Книго 

     Мой  сосед  Роман  Бутлер,  комиссар   уголовной   полиции,   изредка
подкидывает мне задачки на соображение, как он утверждает, из  собственной
практики. К сожалению, у меня  мало  свободного  времени,  и  я  не  читаю
детективных романов, и потому  через  день-другой,  когда  я  пасую  перед
неразрешимой проблемой  поиска  убийцы  среди  тридцати  шести  пассажиров
купейного вагона, Роман с  улыбкой  заявляет,  что  пересказал  мне  сюжет
одного  из  последних  романов,  приобретенного  в   компьютерном   отделе
Стеймацкого. Я начинаю злиться, а Роман хохочет  и  подсовывает  очередную
загадку:
     - Из какого романа? - немедленно спрашиваю я.
     - Из жизни, - неизменно говорит комиссар.
     И накалывает меня в девяти случаях из десятки.
     Я говорю об этом к тому, что, когда Роман пришел  ко  мне  в  прошлый
шабат и спросил, не желаю ли я участвовать в  поимке  убийцы,  у  меня  не
возникло никаких сомнений в том, что он опять водит меня за нос.
     - Нет, - сказал я. - Пусть каждый занимается своим делом. Вы, сыщики,
ловите, а мы, историки, Ватсоны и всякие Гастингсы - описываем.
     - Между прочим, -  сказал  Роман,  -  когда  Холмс  говорил  "Ватсон,
сегодня  нам  предстоит  нелегкое  дело",  уважаемый  доктор  не  разводил
демагогию, а бросался чистить пистолет.
     - У меня нет пистолета, - сказал я. - Битахонщики утверждают, что моя
жизнь в полной безопасности, потому что я  живу  в  Бейт-Шемеше,  а  не  в
Калькилии.
     - Ну, хорошо, - сказал Роман,  демонстративно  вставая.  -  Пойду  за
помощью к Хаиму.
     - Это к какому же Хаиму? - подозрительно спросил я. - Ваксману?
     - Естественно, - пожал плечами Бутлер.  -  Если  один  специалист  по
истории, в том числе альтернативной, отказывает полиции в  помощи,  ей  не
остается ничего другого, кроме как обратиться к конкуренту.
     - Да что Ваксман понимает в... Ладно, уговорил.  В  чем,  собственно,
дело?
     Дело заключалось вот в чем. Некий израильский  араб  по  имени  Ахмад
Аль-Касми, житель Лода, убил  в  среду  своего  работодателя  Арье  Эхуда.
Никакой  националистической  подоплеки  не  обнаружено.   Ахмад   был   по
специальности программистом и работал в  строительной  фирме,  рассчитывая
конструкции  транспортных  развязок  на  семи  и  более  уровнях.   Шестой
мост-уровень развязки возле Арада, рассчитанный Аль-Касми, рухнул  в  ночь
на вторник. К счастью, время было позднее, и никто не пострадал.  Эксперты
обвинили в случившемся  Эхуда,  Эхуд  -  своего  программиста.  Аль-Касми,
человек горячий, заявил, что расчет был верный, а  в  бетон  Эхуд  положил
много песка. Слово за слово,  началась  драка,  и  прежде  чем  их  успели
разнять, Аль-Касми ударил хозяина в челюсть, тот упал  головой  на  острый
угол стола - и отдал концы.
     - Дело ясное, - сказал я, - свидетелей, видимо, много, при чем  здесь
я?
     - Свидетелей много, - согласился Бутлер. - Я не прошу тебя  доказать,
что убийца - Аль-Касми, это не вызывает сомнений.
     - В чем же дело? Надо полагать, его скрутили на месте?
     - В том-то и дело, что нет. В суматохе он сумел скрыться.  Поиск  был
организован по всем  правилам,  через  два  часа  машину  Аль-Касми  нашли
брошенной неподалеку от транспортной  развязки  Элит  в  Рамат-Гане.  Двое
суток понадобилось, чтобы отследить дальнейшие передвижения Аль-Касми.  И,
как ты думаешь, Песах, куда он направился?
     - К родственникам в Палестину, - предположил я.  -  Тамошняя  полиция
его нам не выдаст, как пить дать.
     - Это, кстати, была наша первая идея, мы потратили на  ее  разработку
целые сутки. Нет, в Палестину он не переходил. И кстати, Песах, если ты не
знаешь: у нас с палестинцами договор о взаимной выдаче  преступников,  они
не стали бы скрывать Аль-Касми, если бы знали, где он находится.
     - Н-да? - с сомнением сказал я. - Палестинцы выдадут  евреям  своего,
чтобы евреи его засадили за убийство?
