Книго 

     Человек по имени Моше Беркович живет сейчас в доме  престарелых,  что
находится в Иерусалиме, в районе Рамат Эшколь. Это вполне  респектабельное
заведение, суточная плата равна месячному  жалованию  новых  репатриантов,
которые  убирают  здесь   комнаты   и   помогают   старикам   и   старухам
пересаживаться из обычных  кресел  в  инвалидные.  У  Моше  Берковича  нет
богатых родственников, иврит его слаб, и его трудно понять, если старик не
подкрепляет свои слова выразительными жестами. Проживание  его  оплачивает
Сохнут, и за три года еще ни  разу  бухгалтерия  Еврейского  агентства  не
просрочила платежей. Это естественно - Сохнут совершенно не  заинтересован
в том, чтобы вокруг имени Берковича велись какие-то разговоры.
     В документах не указан возраст старика. Наверняка это число не  столь
уж и велико - выглядит Моше на семьдесят, но, если посмотреть ему прямо  в
глаза, увидеть исходящий из них свет, то немедленно возникнет впечатление,
что это - молодой человек, полный энергии и творческих планов.
     Собственно, оба впечатления неверны.
     Иногда - примерно раз в два месяца  -  Берковича  навещает  внук.  То
есть, это санитарки так полагают, что  мужчина  в  вязаной  кипе,  но  без
бороды, худощавый, высокий и  сутулый,  приходится  Берковичу  внуком.  На
самом  деле  между  ними  нет  никакого  родства.  Но  этот  посетитель  -
единственный человек, с кем Моше ведет долгие беседы, размахивая при  этом
руками, волнуясь и переходя с шепота на крик. Никто,  впрочем,  разговоров
этих не слышит, потому что ведутся они в кабинете начальника, при закрытых
дверях, и сам начальник при этом не присутствует, удаляясь в дни посещений
по своим личным делам.
     После ухода посетителя Моше Беркович опять становится безразличен  ко
всему, и до следующего посещения ничем не выдает ни своего ума, ни знаний,
ни даже желания жить на этом свете.
     Санитарки почему-то считают, что Беркович родом из  Венгрии.  У  этой
идеи нет разумных оснований, как нет и ни единого  доказательства.  Именно
поэтому она и нравится многим. В конце  концов,  если  Беркович  почти  не
говорит на иврите, не понимает ни  по-английски,  ни  по-русски,  ни  даже
идиш, то он, естественно, родом из Венгрии.  Не  убеждает?  Ну,  это  ваши
проблемы.
     Кстати, посетитель разговаривает с Моше по-арабски, но кто слышал  их
беседы?
     И, еще раз кстати, зовут посетителя Исаак Гольдмарк.
     Мои экскурсы в  историю  Израиля  последнего  полустолетия  время  от
времени становятся похожими больше на  некие  литературные  реминисценции,
нежели на строго аргументированный рассказ о точно известных  фактах.  Это
естественно - точно известные факты  найти в  учебниках,  я  же  вижу
свою задачу в том, чтобы обнаружить в нашей истории скрытые пружины. Часто
ничего не могу доказать. У  меня  есть  определенные  соображения  о  том,
откуда взялся Моше  Беркович,  и  какое  к  этому  имеет  отношение  Исаак
Гольдмарк. У меня есть определенные соображения о том, что может  стать  с
Ближним  Востоком,  если  Моше  Беркович  начнет  говорить.  А  он  начнет
говорить, если им заинтересуются репортеры. А им непременно заинтересуются
репортеры,  если  я  напишу  и  опубликую  то,  что  намерен  написать   и
опубликовать. И тогда может оказаться, что я действительно прав,  и  легче
от этого никому не будет. А если я промолчу? Оставлю мои  соображения  при
себе или на дискете, которую никто не прочтет? Моше Беркович доживет дни в
Бейт-авот, Исаак Гольдмарк доработает  свою  стипендию  и,  скорее  всего,
вернется в  Соединенные  Штаты.  Если  он  и  начнет  что-то  рассказывать
знакомым, так кто ж ему поверит?
     А мне? Кто поверит мне?
     В 2021 году, как вы помните,  экономическое  положение  Израиля  было
очень даже неплохим. Это потом начался очередной спад, увольнения и прочие
общеизвестные прелести капитализма.  В  том  же  двадцать  первом  году  в
российские президенты вырвался  Николай  Евдокимов,  а  что  это  была  за
личность, рассказывать не приходится. Результат: алия резко возросла, и на
историческую родину прибыл-таки  давно  ожидаемый  двухмиллионный  оле  из
России. Им оказался бердичевский старичок, знавший об Израиле  только  то,
что это государство, где дают пенсию, и где его  не  достанет  собственная
дочь, вышедшая замуж за гоя.
