медицины в этой операции не было. Требовалось только пересадить новый нерв, выращенный из клон-клеток, и запустить в рабочий режим бездействовавшие много лет участки мозга.

Этот процесс занял как раз все время полета от Роксалена до Земли кружным путем.

Операция по пересадке нерва была проведена уже на подходе к солнечной системе. Солнце росло на панорамных экранах, и кружились вокруг него планеты, а медики “Лилии Зари” в корабельном лазарете совершали чудо, подвластное только богам.

Когда миламанский крейсер оставил позади себя Марс, Гургес впервые в жизни увидел свет.

Вскоре он уже смог различить в туманной дымке лицо бога, который склонился над ним и заставлял считать пальцы. Но вместо того, чтобы отвечать на его вопросы, юноша стал спрашивать сам.

— Чем заслужил я такую милость? Ведь сказано в Преосвященном Писании, что боги помогают праведным. А разве я праведник. Грешник из грешников, я проклинал богов, когда меня вели к месту жертвоприношения. Почему же вы, всемогущие, не испепелили меня и не обратили в пепел и прах? Зачем вы оставили мне жизнь и подарили мне свет?

— Наверное, потому что мы — не боги, — отвечали миламанские медики. — И если захочешь, мы и тебя научим возвращать людям жизнь и дарить им свет.

А еще через несколько часов Гургес уже вместе со всеми смотрел с наблюдательной галереи на раскинув­шуюся внизу планету, которая с этой высоты удивительно напоминала Роксален.

Но юный музыкант совершенно не тосковал по родине. Никаких следов ностальгии не было в его душе.

Он открывал для себя новый мир.

96

Появившись на земной орбите, Лай За Лонг планировал, не дав опомниться ни миламанам Май Не Муна, ни мотогалам Забазара, прорваться в атмосферу планеты и открыть землянам глаза на коварство мотогалов.

Но оказалось, что в Солнечной системе нет уже ни мотогалов, ни миламанов, а про коварство мотогалов земляне знают и без Лай За Лонга, потому что во всех новостях по всем телеканалам говорили только об этом. О несостоявшейся разрушительной войне, о найме авантюрис­тов в Галактические силы, о неудачных попытках земных правительств этому найму помешать и о неожиданном исчезновении инопланетных кораблей с орбиты Земли.

Звездолеты улетели, когда Забазар забил наемниками все свои корабли под самую завязку, а миламаны стали у слишком нервничать по этому поводу.

Они потребовали выдать насильственно удержи­ваемых землян, и Забазар не стал артачиться. Он отдал и Риту Караваеву, и космонавтов, и тех солдат и офицеров, кому не пришлась по душе идея создания Галактических сил с моторо-мотогалом во главе.

А пока миламаны возвращали бывших пленников на Землю, Забазар поймал момент, чтобы сделать ноги.

Эскадра Май Не Муна ринулась за ним с некоторым отставанием, но на временное пристанище союзнических войск в стороне от фронта обе группы вылетели одновременно.

Тут, правда, случилась непредвиденная накладка. Союзнические войска чуть было в полном составе не сдались в плен миламанам на двенадцати кораблях. От этого шага их спасло только появление генерала Забазара, который без всяких предисловий объявил новый курс и сообщил о смене лица у портрета Всеобщего Побеждателя.

Отныне этот портрет имел лицо Генералиссимуса Загогура.

Первым своим указом новый Всеобщий Побеждатель вернул Забазару звание полного генерала.

Все вернулось на круги своя и фортуна улыбалась Забазару во все 64 зуба.

Используя свой старый код, который дважды генерал Бунтабай не удосужился сменить, Забазар снял со всех союзников ошейники повиновения, но уведомил их, что вернуться на родину они смогут не раньше, чем родина каждого из них будет отвоевана у мотогалов, хранящих верность Узурпатору.

Узурпатором мятежники с первых дней стали называть прежнего Всеобщего Побеждателя. А еще они звали его изгоем, у которого нет своего мотогальника, что было самым страшным и унизительным оскорблением для любого моторо-мотогала.

Между тем, у Узурпатора теперь действительно не было своего мотогальника. Ведь считается, что мотогальник Всеобщего Побеждателя — эта вся моторо-мотогальская раса.

Дважды генерал Бунтабай каким-то чудом успел бежать, но покровители из мотогальников Бу и Тар оказали ему доверие еще раз. Они послали его подавлять мятеж, присовокупив к боевому приказу отеческое напутствие:

— Без победы не возвращайся.