     - Ты в каком веке живешь, историк? - возмутился Роман. - Палестина  -
это не территории, это независимое  государство,  имидж  для  них  кое-что
значит.
     - Ну, допустим, - я не стал дальше углубляться в  эту  тему,  хотя  и
имел кое-какие  соображения  по  поводу  имиджа  независимого  государства
Фаластын. - Что же оказалось в результате?
     - Вот потому я и пришел к тебе, а ты не даешь мне досказать до конца.
     - Я нем как рыба, - сказал я.
     - Нам понадобилось трое суток, чтобы обнаружить:  через  четыре  часа
после убийства Аль-Касми вошел в здание Института  альтернативной  истории
Штейнберга,  заказал  сеанс  трансформации   с   неограниченным   временем
погружения и занял предложенную ему кабину. Вот так. Сейчас он находится в
какой-то альтернативной реальности...
     - Что за  глупости!  -  воскликнул  я.  -  Что  значит:  находится  в
альтернативной реальности? Физически  он  находится  в  той  операторской,
которую ему предоставили. Не хочешь же ты сказать, что  вы  не  обнаружили
тело Аль-Касми...
     - Обнаружили, конечно, куда оно денется. Но именно тело. Сам  убийца,
его, так сказать,  личность  находится  в  каком-то  альтернативном  мире.
Работники института запретили нам отключать Аль-Касми от аппаратуры  -  по
их словам, это равносильно убийству. Вернется Аль-Касми неизвестно когда -
время сеанса не оговорено, он оплатил семь дней заранее, остальное  пойдет
в кредит. К тому же, неясно, в каком состоянии он вернется. Что там с  ним
происходит? Если он там, скажем, тоже кого-то убьет и его посадят - там, а
не здесь?
     - Ну-ну, - сказал я,  предвкушая  любопытное  путешествие.  -  И  вы,
значит, решили  послать  за  ним...  э-э...  группу  захвата  и  заставить
вернуться, так я понял?
     - Песах, о  чем  ты  говоришь?  Пойти  в  альтернативный  мир  Ахмада
Аль-Касми может  только  специалист-историк.  Причем  один.  Если  послать
группу, то каждый ее член окажется в собственном альтернативном мире,  где
будет свой Аль-Касми и, вполне вероятно,  не  тот,  что  сбежал  из  нашей
реальности. Черт возьми, у меня  от  всех  этих  альтернатив  голова  идет
кругом! Я ничего в этом не понимаю. Излагаю мнение  специалистов.  Это  их
идея - попросить тебя. Ты столько раз бывал в...
     - Конечно, - согласился я, ощущая свою значительность. - Рад  помочь.
Единственная загвоздка - я ведь тоже войду  в  собственный  альтернативный
мир, который может и не иметь ничего общего с тем, куда погрузился...
     Тут до меня дошло, и я надолго замолчал, обдумывая план действий. Что
ж, сотрудники института были правы - только у меня и могло получиться.
     - Поехали, - сказал я.
     Объясняю  для  незнающих.   Альтернативных   миров   -   бесчисленное
множество. Каждое решение, принимаемое человеком, создает свой мир, вполне
физически реальный: целую Вселенную, отличающуюся от нашей лишь тем, что в
ней данный человек принял не то решение,  какое  принял  здесь.  Аль-Касми
мог, например, отправиться обозревать мир, который возник, скажем,  тогда,
когда он не ударил своего хозяина кулаком в лицо. Ведь была же у него,  на
самом деле, альтернатива! Я думаю, и Бутлер так думал,  и  все  в  полиции
были с ним согласны, что убийца поступил именно так.
     Что из этого следует? То, что этот вариант  просчитать, подгоняя
под себя - когда-то, допустим, я  мог  создать  некий  альтернативный  мир
каким-то своим решением,  и  именно  этот  мир  был  впоследствии  изменен
решением  Аль-Касми.  Только  при  таком  раскладе  мы  имели  возсть
встретиться с реальным Аль-Касми там, а не здесь.
     Вот это и есть самое сложное, тонкое и редко у  кого  получающееся  -
рассчитать и выполнить такое соединение. Я это могу. Я это уже  проделывал
несколько  раз  и  не  рассказывал  еще  об  этом  в   "Истории   Израиля"
исключительно из скромности. Но расскажу - будьте уверены.  Не  утверждаю,
что хорошо просчитываю альтернативы. Действую чисто  интуитивно,  но  пока
моя интуиция меня не  подводила.  Неудивительно,  что  директор  института
доктор Рувинский посоветовал Бутлеру обратиться ко мне.