     В том же году произошла трагедия,  о  которой  я  уже  рассказывал  в
"Истории Израиля" (глава "Из всех времен и стран"): сохнутовский  пакид  и
русский оле изобрели машину времени  и  вознамерились  вывезти  на  ней  в
современный Израиль всех евреев, какие когда бы то ни  было  проживали  на
нашей планете. Барак погиб в  Испании  XV  века,  и  руководство  Сохнута,
думаю, не было этим очень уж огорчено. Планы у  руководства  были,  как  я
теперь понимаю, несколько иными.
     Доктор Исаак  Гольдмарк  репатриировался  в  Израиль  из  Соединенных
Штатов  после  того,  как  сделал  докторат  по  физике   в   Колумбийском
университете.  Поселился  он  с  женой  и  тремя  детьми  в   Петах-Тикве,
Тель-Авивский университет предложил  ему  читать  курс  лекций  по  теории
перемещений во времени (вот вам, кстати, пример дискриминации -  "русский"
хронодинамик Лоренсон в том же году сторожил склад в  Раанане),  а  Сохнут
пригласил Гольдмарка  консультировать  работу  комиссии  по  расследованию
событий в испанском городе Толедо в 1502 году. Вот тогда-то  Гольдштейн  и
узнал о скрытой за семью печатями истории "абсолютной алии".
     Конечно, идея Барака показалась ему не столько безумной,  сколько  не
оправданной методологически. Государство не резиновое, оно не в  состоянии
принять сто миллионов евреев из прошлых веков. Скорее наоборот...
     Вот это "скорее наоборот" он  и  изложил  на  заседании  комиссии  по
расследованию. Получилось так, что именно в тот день в  Бен-Гурион  прибыл
двухмиллионный русский оле, и в министерстве строительства всерьез  начали
поговаривать о закупке караванов, как это уже  было  лет  тридцать  назад.
Доктор  Гольдмарк  был  ученым,  он  мог  и  не   продумать   политические
последствия  своих  расчетов,  но  руководство  Сохнута  думало  именно  о
политике. Вот цитата (за точность  ручаюсь)  из  выступления  председателя
сохнутовской комиссии по алие и абсорбции Моти Топаза:
     - Мне кажется, господа,  идея  уважаемого  профессора  ("доктора",  -
поправил с места Гольдмарк)  спасет  страну  от  страшной  беды.  Закон  о
возвращении не может быть изменен,  все  такие  попытки  наталкивались  на
полное непонимание в Кнессете. Но и принять  миллионы  олим  страна  не  в
состоянии,  особенно  сейчас,  когда  столько   проблем   с   государством
Палестина. В России осталось пять  миллионов  евреев,  еще  несколько  лет
назад их было втрое меньше. Все мы понимаем причину, но, господа, что-что,
а еврейская бабушка есть, по-моему, у трети населения России! Бессмысленно
осуждать бабушек, нужно спасать Израиль, не нарушая Закон о возвращении. И
предложение  господина  профессора  ("доктора!",  -  опять   не   выдержал
Гольдмарк) как нельзя кстати.
     Вернувшись в тот день домой, доктор Гольдмарк сказал своей жене  Риве
(за точность цитаты не ручаюсь):
     - А знаешь, в этом Сохнуте не такие идиоты,  какими  они  кажутся  на
первый взгляд. Мне удалось-таки их убедить.
     На что Рива, продолжая кормить грудью их четвертого сына, ответила  с
мудростью еврейской женщины:
     - Даже идиот становится разумным, когда нет иного выхода.
     Три месяца спустя сохнутовские эмиссары в  Москве  и  других  странах
бывшего СНГ (и еще более бывшего СССР) начали  рассказывать  всем  евреям,
желающим репатриироваться, о том, как плохо сейчас в  Израиле  -  половину
земель оттяпали палестинцы, на оставшейся  половине  экономический  кризис
(на деле он еще не начался, но Сохнут всегда обладал  даром  предвидения),
жилье дорогое, а работу  найти только  на  раскопках  старого  здания
Кнессета. Будущие репатрианты знали, что так оно и есть, но,  согласитесь,
слышать подобные речи из уст представителей Еврейского агентства  было  по
меньшей мере странно.
     - Вы советуете временно повременить  с  отъездом?  -  с  надеждой  на
отрицательный ответ спрашивал потенциальный оле.
     - Нет, конечно, - обиженно  отвечал  представитель.  -  Я  лишь  хочу
сказать, что лет через тридцать или пятьдесят наша страна  станет  райским
местом. Будет и жилье, и работа, и, кстати, никаких арабов.