Он и не вернулся. Земные рейнджеры взяли на абордаж его корабль и приволокли Бунтабая пред светлые очи генерала Забазара, который не стал его ни в чем упрекать, а только спросил:

— Что ты предпочитаешь — почетную смерть от алкоголя, в котором заключен дух Всеобщего Побеждателя, или принудительную линьку путем послойного снятия кожи острым скальпелем?

Дважды генерал Бунтабай скорее предпочел бы родиться заново, но это было не в его власти.

Перед тем, как принять почетную смерть, он узнал, что карательные войска, которые он возглавлял — отборные войска, состоящие из одних моторо-мотогалов, рожденных в самых достойных мотогальниках, в полном составе перешли на сторону мятежников.

97

—  Какого черта ты делаешь? — удивился русский боевик, назначенный Бунтабаю в секунданты, увидев, как дважды генерал раскладывает на белой тряпочке приспо­собления для смертельной инъекции.

Боевик прошел Афган, Югославию, Абхазию, Приднестровье и Чечню, но никогда еще не видел такого чудного способа самоубийства.

— Давай лучше выпьем, — предложил он. — Алкоголь — это, конечно, яд, зато умирать будет веселее.

И Бунтабай, который очень боялся смерти и знал, что при инъекции алкоголя внутривенно она обычно бывает мучительной, но быстрой и неизбежной, взял да и согласился.

Но фантазия боевика на этом не остановилась.

— Давай кто кого перепьет, — выдал он новую идею, и Бунтабай, которому было некуда деваться, согласился и на это.

Когда собутыльники хлопнули по четвертой, тело Бунтабая затряслось мелкой дрожью. Боевик в это время наливал по пятой, однако обнаружил, что дважды генерал больше не может пить. Он корчился в судорогах.

— Э! — окликнул его горячий русский парень. — Ты что, меня не уважаешь?!

Бунтабай ничего на это не ответил, и тогда боевик, обидевшись, заехал ему по морде.

Это только ускорило неизбежный конец. Самоубийца еще несколько раз дернулся и затих.

Боевик залпом выпил обе пятые стопки, добавил немного из горла, и дух Всеобщего Побеждателя разыгрался в нем с нездешней силой.

Окончательно обидевшись на всех и вся, он стал крушить мебель в каюте и попытался выбить креслом иллюминатор, ведущий в безвоздушное пространство. Это у него не получилось, но зато он круто оттянулся на моторо-мотогалах, прибежавших посмотреть, кто и зачем разрушает их корабль изнутри.

Потеряв несколько бойцов убитыми и ранеными, мотогалы чуть было не отступили, но тут виновник инцидента не удержал равновесия и рухнул ничком, крепко ударившись головой о переборку.

Наутро землянин тяжело мучился будунами, а мотогалы с оттенком восхищения рассказывали ему страшную историю, до боли напоминающую анекдот про Илью Муромца, который, конечно, хороший человек — но только когда трезвый. А уж если напьется, тогда гаси свет.

Впрочем, генерал Забазар не особенно жалел о потере нескольких мотогальских солдат. Глядя на земного Илью Муромца, он уже практически не сомневался — ему нужны именно такие бойцы.

98

Странная дуэль Ли Май Лим и принцессы Эдды, чем-то напоминающая соревнование коров-рекордисток, по всем признакам подходила к концу. По внешнему виду инфанта легко можно определить, когда прекращение кормления приведет к закукливанию, а когда — к вылуплению младенца.

Сейчас явно приближалась вторая стадия. Но когда Евгений Неустроев вернулся с Земли с новой идеей — отправиться в кругосветное путешествие по Галактике, эта стадия еще не наступила.

Евгений Оскарович привез с собой на “Лилию Зари” Риту Караваеву, которая ни в какую не хотела оставаться на Земле. Рита по-прежнему была несовершеннолетней, но теперь Неустроев доставил ее на свой собственный корабль.

На Земле Евгения Оскаровича без конца донимали предложениями продать звездолет за немыслимое количество долларов и требованиями отдать его безвозмездно Правительству Российской Федерации или Организации Объединенных Наций. Нобелевскую премию ему, правда, не предложили, и это решило дело.

Неустроев окончательно пришел к выводу, что ни за что и никогда не отдаст “Лилию Зари” никому. К черту Нобелевскую премию! Корабль стоит дороже. И даже сотни миллиардов, которые был готов выложить Билл Гейтс в складчину с другими миллиардерами из сферы высоких технологий — недостаточная цена за этот звездолет.