     В Герцлию мы мчались на полицейском вертолете под вой сирены - видели
бы вы, как шарахались частные авиетки и воздушные велосипедисты! Добрались
за полчаса, и это при перегруженных эшелонах на всех транспортных высотах!
Вот в чем преимущества полиции.
     Всю  дорогу  я  молчал,  изучая  оперативные  данные  по   Аль-Касми,
рассматривая его фотографии и призывая на  помощь  свою  интуицию.  И  чем
больше я вчитывался в биографию этого человека, тем  громче  моя  интуиция
протестовала против идеи Бутлера. Она лежала  на  поверхности,  эта  идея.
Аль-Касми  родился   в   Лоде,   получил   образование   в   тель-авивском
университете, он был благополучен и лоялен, не участвовал ни в интифаде  в
2005 году, ни в палестинских демонстрациях 2011 года. О  его  политических
взглядах было сказано лишь, что он выступал в  дискуссии,  состоявшейся  в
2015 году, где отстаивал идею равных прав евреев и арабов на землю от моря
до реки. Аргументы его были убедительны - историю он знал, хотя и  был  по
специальности программистом-конструктором. Вот это меня и смутило - знание
истории...
     Убийца  расположился  в  третьей  операторской.  Красивый  мужчина  с
тонкими усиками. Классический тип  человека,  старающегося  изображать  из
себя типичного представителя своей национальности, каковым он, кстати,  не
был - скорее я признал бы в нем француза, нежели араба-палестинца.
     И это еще больше утвердило меня во мнении, что интуиция не ошиблась.
     -  Пошли,  -  сказал  я,  и  меня  отвели   в   ближайшую   свободную
операторскую.
     - Подключаться к альтернативам буду сам, - предупредил я. - Прошу  не
вмешиваться ни при каких обстоятельствах.
     - Но наши операторы сумеют точнее подогнать... - начал было  директор
Рувинский, боявшийся то ли за меня, то ли за свою  аппаратуру.  Я  прервал
его:
     - Наум, ты меня знаешь. Предоставь действовать самому.
     - Ну хорошо, - неохотно  согласился  Рувинский.  -  Мои  ребята  тебя
подстрахуют.
     Я пожал плечами и сел в кресло.
     -  мне присутствовать? - спросил Бутлер.
     - Только не здесь, - сказал я. - Иди-ка к Аль-Касми и надевай на него
наручники, как только он вернется оттуда.
     Честно говоря, я был  убежден,  что  Аль-Касми  наплевать  на  своего
хозяина. Он его  ударил,  и  ударил  бы  при  аналогичных  обстоятельствах
вторично. Идея скрыться от правосудия в мире, где он не убил Эхуда, только
на первый взгляд казалась логичной, но психологическому портрету убийцы не
соответствовала.
     Разумеется, Аль-Касми отправился  в  другую  альтернативу,  возникшую
гораздо раньше. Поскольку я догадывался, о какой альтернативе  может  идти
речь, то и отправился туда, хотя, уверяю вас, попадать в тот мир у меня не
было никакого желания. Да и опасно это было, если по правде...
     В нашем мире Аль-Касми был лоялен режиму. Значит, существовал мир,  в
котором он был большим деятелем интифады. Мир,  о  котором  он  мечтал  по
ночам. Туда-то я и отправился.
     Я ожидал всякого, но не такого!
     Я стоял на улице Алленби угол  улицы  Ахад  Ха-ама  и  никак  не  мог
сообразить, чем эта улица отличается от той, к которой я привык с детства.
Лишь через минуту  дошло:  все  надписи  -  на  фалафельных,  на  магазине
фототоваров, на магазине одежды - были на арабском. Ни  одного  ивритского
слова. Это первое.
     Второе - люди. Вокруг меня  шли,  стояли  и  даже  сидели  на  низких
скамеечках  одни  арабы.  Ошибиться  было  невоз  -  они  и  говорили
по-арабски, и я понял, что интуиция меня таки не обманула.
     Молодой араб-полицейский толкнул меня в бок  -  явно  умышленно  -  и
сказал:
     - Еврей, чего уставился? А ну-ка, покажи документ.
     Без лишних слов (я хорошо знал нравы местной  полиции)  я  достал  из
заднего брючного кармана свое удостоверение.
     - Песах Амнуэль, - произнес араб вслух мое имя с таким  видом,  будто
каждая буква вызывала у него приступ рвоты. - Допущен  в  пределы  зеленой
черты до восемнадцати часов. Эй,  еврей,  сейчас  уже  полпятого.  У  тебя
полтора часа времени. Ты не успеешь добраться до  своего  поселения.  Чего
стоишь тут?