     - Ну так то лет через... - разочарованно вздыхал русский еврей.
     - Для вас - сейчас! Новая  программа  Сохнута  позволяет  перебросить
мост через время!
     После чего начиналась натуральная сохнутовская  агитка:  процветающий
Израиль второй половины XXI века - дом для евреев.
     У плана доктора Гольдмарка был один недостаток.  Его  машина  времени
могла доставить все что угодно в любую точку будущего в пределах ста  лет.
Но вернуться обратно, если что не так, было уже невоз. Нет,  конечно,
в принципе  и вернуться, ведь не может так быть, чтобы  в  2021  году
машина времени была, а в 2080 о ней вдруг забыли. Но это уже  проблемы  не
Сохнута,  а  Министерства  абсорбции  из  того  будущего   Израиля,   куда
предлагалось  репатриироваться  бедствующим  евреям  диаспоры.  Кстати,  в
будущем у олим наверняка появится льгота на приобретение вертолета "Хонда"
или "Самара". А сейчас что? Даже льготы на  машины  действуют  всего  год,
разве это справедливо?
     Наверняка эти строки читают сейчас и  те  из  новых  израильтян,  чьи
родственники или знакомые поддались сохнутовской пропаганде и  отправились
в Израиль 2080  года,  оставив  в  прошлом  квартиры,  машины,  кризисы  и
доллары, ибо глупо ведь ехать на шестьдесят лет вперед с деньгами  образца
2020 года. Еще и за фальшивомонетчиков примут.
     Обратно действительно никто  не  вернулся,  значит,  там,  в  будущем
Израиле им стало  хорошо.  О  сусанинском  характере  изобретения  доктора
Гольдмарка  сохнутовские  пакиды  предпочитали  не  распространяться.   По
официальным сведениям, алию в будущее совершили всего 796 тысяч евреев.  Я
всегда думал, что евреи делятся на очень умных и очень глупых. Сам я,  как
видите, в будущее не отправился, хотя и имел такую  возсть.  Впрочем,
есть, конечно, некая малая вероятность, что я отношусь ко второй категории
евреев.
     Слава Богу, не обо мне речь.
     Мишка Беркович был в семье единственным ребенком.  Учился  играть  на
скрипке в музыкальной  школе  своего  родного  города  Кривой  Рог.  Когда
ребенок  подрос,  ему  наняли  репетитора  по  математике,  чтобы  он  мог
поступить в Киевский университет.  Мальчик  хотел  в  Московский,  но  для
жителей сопредельной и самостийной Украины проклятые москали  ввели  квоту
на прием, которая была слишком  мала  даже  для  представителей  коренного
населения, что уж тут говорить о евреях. Впрочем, семейный клан Берковичей
жил в Приднепровье этак с шестнадцатого века,  если  не  раньше,  так  что
Мишка был вполне "коренным". Это так, к слову.
     А тут еще война с Крымом. Идти брать Перекоп второй раз за  столетие?
Семья Берковичей предпочла уехать в Израиль.
     Историческое решение было  принято  вечером  23  октября  2019  года.
Запомните эту дату, она стала поворотной в истории человечества.
     Берковичи были людьми основательными. Приняв решение, они  не  начали
укладывать  чемоданы.  Напротив,  они  заставили  единственного  сына  еще
упорнее заняться не только  математикой  и  компьютерами,  но  и  языками:
английским,  ивритом  и  арабским.  Английским,  чтобы  мог   общаться   с
цивилизованным миром. Арабским, чтобы знал язык врага. Ну, а иврит -  дело
святое.
     Продали  квартиру  и  машину,  отправили  багаж  (тонна  на  семью  -
неумолимый предел Сохнута), перевели доллары в банк "Дисконт" (на закрытый
счет будущих репатриантов) и налегке отправились в Киев, наблюдая по  пути
следования разгул антисемитизма на Украине.  Разгул  состоял  в  том,  что
проводник в их спальном вагоне  не  переставал  жаловаться  на  отсутствие
порядка, в чем обвинял "усих жыдив", поскольку поминаемые недобрым  словом
жиды вместо того, чтобы строить  новую  жизнь  бок  о  бок  с  украинскими
братьями, намылились в  свой  Израиль,  где  порядочному  украинцу  делать
нечего, о чем запорожские казаки кричали еще сотни лет назад.
     В  Киеве  и  застало  семейство   Берковичей   начало   сохнутовского
эксперимента. За сутки  до  отлета  подошла  их  очередь  собеседования  с
чиновником, выдающим удостоверения новых репатриантов (подумать только,  в
прошлом веке эта процедура происходила после прибытия на Землю обетованную
и отнимала у прибывших олим последние силы!).