Примерно представляя себе силу миламанского оружия, претенденты опасались предпринимать в отношении Неустроева силовые акции, но все же он чувствовал, как сгущаются тучи, так что Евгению Оскаровичу очень скоро стало неуютно на Земле. И он возвратился на свой корабль с новой девушкой, появление которой обрадовало Ли Май Лим и вызвало очередной приступ ревности у принцессы Эдды.

— Она еще маленькая и вам не конкурент, — урезонил обеих Же Ни Йя, и дуэлянтки вернулись к своему соревнованию.

Но их снова ждал облом. Однажды в каюту, где друг против друга сидели нагие дуэлянтки, уложив на колени своих инфантов, вошла роксаленская крестьянка с младенцем на руках.

Ли Май Лим и принцесса Эдда не сразу поняли, что это значит. Но крестьянка сама им все объяснила.

— Она вылупилась только что, — с радостной улыбкой сообщила счастливая мать. — Это моя девочка.

Ли Май Лим бросилась ее поздравлять, а Эдда впала в истерику, и их инфанты на несколько минут остались без присмотра и без корма. И почти тут же они начали вскрываться, но никто так и не смог сказать, чей младенец закричал первым.

Дуэль вновь закончилась безрезультатно. То есть ясно было, что по большому счету победила крестьянка, но она-то как раз вовсе не претендовала на привилегированное место подле Евгения Оскаровича Неустроева.

К тому же она произвела на свет дочку, а у Ли Май Лим и Эдды вылупились сыновья. Неустроев радовался всем своим детям одинаково, а вот Ри Ка Рунг и Лай За Лонг выделили мальчиков особо.

— Солдаты нам еще понадобятся, — сказал командир спецназа, и капитан “Лилии Зари” молча кивнул в ответ.

Postscriptum

Прославленный полководец Забазар еще несколько лет видел перед собой сияющую улыбку фортуны и почти совсем забыл о зловещем предсказании рамбиярского колдуна, сожженного им у подножия замка князя Индра­девиманурая Телаверикарамутаранди.

Забазар даже не догадывался, что фортуна просто смеялась над ним.

Он достиг высшей славы и высшей власти, возглавляя Галактические силы в звании Генералиссимуса и освобождая от войск Узурпатора одну планету за другой. Впрочем, теперь уже было совершенно непонятно, кто узурпатор, а кто — законный правитель, кто Всеобщий Побеждатель, а кто — проклятый мятежник, и вообще — кто с кем и зачем воюет.

Кое-что прояснилось, лишь когда сразу четыре враждебных силы схлестнулись в борьбе за Тунган — старейшую мотогальскую колонию и ключ к метрополии.

Здесь сошлись миламаны, которые окончательно перестали доверять Забазару и его Галактическим силам; Забазар со своими войсками, где ключевые посты занимали мотогалы и земляне; Загогур, который рассорился с Забазаром, но без его поддержки никак не мог добиться, чтобы его признало Всеобщим Побеждателем большинство мотогалов; и наконец, Узурпатор, который на самом деле не был узурпатором, а был, наоборот, доподлинным Всеобщим Побеждателем.

И чтобы внести в эту мешанину окончательную ясность, на поле боя появился крейсер “Лилия Зари” в сопровождении целой армады кораблей, наполненных непобедимыми воинами, выращенными где-то на отдаленных планетах из семени носителей гена бесстрашия.

С этой армадой Лай За Лонг и Ри Ка Рунг освободили Тунган и открыли всем желающим дорогу на Мотогаллию. А пока желающие истребляли друг друга в стремлении определить, кому же все-таки достанется этот трофей, Лай За Лонг и Ри Ка Рунг провозгласили великого исследователя и путешественника Евгения Неустроева Генеральным секретарем Галактического Сообщества и переманили на свою сторону самые боеспособные части Галактических сил Забазара.

Непобедимые воины с геном бесстрашия в клетках навели такого шороху, что казалось, всеобщий мир уже близок и неизбежен. Но тут Забазар затеял новую смуту. Он раздобыл гормон биосовместимости, который миламаны извлекли из роксаленского Божественного Яйца, и стал плодить своих непобедимых солдат.