     Я спрятал документ и пошел прочь, соображая, что делать  дальше.  Мне
нужно было  увидеть  Аль-Касми.  Совершенно  очевидно,  что  он  находится
поблизости: программа могла ошибиться в выбросе  не  более  чем  на  сотню
метров.
     Я медленно пошел в сторону бывшей улицы Бен-Иегуды, стараясь смотреть
по сторонам так, чтобы не привлечь ничьего внимания.  В  лавках  торговали
арабы, но я видел и евреев - один из них стоял посреди тротуара и  большой
метлой собирал в кучу скомканные бумаги, обрывки каких-то пакетов и пустые
пластиковые бутылки. Где, черт возьми, банк Ха-поалим? Где машбир? По одну
сторону улицы стояли одноэтажные  хибары,  по  другую  тянулся  пустырь  и
котлован, на дне которого я увидел огромную кучу мусора.
     По идее, чего мне сейчас не хватало, так это сегодняшней газеты  или,
еще лучше, учебника местной истории. Желательно, на иврите - мои  познания
в арабском, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
     На углу с улицей Бен-Иегуды (она называлась здесь  как-то  иначе,  но
надпись была на арабском) стоял  мальчишка-разносчик,  продавая  сладости,
лежащие на подстилке. Рядом, прямо на тротуаре, я увидел  несколько  пачек
газет. Так - арабская, арабская, арабская, а это... о!  Чего  я  никак  не
ожидал - газета была на русском  языке.  "Еврейская  жизнь".  Две  драхмы.
Мелочь я  отыскал  в  кармане,  и  через  минуту  просматривал  заголовки,
прислонившись к кривому дереву. Газета была небольшая - четыре страницы, -
без компьютерной поддержки, типографский набор,  прошлый,    сказать,
век. Впрочем, арабские издания, как я успел заметить, были не лучше.
     "Евреи должны добиваться места в парламенте!" - гласил  заголовок  на
первой полосе. Я пробежал глазами текст. Некий Амос  Оз,  писатель,  автор
романа "Из грехов твоих", утверждал,  что  евреи  никогда  не  получат  ни
единого мандата, поскольку на каждого еврея приходится три  мнения,  а  на
каждое поселение - своя партия. И при  таком  положении  дел  политических
свобод им не добиться до явления Мессии.
     Неужели тот самый Оз? - подумал я. Писатель, которого я читал в своем
мире -  левый  радикал,  сторонник  независимой  Палестины...  Собственно,
почему бы и нет? История  сделала  кульбит,  но  люди-то  остались,  если,
конечно, они родились здесь или приехали раньше создания альтернативы. Ибо
я не думал, что сюда, в Фаластын, или как теперь называется  этот  анклав,
эмигрировало много евреев - при нынешнем-то раскладе сил...
     - Эй, парень, - услышал  я  и  не  сразу  сообразил,  что  мужчина  в
скромной одежде говорит по-русски. - Ты, я вижу, согласен с Озом?
     Мужчина, естественно, держал в руке метлу.
     - Нет, - сказал я, - я не согласен с Озом. Простите, не могли  бы  вы
сказать мне, сколько сейчас евреев в... э-э... Палестине?
     - Где? - переспросил "русский" и принялся энергично махать метлой, не
глядя в мою сторону. - Слушай, шел бы ты отсюда, а то хозяин увидит, что я
с тобой разговариваю и оштрафует...
     - Так ты же сам заговорил, - резонно ответил я и услышал:
     - Я думал, ты агавник, а ты, видно, карамник.
     Чтоб я знал, что все это значило!
     - Ухожу, - сказал я. - Только один вопрос. Сколько нас  тут,  русских
евреев?
     - Дураков-то? - пробормотал мужчина  так,  что  я  еле  расслышал.  -
Думаю, тысяч пятьдесят.
     Он принялся мести тротуар с рвением, достойным лучшего применения,  и
я отошел в сторону. Перевернул  страницу  и  увидел  заголовок:  "Арабская
полиция  арестовала  Хаима  Викселя  в   поселении   Ариэль".   Статья   в
драматических  тонах  повествовала  о  том,   что   вчера   ночью   пятеро
полицейских-арабов  сорвали  заграждение  вокруг  поселения,  избили  двух
евреев-охранников и ворвались в дом, где мирно спала  семья  строительного
рабочего Викселя.  Хозяина  скрутили  и  увели,  нарушив,  таким  образом,
автономию поселений в черте оседлости. Викселя  обвиняют  в  том,  что  он
совершил теракт: напал на автобусной остановке в Рамле на женщину-арабку и
ударил ее по лицу. Виксель утверждает, что никогда  не  был  в  Рамле,  но
женщина его опознала, и теперь бедному отцу семейства  грозит  пожизненное
заключение. А если бы женщина сказала, что он пытался пырнуть ее ножом?  -
спрашивал автор. Неужели Викселя уже расстреляли бы, даже не  потрудившись
убедиться в том, что он говорит правду?
     Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную  тоску  по
свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.
     Тоскливо, господа...
     На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби  и
спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На  семьдесят
пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того
же перекрестка и видит того же еврея. Опять в  университет?  -  спрашивает
араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, -  понуро
отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже  проехали,  осталось
всего восемь...
     Я скомкал газету и бросил в урну.
     Ну хорошо, ясно, что в  этом  мире  нет  Израиля,  а  евреи  живут  в
поселениях, где-то в черте  оседлости,  и  работают  у  арабов  на  черных
работах. Но где их национальная гордость? Где "лехи", где "этцель"  и  где
"хагана"? Где еврейские боевики и где последователи  Шамира?  Не  верю  я,
чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в  сорок  восьмом
войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.
     А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой
Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти  самого
мечтателя...
     Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В  принципе,  я
был не прочь  походить  по  Тель-Авиву  (как,  кстати,  здесь  этот  город
назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили  жизнь  побежденных
евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая  в  этом
мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский  террор.
Любопытно было бы посмотреть  на  местных  поселенцев  -  не  все  же  они
нанимаются к арабам на работу и не все метут  улицы  в  Тель-Авиве.  Но  и
пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об
этом позаботились.
     Как же они - мы? -  отстаивают  свое  национальное  достоинство?  Как
доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем,  действительно,
что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути  и,  если  евреев  не
допускают  в  парламент,  то    устраивать   демонстрации   протеста,
объявлять голодовки, ну, что еще?
     Я подумал, что все это просто глупо - разве  мои  родители,  олим  из
России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками?
Пока не подожгли десяток машин, да пока не  создали  партию,  да  пока  не
парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...
     Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с  оружием
в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.
     Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй,  я  даже
начал понимать этого араба, уверенного в том, что  его  согнали  с  родной
земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет  сознание,  -
вот уж действительно...
     Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном  не  мной,
полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела.  Ахмада
Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он  стоял  у  огромного  синего
лимузина марки "форд",  сложив  руки  на  груди,  и  наблюдал,  как  еврей
протирает стекла. Судя по выражению на  лице  Ахмада,  он  ждал  окончания
работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.
     Я  остановился  неподалеку  и  с  ужасом  понял,  что  не  знаю,  как
действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь  -
зови полицейского. Но Роман воображал, что  я  попаду  в  совершенно  иную
альтернативу!
     Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову.  Взгляды
наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал  прекрасной
интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы  понять:  я  пришел  к
нему не для того, чтобы проситься на временную работу.
     - Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в  свой  мир,  иначе  я
вызову полицию. Считаю до трех. Один...
     И что я должен был делать, по-вашему?
     - Два...
     Я шагнул вперед и, прежде чем  Ахмад  успел  увернуться,  влепил  ему
правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень  неприятное
ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!
     Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.
     - Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей  или
кто?
     Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех  сторон
к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не  нужно
было никакой интуиции.
     Я произнес контрольное слово.
     Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.
     - Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми
надели  наручники  и  увезли  в  полицейской  машине.  -  Только  бить  не
следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии  о  незаконных
методах задержания.
     - Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал  я.  -  Не  вижу,
чтобы от моего кулака его морда сильно  пострадала.  Убийца  он,  в  конце
концов, или нет?
     - Убийца, - согласился Бутлер, -  а  закон  есть  закон.  Нужно  было
вызвать полицейского...
     - Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и  я  тебе  расскажу,
что сделали бы со мной  полицейские,  если  бы  я  поступил  так,  как  ты
говоришь.
     У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос  обвиняемого.
Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня,
он вздохнул:
     - Знаешь, Песах, я иногда и сам думаю: как жили  бы  евреи,  если  бы
земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы
одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "хагану"...
     - Нет у них там никакой "хаганы", - сказал я.
     - Так это альтернативный мир Аль-Касми...
     - Ну и что? Не мог же  он  конструировать  все  причинно-следственные
связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали
законы истории.
     Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в  том
мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги  Палестины.  И
как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы  женщин,  а  в
остальном... Мир - зеркало, господа.
     - Тяжелая у тебя работа, Песах, - сказал он наконец. - Не думал,  что
писать историю так трудно.
     - Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.
     - Или раскрывать преступления, - сказал Роман.
     Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.
Книго
[X]