     - Господа, - торжественно сказал служащий Еврейского агентства,  -  я
уполномочен сделать вам предложение.
     И сделал. И дал на раздумья всего час.
     -  Представляешь,  Фира,  -  восклицал  Беркович-старший,   когда   в
выделенной  им   комнате   отдыха   семейство   обсуждало   фантастическое
предложение, - мы будем жить  в  двадцать  втором  веке!  Израиль  к  тому
времени станет сильнейшим государством мира!  Никаких  арабов!  У  каждого
своя вилла! У каждого - свой вертолет!  Хорошо,  что  мы  собрались  ехать
сейчас. Вчера нам бы этого никто не предложил, а завтра от желающих  отбоя
не будет! Первый получает все!
     Беркович-старший не замечал даже,  что  всего  лишь  повторяет  слова
сохнутовского  чиновника,  вкладывая  в  них  свой  олимовский  безбрежный
энтузиазм.
     - А если там не все так хорошо? - слабо возражала его жена Фира. -  И
знакомых у нас там не будет. А доллары? Они уже на счете в банке...
     - И  за  сто  лет  этот  счет  вырастет  во  много  раз!  Мы  приедем
миллионерами, Фира!
     Никто из старших так и не обратил внимания на то, что  Мишенька  тихо
сидит в углу, погруженный в свои мысли. С Мишенькой при  решении  семейных
проблем считаться не привыкли, поскольку лучше него знали, что  необходимо
ребенку для полного счастья. Ребенок, между тем, был твердо убежден в том,
что в свои шестнадцать лет имеет право иметь и собственное мнение, которое
ни при каких обстоятельствах не должно совпадать с мнением родителей.
     - Мы согласны, - сказал час  спустя  Беркович-старший,  решив,  таким
образом, судьбу сотен миллионов людей. Впрочем, он,  как  я  полагаю,  так
никогда и не узнал об этом (или - не узнает в своем XXII веке?).
     Вместо аэропорта Борисполь семейство Берковичей оказалось в гостинице
"Славутич", которую  арендовал  Сохнут.  Разумеется,  Еврейское  агентство
могло бы выбрать отель и получше, но, думаю, в  данном  конкретном  случае
руководство не столько экономило деньги,  сколько  надеялось  на  то,  что
удаленность от центра города позволит избежать наплыва любопытных. Все же,
действительно  странно,  когда  в  обыкновенную  трехзвездочную  гостиницу
доставляют большие  контейнеры  с  оборудованием,  в  холле  пятого  этажа
располагают чуть ли космический центр управления, а в  соседнем  с  холлом
номере люкс устраивают подобие самолетного салона.
     Когда,  отдохнув  с  дороги,  Берковичи  отправились  за  дальнейшими
инструкциями, Мишенька продолжал обдумывать свою мысль, и она  все  больше
его увлекала. Собственно, сделав по-своему, он убивал сразу  двух  зайцев:
во-первых, избавлялся от изрядно надоевшей опеки предков (Мишенька,  съешь
пирожок, Мишенька,  застели  постель,  Мишенька,  поиграй  на  скрипочке),
во-вторых, увидел бы не тот мир, которого еще нет, а тот, который уже  был
и который ему всегда нравился. В технике Миша был  не  очень  силен  (как,
впрочем, и в игре на скрипке, что бы ни думали по этому поводу  родители),
но полагал, что с тремя кнопками или клавишами справится без труда.
     Инструкции выдавал израильтянин, прекрасно говоривший по-украински  и
почему-то воображавший, что именно  на  этом  языке  семейство  Берковичей
желает услышать об устройстве  машины  времени  (Темпоратора  Гольдмарка).
Миша же упорно задавал вопросы на иврите (а если нажать вот здесь? А  если
здесь?), заставил отца повысить на  себя  голос,  после  чего  перешел  на
арабский. В общем, молодой человек резвился как мог,  потому  что  решение
свое он уже принял и даже успел запомнить, что и  где  нужно  нажимать  на
индивидуальном пульте.
     Господа евреи, отправляясь в дальний путь, присматривайте за  детьми,
даже если им не шестнадцать, а все тридцать.  А  если  шестнадцать  -  тем
более.
     Впоследствии, после  происшествия  с  Берковичами,  темпораторы  были
усовершенствованы и переведены на полную автономию, но во время тех первых
дней "алии в будущее" каждый  оле  должен  был  сам  набрать  по  указанию
оператора десятка полтора  цифр  на  пульте,  который  располагался  очень
удобно под правой ладонью.