Теперь, когда потеря Тунгана подкосила обоих Всеобщих Побеждателей, именующих друг друга узурпаторами, такие солдаты очень пригодились бы Забазару, чтобы вернуть былое влияние и соединить в своих руках власть над Галактическим Сообществом и метрополией Мотогаллии.

Однако удаче уже надоело дразнить Забазара, и она попросту отвернулась от него. И однажды его непобедимые воины, выращенные в ускоренном режиме по методу бройлеров, ворвались в его резиденцию в состоянии массовой истерики, которая имеет свойство распростра­няться подобно огню в степи.

По отдельности эти воины были совершенно неуправляемы, но все вместе они по закону толпы стремились к единой цели — отомстить Генералиссимусу Забазару, который что-то кому-то не так сказал.

Что именно он сказал и тем более кому, все уже забыли, а многие не знали вовсе, и даже сам Забазар понятия не имел, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. На правах большого начальника он не особенно стеснялся в выражениях, а при случае мог и по морде заехать, так что причин для недовольства у подчиненных было больше чем достаточно.

Забазар просто забыл об особых свойствах непобеди­мых воинов, хотя медики специально предупреждали его о возможности такого поворота и предостерегали, что он ввязывается в эти эксперименты на свой страх и риск.

Но когда бессмысленно вопящая толпа с оловянными глазами и пеной из оскаленных ртов ворвалась в его резиденцию, сожалеть о своей ошибке было уже поздно. И делать работу над ошибками тоже.

Первые ряды безумцев были сплошь выкошены огнем излучателя, который Забазар, несмотря на свое возвышение, еще не разучился держать в руках. Но потом он устал без остановки крутиться вокруг своей оси, и бойцы, зашедшие сзади, повалили его на теплый пластиковый пол.

Как истинные потомки землян, воспитанных на кабацких драках и голливудских боевиках, они горели желанием всего лишь набить Генералиссимусу морду, как положено в случае обиды. Но когда к этой цели стремится сразу несколько тысяч разъяренных идиотов, тому, кого они бьют, весьма затруднительно остаться в живых.

Забазар умер как пес от зубов своей своры. Предсказание сбылось в точности, и прославленному полководцу не суждено было узнать, что свора, спущенная с цепи, в скором времени обрушилась на Галактику, только начавшую привыкать к миру.

Безумие мотогалов с их микроцефальной железой и наркотиком в крови соединилось с истерической безбашенностью носителей гена бесстрашия, и на свет появилось нечто жуткое и не поддающееся описанию. Это были самые настоящие монстры, которыми можно пугать детей и взрослых в сказках и фильмах ужасов.

После смерти Забазара ими овладело желание набить морду всем вокруг, и это могло окончиться плачевно, поскольку свирепые гибриды плодились, как мотогалы, и при этом были умны, как земляне. Трудно представить себе более взрывоопасную смесь.

Однако носители гена бесстрашия на службе добра делали все, чтобы сдержать эту стихию. В их генотипе не было мотогальской составляющей, зато была миламанская, которая уравновешивала земное безрассудство. И хотя эти воины тоже были склонны к истерикам и безумствам, подобные эксцессы не заходили слишком далеко. Больше всего эти солдаты напоминали Евгения Оскаровича Неустроева, который в ярости тоже становился буен, но никогда полностью не терял контроль над собой.

Хорошие парни стали теснить злецов на всех фронтах, и как раз в этот момент великий ученый Гургес Роксаленц, бывший слепой музыкант, а ныне ведущий специалист по транспланетарной генетике, сделал очередное великое открытие.

Он обнаружил, что ген бесстрашия не имеет никакого отношения к храбрости. Этот ген в активной форме всего лишь предопределяет холерический темперамент, вспыль­чивость и склонность к истерическим припадкам. А все остальное — это просто эффект плацебо. Если воину говорят, что он бесстрашный и непобедимый — то он и ведет себя соответственно.

Гургес Роксаленц давно уже не считал своих спасителей богами, но все же в первую очередь поделился своим открытием именно с ними. И Лай За Лонг на полном серьезе попросил его не обнародовать это открытие — по крайней мере до тех пор, пока Миротворческие Силы Галактического Сообщества не установят во Вселенной нерушимый и вечный мир.

— А что, если это не случится никогда? — сказал Гургес, иронически улыбаясь.

— Обязательно случится, — решительно тряхнул головой Лай За Лонг. — Надо только уничтожить всех, кто противится миру, и тогда он наступит.

Нерушимый и вечный.