     - Красную клавишу, - сказал оператор, следивший за отправлением  олим
из главной пультовой, расположенной в гостиничном холле, -  нажимайте  все
одновременно по моей команде. Тогда вы и там окажетесь в одном месте  и  в
одно время, не придется искать друг друга по радио "РЭКА".
     Семейство Берковичей принялось старательно  набирать  цифры,  которые
диктовал оператор. Год 2081 - шестьдесят лет  вперед.  Координаты  -  Лод,
здание службы абсорбции, то самое, которое  построили  недавно  и  которое
наверняка и в конце XXI века будет использоваться по прямому назначению.
     Это даже быстрее, чем на самолете в Бен-Гурион, -  подумал  Мишенька,
набирая совершенно другую цифровую  комбинацию.  Он  очень  надеялся,  что
оператор не заблокирует набор раньше времени.
     - Старт, - сказал оператор,  и  все  трое  одновременно  надавили  на
красные клавиши.
     Берковичи-старшие отправились искушать олимовскую  судьбу  в  Израиле
2081 года.
     Мишенька избрал свой путь. Когда  оператор  увидел  комбинацию  цифр,
набранную этим негодным мальчишкой, он прежде  всего  испугался  за  себя.
Уволят! И лишь второй мыслью было: "его же убьют там!"
     Это было действительно вероятнее всего: в шестом веке  нашей  эры  на
Аравийском полуострове.
     Работая в архивах Сохнута, я не сумел раскрыть файлы два файла -  они
были заблокированы, а кодов доступа мне узнать не удалось.
     - Пойми, - сказал мне Давид Патхан, начальник архивного отдела, когда
я высказал ему свое возмущение, - мы не против твоей "Истории". Но  ты  не
знаешь, что там произошло, в шестом веке...
     - Так я и хочу прочитать файлы, чтобы...
     - Так они потому и закрыты, чтобы ты их не прочитал.  Не  только  ты,
конечно. Слишком опасно.
     Сказать историку "опасно" - все равно,  что  показать  молодому  быку
красную тряпку или сексуальному  маньяку  -  мисс  Израиль-2030.  Пришлось
действовать обходными путями. Уверяю вас - вполне законными,  иначе  я  не
решился бы опубликовать ни строчки.
     Исаака Гольдмарка подняли среди ночи о огорошили новостью: оле  хадаш
с Украины, парнишка шестнадцати лет, репатриировался не по назначению.
     - Ну так верните  его,  -  сказал  Гольдмарк,  воображая,  что  этими
словами разом решил все проблемы.
     Сказать легко. Утром, собравшись с  мыслями,  Гольдмарк  был  уже  не
столь  оптимистичен.  Во-первых,  оказалось,   что   темпоратор,   которым
воспользовался Мишенька, не был юстирован с надлежащей точностью. Отсюда -
разброс в пространстве и времени, приведший к тому, что оле хадаш оказался
не в районе славного города Иерусалим, а в окрестностях не менее  славного
города  Мекка.  Во-вторых,   стоимость   операции   спасения   (тренировка
десантников,  темпоральный  поиск,  переброска  и   возврат)   оценивались
примерно  в  три  миллиона  шекелей.  Как,  простите,  должен  был  Сохнут
проводить эту сумму через бухгалтерию? В  виде  компенсации  Берковичу  на
неотправленный багаж? Или как возврат денег за электротовары? Председатель
отдела алии и абсорбции Моти Топаз запустил в седую шевелюру обе ладони  и
долго  ругал  Исаака  Гольдмарка  с  его  темпоратором  и  Сохнут  с   его
крючкотворством.
     - Время, господа, время, - торопил всех главбух Сохнута Арье Шохат, -
пока вы думаете, его там арабы убьют.
     - Не торопитесь, господа, нужно все очень  тщательно  подготовить,  -
возражал Гольдмарк. - А ты, адон Шохат,  не  понимаешь  простой  вещи.  Мы
можем тут хоть год рассуждать, а потом отправить темпоратор точно в тот же
момент времени, в котором оказался Беркович. Для него не пройдет и  минуты
после прибытия, как явятся спасатели.
     Поверить в это человеку, привыкшему к четкой формуле  "время-деньги",
было трудновато.
     Для  "захвата"  начали  готовить  трех  молодых,  но  уже   прошедших
ливанскую школу, десантников  из  бригады  "Гивати".  Обучали  пользованию
темпораторами, маскировке, поиску на местности. Два месяца - срок недолгий
в исторической перспективе. Гольдмарк был убежден, что сможет  перебросить
десант именно в двадцатое августа 556 года, но волнения своего сдержать не
мог, что, конечно, сказывалось на моральном духе десантников.
     Начало операции "Возвращение" назначили на 27 марта 2022  года.  Если
вы помните,  премьер  Визель  как  раз  в  тот  день  выехал  в  Вену  для
продолжения  переговоров  с  палестинцами  по  поводу  их   требований   о
ликвидации последних еврейских поселений в Иегуде и  Шомроне.  Переговоры,
естественно, успехом не увенчались, в отличие  от  сохнутовского  рейда  в
прошлое.
     Темпоратор вернулся через три минуты  после  старта,  хотя  на  часах
собственного времени капсулы прошло две недели -  именно  столько  времени
понадобилось десантникам, чтобы  отыскать  Мишку  Берковича  в  безбрежных
просторах Аравийского полуострова.
     Мужчине, которого десантники доставили в целости  и  сохранности,  на
вид    было  дать  лет  тридцать.  Обросший  бородой  по  самые  уши,
замотанный в жутко пахнувшую хламиду, со взглядом фанатика,  он  вовсе  не
был похож на домашнего еврейского мальчика из Кривого Рога. На  имя  Миша,
Михаэль, Моше он не откликался, делал вид, что не  понимает  ни  слова  на
иврите, и никак не реагировал ни на русский, ни на украинский.  И  все  же
это был именно Беркович, что легко было установлено по родимым пятнам,  не
говоря уж  о  "теудат  оле",  выданном  отделением  абсорбции  в  Киеве  и
найденном в складках хламиды.
     Первые  слова  Миша  Беркович  произнес   спустя   три   часа   после
возвращения, когда его помыли, накормили фалафелем и рассказали о том, как
его родители благополучно отбыли в будущее, и какую  травму  им  наверняка
нанес сын Мишенька своим безрассудным поступком.
     - Вы не дали мне увидеть моего сына, - гневно сказал Миша по-арабски.
     - Барух а-шем,  -  пробормотал  Исаак  Гольдмарк,  который  к  исходу
второго  часа   начал   было   сомневаться   в   умственных   способностях
новоприбывшего.
     Лучше бы он продолжал сомневаться!
     Собственно, о том, что случилось с Михаилом Берковичем в шестом веке,
написаны сотни книг, и каждый культурный человек, даже яростный  противник
Ислама, проходил историю Берковича в школе,  не  подозревая,  естественно,
что изучает именно историю Берковича.  В  анналах  она  называется  иначе.
Называлась, точнее говоря, теперь-то придется восстанавливать истину...
     Ничего нового,  таким  образом,  Миша  Гольдмарку  не  рассказал,  за
исключением того, что происходило в два первых дня его пребывания в  Мекке
556 года.
     Было жарко - гораздо жарче, чем Миша  ожидал.  В  Киеве  с  утра  шел
дождь, а здесь, судя по растрескавшейся почве, с неба не капало по меньшей
мере полгода. Именно здесь, сейчас, а не в двадцатом веке, живут настоящие
евреи! Вперед! Так примерно думал Мишенька, снимая с себя джинсы и рубаху.
В путь он  отправился,  оставшись  в  трусах  и  легкой  майке,  одежду  с
документами аккуратно свернул и нес в руке.
     Он был уверен, что попал в Иудею времен Второго храма.
     Какой-то город (неужели Иерусалим?) был виден в северной  стороне,  и
Миша побрел к людям, не очень понимая, как среди Иудейских  гор  оказалась
похожая на Кара-Кумы пустыня.
     Пройдя, по его оценке, километра полтора, он приблизился к  городским
постройкам -  ближе  всего  к  нему  оказалась  длинная  и  высокая  стена
какого-то сооружения, в стене была открыта дверь, куда Миша и вошел просто
для того, чтобы хоть немного побыть в тени.  Он  хотел  в  ту  же  секунду
выскочить обратно, предпочитая лучше погибнуть от жары, чем от вони, мух и
заунывного пения.  Однако,  человек,  который  выводил  невыносимо  нудные
рулады, уже увидел пришельца,  Мишка  замешкался  (по  правде  говоря,  он
смертельно испугался, потому что в руке у мужчины был большой острый нож),
и таким образом изменилась история цивилизации.
     - О боги! - сказал мужчина. - Вы не позволили мне это!
     Мужчина говорил по-арабски, и Мишка ответил ему на том же языке:
     - Я пришел с миром. Мне нужен кров. Я голоден.
     Мужчина, казалось, не слышал. Он все повторял свое "вы  не  позволили
мне", и Мишка, набравшись смелости,  сделал  несколько  шагов  вперед.  Он
находился в открытом дворике сооружения,  скорее  всего,  предназначенного
для отправления какого-то религиозного культа.  Не  иудейского,  это  было
легко  заметить.  Во-первых,  потому  что  посреди  дворика   стояли   два
заляпанных кровью и грязью идола. Во-вторых,  потому  что  перед  мужчиной
лежало мертвое тело мальчика лет пятнадцати. И еще - навоз, трупный  запах
и мухи.