18.11.2000 — 20.02.2001

&&

Планета Рай Рио Ман

“Огненная кошка” — корабль, сопровождавщий “Лилию Зари” и “Тень Бабочки”. Исправить, если не так.

“Свет Неба” — флагман миламанской флотилии.

“Змей Исцелитель” — исследовательский корабль миламанов

Капитан “Лилии Зари” Лай За Лонг

Ри Ка Рунг — командир миламанского спецназа

Най Джи Нур — его заместитель

Ли Май Лим — младший офицер спецназа миламанов, девушка с зелеными глазами

Мир Ка Мин — большая шишка на планете Рай Рио Ман

Верховный Главнокомандующий миламанских войск Адмирал Ее Величества Тай Ва Тин

Адмирал Май Не Мун

Капитан первого ранга Тум Ман Ти — командир “Тени бабочки”

Молодой ученый Ки Ван Кун

Капитан Ра Ва Рим — командир научного корабля

Зам Ми Зунг — моторо-мотогальский шпион в стане миламанов

Моторо-мотогальский шпион по имени Зум Ми Занг

Тунганец по имени Кья-696

Прекрасная Гуара — дочь казненного князя-рамбиярца

Кзязь Индрадевиманурай Телаверикарамутаранди — ее отец

Колдун по имени Трумариябармадик

Ученик колдуна Маламарипутрияр

Благородный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер

Оруженосец Гьер

Король Тур

Королева Гризанда

Принцессы Рузария и Эдда

Король Рембальт

Арарад Седьмой, Царь Гурканский и Беримурский, князь Тавера и Конта и владетель города Турмалина

Старшая дочь Мелисса

Младшая дочь Дария

Первосвященник Гитан

Юный музыкант из Турмалина Гургес

Генерал Забазар — начальник Главного штаба союзнических войск Мотогаллии

Генерал Бунтабай — начальник разведки Генштаба Мотогаллии

Второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан

Старший помощник второго адъютанта Дважды Генералиссимус Набурбазан

Запасной адъютант Всеобщего Побеждателя вице-генералиссимус Загогур

Личный секретарь ВП Четырежды Генералиссимус Таратай

Мудрец Бурамбаран

Заместитель Заразабаха полковник Тугудун

Почетный главнокомандующий союзнических войск Мотогаллии четырежды генерал Набурай

Подполковник Табарган

Изменивший Всеобщему Побеждателю моторо-мотогал Забатаган

Диссидентствующий доктор Нарангай

Евгений Оскарович Неустроев — учитель биологии, пленник миламанов (под именем Же Ни Йя)

Маргарита Караваева — его ученица

Зоя — девушка с взрывным характером

Офицер ФСБ Долгополов, который уверовал в инопланетян сразу и бесповоротно

18.11.2000                             0000000

18.11.                             0000000

18.11.fin                             4/21

19.11.                             7/7

20.11.                             20/16

22.11.                             35/20

23.11.                             44/30

24.11.                             51/36

25.11.                              55/10

27.11.                             61/34

28.11.                             67/4

7.12.                             70/7

8.12.                             74/30               21d

11.12.                             80/28                             77/6

12.12.                             83/18

14.12.                             87/3               27d

17.12                             94/7               30d

18.12.                             98/12                             101/28

19.12.                             102/35

21.12.                             108/16               34d

24.12.                             112/16

25.12.                             118/21

27.12.                             121/12

28.12.                             125/35

_______________________________

1.01.2001                             140/32               42d

2.01.                             144/34                             129/38

3.01.                             134/15

4.01.                             136/15

6.01.                             145/12               47d

7.01.                             149/20

8.01.                             152/20

9.01.                             158/35

10.01.                             163/8

14.01                             175/34               55d

15.01.                             170/27

16.01.                             175/8

17.01.                             180/8

18.01.                             184/30

19.01.                             190/14               60d

22.01.                             197/8

28.01.                             198/21

29.01.                             203/33               70d

30.01.                             211/8

31.01.                             220/21

1.02.                             225/36

4.02.                             236/25               76d

5.02.                             246/4

6.02.                             255/20

7.02.                             263/7

8.02.                             268/8

9.02.                             274/25

10.02.                             279/8

11.02.                             282/21

12.02.                             285/18

13.02.                             290/33

14.02.                             296/7               86d

15.02.                             302/34

16.02.                             309/34

17.02.                             311/34

19.02.                             318/19

20.02.                             361/1

20.02.                             368/32