     Странные вещи делает с человеком страх.  Он  может  заставить  бежать
сломя голову, даже если опасность не очень-то велика.  И  может  заставить
идти навстречу явной  гибели,  потому  что,  достигнув  какого-то,  трудно
установимого,  предела,  страх  лишает  человека   способности   правильно
оценивать ситуацию. Мишка просто не мог заставить себя повернуться  спиной
к человеку с ножом. И стоять на месте не мог - боялся  упасть.  Оставалось
одно - идти вперед, что он и сделал, не соображая.
     Мужчина уронил нож, упал на колени и завопил:
     - Боги не приняли жертву! Боги вернули мне сына!
     Может, так оно и было?
     Есть ли логика в исторических событиях? Воз,  если  бы  Владимир
Ильич Ленин подхватил в Разливе пневмонию,  Россия  спокойно  пережила  бы
октябрь. И если бы Арафат чуть крепче приложился во время аварии самолета,
арабы до сих пор мечтали о государстве Палестина...
     А если бы Мишка Беркович, в спешке нажимая  на  клавиши  темпоратора,
отправился не в Мекку, а к южноамериканским индейцам?
     Но случилось, как случилось.  Некий  житель  Мекки  Абд  аль-Муталлиб
приносил богам в жертву собственного младшего сына Абдаллаха, поскольку  в
свое время дал  обет:  вот  родятся  десять  сыновей,  одного  обязательно
пожертвую. Почему бы и нет - я породил, я и убью.  Сыновья  не  возражали,
даже сам приговоренный: воля отца - закон. И повел Абд  аль-Муталлиб  сына
своего Абдаллаха к идолам Исафа и Найлы, на задний  двор  храма  Каабы.  И
принес богам жертву, страдая всей душой. Но боги решили, что негоже лишать
человека сына. Как иначе мог Абд аль-Муталлиб объяснить то, что произошло?
Кровь еще капала с кончика ножа, когда открылась дверь в  задней  стене  и
явился юноша, почти обнаженный, безбородый, похожий на Абдаллаха  взглядом
и осанкой. И сказал посланец богов:
     - Я пришел с миром!
     Слова эти пролились бальзамом  на  истерзанное  сердце  отца,  и  Абд
аль-Муталлиб, не сходя с места, дал новый обет: принять посланца богов как
собственного сына Абдаллаха, ибо означает это имя - "раб божий".  А  богам
принести иную жертву. И чтобы не впасть в гордыню, Абд аль-Муталлиб решил:
пусть назовет жертву прорицательница из Хиджаза, что в Ясрибе.
     И было так. Десять верблюдов, - сказала  прорицательница,  -  а  если
окажется мало, то еще и еще десять. Пока боги не скажут: довольно.
     Мишка, обросший уже бородой,  вынужденный  следить  за  каждым  своим
словом и жестом, проклинал себя за безрассудство, но понимал, что поделать
ничего нельзя, и нужно жить по законам курайшитов, а какие  там  законы  в
шестом веке, да еще в Аравийской пустыне, в Мекке, вовсе еще не священной?
Хотелось домой, к маме, но где был его дом, и где мама?
     Братья приняли рассказ отца на веру, и могло ли быть  иначе?  Фатима,
жена  Абд  аль-Муталлиба,  лишь  на  третий  день  преодолела   внутреннюю
неприязнь к посланцу богов и поцеловала Мишку в лоб, отчего ему  почему-то
захотелось плакать.
     А потом привели в жертвенный загон храма Каабы  десять  верблюдов,  и
гадатель Хубал метал стрелы, и жребий пал на Мишку,  и  душа  его  ушла  в
пятки,  и  он  закрыл  глаза,  чтобы  ничего  больше  не  видеть,  но  Абд
аль-Муталлиб велел привести еще десять верблюдов, и снова  стрелы  указали
на Мишку, а потом еще и еще... Он едва держался на ногах, тем  более,  что
наступил полдень, и  в  загоне  было  невыносимо  душно  и  зловонно.  Сто
верблюдов терлись друг о друга боками, когда гадатель  провозгласил  "боги
говорят: хватит!"
     На пире Мишка сидел по правую руку от отца своего, а  братья  хлопали
его по плечу и славили,  хотя  новоявленный  Абдаллах  и  не  верил  в  их
искренность.
     Вы хотите знать, что было дальше? Я уверен - вы это знаете.  Наверно,
вы догадались уже и о  том,  что  произошло  четырнадцать  лет  спустя,  в
августе 670 года,  когда  Абдаллах,  сын  Абд  аль-Муталлиба,  муж  Амины,
возвращался в Мекку из поездки в город Дамаск. Десантники выловили караван
в пустыне, и явились пред взором Абдаллаха, и тот простерся ниц, не зная -
радоваться спасению или печалиться расставанию.
     - Я хочу увидеть своего сына, -  закричал  он.  -  Моя  Амина  должна
родить со дня на день!
     У десантников был приказ, который они  и  выполнили.  История,  ясное
дело, не знает сослагательных наклонений. Было так. И все.
     - Почему ты думал, что у тебя  должен  родиться  сын?  -  спросил  на
иврите Гольдмарк. Он хотел, чтобы голос звучал  равнодушно,  и  потому  на
Мишу не смотрел.
     - Я люблю  Амину,  -  помолчав,  ответил  по-арабски  Моше  Беркович,
Абдаллах, сын Абд Аль-Муталлиба, - я люблю ее как цветок в пустыне  ранней
весной, а любовь всегда рождает мальчиков. Мы хотели сына, как могло  быть
иначе?
     - У твоего приемного отца рождались одни девочки, значит, он не любил
свою Фатиму? - доктор Гольдмарк не задавал прямых вопросов и тем  более  -
главного, ради которого вот уже второй час вел неспешную беседу  с  Мишей,
который, приняв, наконец, как факт свое возвращение в двадцать первый век,
мгновенно состарился лет на тридцать. Перед Гольдмарком сидел  не  мужчина
тридцати лет, каким он  был  на  самом  деле,  но  старик  неопределенного
возраста, лишенный желания жить на этом свете.
     - Сыну не пристало обсуждать деяния отца своего, - сказал  Моше  или,
скорее, Абдаллах, потому что от Мишки Берковича осталась в  этом  человеке
разве что оболочка, да  и  та  была  не  более  похожа  на  оригинал,  чем
выцветшая копия на красочное полотно.
     - Как... как ты собирался назвать сына? -  спросил,  наконец,  доктор
Гольдмарк и замер в ожидании ответа.
     - Мухаммед, - сказал Абдаллах. - Я хотел сам воспитать его.  Я  хотел
внушить ему, что Бог един. Я хотел, чтобы курайшиты поняли, в  чем  истина
мира, чтобы они  перестали  поклоняться  идолам,  как  сделали  это  евреи
гораздо раньше. А ты... вы...
     Абдаллах сжал кулаки и встал, но злость, вспыхнувшая  в  его  глазах,
сменилась мгновенной тоской - он вспомнил любимую свою  Амину,  оставшуюся
вдовой, и отца своего с матерью, и братьев с сестрами,  и  Мекку  вспомнил
он, город юности с шумным базаром и храмом  Кааба,  и  перевел  взгляд  за
окно, где белели иерусалимским камнем кварталы  Рамат-Эшколь.  Он  понимал
смысл слова "навсегда", но смириться не мог.
     Он хотел домой.
     - Что ж, - сказал Исаак  Гольдмарк  на  иврите,  обращаясь  скорее  к
самому себе, чем к Моше Берковичу,  равнодушным  взглядом  смотревшему  на
плывущие к близким горам городские кварталы, - ты передал своему  сыну  по
наследству то, что мог. Он привел людей к единому Богу. Аллах - имя ему.
     - Аллах, - повторил Моше Беркович.
     Помолчав, добавил:
     - Я хотел, чтобы мой сын стал велик. Я  хотел  любить  жену  свою  до
конца дней. Зачем мне жить теперь? Все - прах...
     Мишка Беркович хорошо знал языки, неплохо - математику,  и  еще  умел
играть на скрипочке. Историю он знал плохо. Историю Ислама не знал  вовсе.
В школах Кривого Рога ее не изучали.
     Человек по имени Моше  Беркович  доживает  дни  в  бейт-авот,  что  в
иерусалимском квартале Рамат Эшколь. По  метрикам,  хранящимся  в  архивах
Министерства внутренних дел, ему сейчас двадцать  четыре  года.  На  самом
деле прожил он тридцать восемь. Выглядит на пятьдесят, а  после  очередной
бессонной ночи - на все семьдесят.
     Доктор Исаак Гольдмарк посещает своего подопечного примерно раз в два
месяца. Тогда Моше  оживляется,  в  глазах  его  появляется  блеск,  и  он
рассказывает гостю о своей жизни. Той жизни - не этой.
     Отец пророка так и не узнал до сих пор, кем стал его сын Мухаммед.  Я
это знаю. Теперь знаете и вы.
     А Бог един...
Книго
[X]